Русский капкан - Борис Яроцкий

Признаться родному отцу он не решился. Отец, Витольд Ханс Сааг, наполовину эстонец, наполовину немец, предвзято относился к России и к русским. Предвзятость окрепла, когда мать Сергея, Елизавета Романовна, влюбилась в русского офицера и сбежала к нему. Сергею шел восьмой год. Но счастье Елизаветы и ее сына оказалось коротким. При обороне Порт-Артура офицер погиб, семью приютил у себя однополчанин погибшего Александр Самойло. Вскоре Елизавета вторично вышла замуж и с мужем уехала в Туркестан. Мальчик остался в семье однополчанина. Тот его усыновил, дал русское имя и украинскую фамилию (род приемного отца шел от запорожских казаков – походного атамана по прозвищу Самийло Кишка). С новым именем и новой фамилией Сергей Самойло был принят в русскую гимназию, затем – в Константиновское артиллерийское училище. В мировую войну вступил уже в чине капитана и в должности командира батареи.

Россия стала его родиной, и когда ему кидали в упрек, что он русский националист, он с гордостью отвечал: «Русские националисты спасут Россию». Впервые эту фразу он услышал из уст приемного отца, к тому времени уже генерал-майора. Несколько позже от него Сергей услышал: «Для русского человека самое святое – отечество по имени Россия. С ним нам жить и с ним делить судьбу, какой бы она ни была».

И еще: «Русский человек по натуре добрый и бесхитростный. А наша профессия, Сережа, – это воинственная доброта. Она предполагает зоркость и хитрость, умение вовремя отличить друга от недруга, и без надобности не обнажать свою ненависть к непримиримым врагам России. Открытость своего сердца, но только для друга».

Эти слова ложились в юную душу, как зерна в пахотное поле. К тому времени Сергей Самойло, уже капитан, в пламени мировой войны своим умом дошел до понимания, на чьей стороне правда. Каждый свой поступок он сверял по отцу-генералу: «А как бы в этом случае поступил батя?»

Но Сергей помнил и отца, который дал ему жизнь. Он к нему вражды не питал. И когда, будучи кадетом, увидел своего отца по крови, узнал его, постаревшего, поседевшего, с глубокими морщинами на выбритых щеках, но не потерявшего осанки, с осмысленным взглядом пытливых глаз, не удивился. Он чувствовал, что рано или поздно отец по крови его разыщет.

Отец отыскал его по снимку в газете «Петербургские новости». Фотограф запечатлел полковника, награжденного офицерским крестом за оборону Порт-Артура. Витольд Сааг узнал в нем офицера, к товарищу которого сбежала его жена. В то время Лизи жила в Петербурге, сын учился в военном училище. Труда не составило установить адрес семьи, которая приняла сына героя Порт-Артура.

– Сережа, а меня ты узнал? – растроганно спрашивал отец по крови.

Глаза родителя были все те же, пристальные, пытливые, какие он запомнил в восьмилетнем возрасте. Это были глаза инженера, умеющего работать не торопливо, вдумчиво, предвидеть последствия своих усилий.

– Узнал, – не сразу ответил сын.

Сколько лет минуло, и время, как туманная дымка, уже размывало в памяти контуры отцовского лица. Заметно изменился голос, но слова, сказанные в назидание, звучали весьма отчетливо: «Если дело начал, доводи до конца. Работай на конечный результат. Тогда тебя будут ценить как мастера первой руки».

Уже в раннем возрасте Сергею повезло: у него неожиданно оказалось два отца и оба были заинтересованы, чтобы их общий сын нашел свою дорогу в жизни, и о ней даже на склоне лет не пожалел.

– Ты счастлив?

– Да.

– Меня не забыл?

– Для меня ты ничего плохого не сделал.

– Пошел бы ко мне жить? Я тебе дам средства на учебу. Только выбери профессию, к которой лежит душа. У меня есть лесопильный завод. Присматриваю еще один. Мешают алчные иностранцы. Особенно янки. Я в Америке на них насмотрелся. Почти все они потомки авантюристов. Кто с ними постоянно общается, тот волей-неволей звереет, становится падким на доллары. За презренный металл пойдет на любое зверство.

И Сергей невольно подумал: «Да, янки ему чем-то крепко досадили». Потом он узнал: в Америке его обобрали до нитки. Затеял судебную тяжбу с компаньоном. Понадеялся на честный суд. А судят одинаково везде: что в России, что в Америке…

Глядя на несчастного отца, Сергей молчал. Названый отец ему давно стал родным.

Пауза затянулась. Сергей раздумывал.

– Я тоже начал было звереть. Потерял любовь к матери. А это так страшно…

– Значит, ты уже в таком возрасте, когда нужно делать жизненный выбор и не ошибиться… Я не хочу, чтоб ты повторил мой путь… Да и путь Александра Александровича, этого фанатично русского генерала, его путь не лучше моего. Он будет спасать Россию, а не тех, кто правит Россией. А Россией правят тоже авантюристы, к сожалению, русские по крови. Свои – опаснее иноземных.

– Почему?

– Потому что глупее. А глупость – от природной лени.

– Я что – по природе ленивый? – насторожился Сергей.

В лице собеседника он уже видел не отца, а заскорузлого чухонца, который не столько сознательно, сколько подсознательно помнит, что их великое племя оттеснило на север племя воинственных славян. Но оно – не в пример янки – не стало истреблять аборигенов, а смешало кровь – свою и карелов. Возник новый народ, способный преодолевать любые препятствия. В отце осталось что-то сугубо чухонское – любовь к своим языческим богам и леденящий холод к чужой, закабаляющей душу иудейской религии. Эта религия каким-то загадочным образом просочилась на север, опередила православие. Себя они называли хазарами, пытались торговать с аборигенами, но аборигены кочевали по лесам и тундрам. Суровый климат был для них привычным. И хазары навязали им иудейскую религию. Иудеи – дети тепла и солнца. Для жизни и размножения идеально подходила им Киевская Русь. Но для этого нужно было задурить славянам головы – превратить в болванов. Это была задача не на одно столетие…

Витольд Хансович знал, о чем говорил. Ведь он побывал в Америке, видел, как искусно работают иудеи. Америка уже молилась исключительно доллару. Что-то подобное ждало и Россию.

Чем чаще об этом напоминал Витольд Хансович, тем напряженней себя чувствовал Сергей. У кровного отца была своя правда. И в главном она не противоречила – у них одна общая земля, одни леса, одни реки и озера. И какой-то иноземец все, чем они гордятся и что лелеют, пытается у них отнять. В этом богатстве труд не одного поколения, потому у них одно общее отечество, а не новый Клондайк, как назвали его янки.

– У меня в банке миллион долларов, – сказал Сааг. – Они будут твои.

Сергей возразил:

– Мое богатство – моя голова. Очень много вложил в мою голову Александр Александрович Самойло.

Витольду Хансовичу хотелось возразить по существу, но он только ограничился заверением:

– Я ни к кому вражды не питаю. Хотя… было…

Он долго молчал. На его сером костистом лице лежала печальная тень.

– Я хочу, чтоб ты остался и моим сыном, – высказал свое тысячи раз обдуманное желание. – Кроме тебя, у меня никого не было… Так судьба распорядилась…Мне ты был нужен для душевного спокойствия. Ну и, как говорят янки, чтобы вместе делать деньги.

– Почему ты говоришь, что все это в прошлом?

– Но ты же человек военный, как Александр Александрович.

– Все войны когда-то кончатся. И человечество вернется к созиданию.

– После войн много ли вас останется?… Если, конечно, кто-то останется…

– Надо верить.

Веру в эпоху созидания он изложил в письме, адресованном Марине Кононович. Она по-прежнему писала ему, несмотря на его твердое «нет», что означало: твоим мужем не буду, слишком разные у нас понятия о жизни.

Он посвятил себя России, но не той, которой правят фабриканты Морозовы и Прохоровы, а той, которую в наследство оставили россиянам Петр Великий, Пушкин, Менделеев…Сохранить бы их наследие! Но кто только не лезет в Россию! И наглее других – янки-иудеи. Они будут Россию раскрадывать, и от русских останется разве что, как они сами бахвалятся, необразованное стадо. А ведь русские, пожалуй, самая перспективная нация! Тысячу раз прав Михайло Васильевич Ломоносов: испытанные стужами и невзгодами, русские закалили свой ум, сделали его острым, как меч в руках богатыря. А богатырь сам русский народ. Из рук его янки вырывают меч. Действуют хитро, изощренно.

Вот и Сергею подсовывают американку… В страстных письмах Марина доказывает, что Родина больше, чем Россия. Дескать, пора Сергею научиться думать по-американски. Когда две великие страны объединятся, все северное полушарие будет в надежных руках.

Майор Ральф Этертон, через руки которого шла переписка Марины и Сергея, читал эти письма (он письма вкладывал в свой конверт), не навязчиво, но настойчиво утверждал, что Марина права – у нее государственный ум. Но душа Сергея противилась. Как при встрече объяснить тому же Ральфу, почему душа противится, он не умел…

Отцу Саагу он не признался, что с американкой ведет переписку. Боялся, что отец кровно обидится – он так ненавидит янки!.. Может, потом когда-нибудь признается. К тому времени она прекратит писать, и знакомство забудется, как забываются случайные попутчики…