Другой глобус (СИ) - "kammerherr"

Майнкопф понял, что нашел то, что искал. Вернее, пока еще не нашел — найти эту рукопись как раз еще предстояло, — но теперь, по крайней мере, ясно, что именно надо искать. Однако… Где — то, когда — то читал… Насколько верна эта информация?

— Постарайся вспомнить, Хорст, — Отто не заметил, как заговорил тоном следователя, допрашивающего подсудимого, — где ты прочитал об этой рукописи? В какой книге?

— Не — е… — опешивший от такой перемены, Хорст испуганно замотал головой. — Не вспомню. Это ж еще в школе… Столько лет назад… Я тогда этих книжек столько читал!..

«Черт, — спохватился полковник, в свою очередь заметив перемену в собеседнике, — он же так может забыть даже то, что знает»! И уже прежним, доверительно — дружеским тоном продолжал:

— Ну, хорошо, а что еще известно об этой монашке и о рукописи?

— Кажется, — Хорст прищурился, припоминая, — дело было не то в 14-м, не то в 15-м веке, а монастырь был в Чехословакии, в Праге…

— То есть, в Чехии? — уточнил Отто.

— Да, точно — в Чехии.

— Камилла, женский монастырь в Праге, в 14-м или 15-м веке, — проговорил Майнкопф, словно «записывая» эту информацию в свою память. И, не заметив, как снова переключается в «служебный режим», подумал: «С этим уже можно работать»!

* * *

Оказалось, еще как можно!

Уже до конца этого дня Отто знал, что в указанное время в Праге было только два женских монастыря, и что в данном случае речь точно идет об Анежском. Услышав это название, он, конечно, тут же вспомнил про свою «дальнюю родственницу», мать Эмилию и ее дневник, которым он, оказывается, так опрометчиво пренебрег сегодня утром, в рейхсархиве.

Поэтому, придя снова в архив через несколько дней с документами о своих бабушках — дедушках, чтобы получить справку о своей причастности к Люксембургской династии, он тут же заказал дневник аббатисы.

Оказалось, что немецкий язык, на котором он был написан, в то время сильно отличался от современного, но, слава богу, почерк у матери Эмилии был аккуратный и четкий, и смысл написанного он, хоть и не без труда, понимал.

Первые листы пергамента он пролистывал довольно быстро, едва пробегая взглядом — речь в них шла о каких-то будничных, хозяйственных делах вперемежку с рассуждениями о боге. Пару раз мелькнуло имя Карла IV, но полковник не стал останавливаться — скорее всего, какие-то сентиментальные детские воспоминания…

Ага, вот оно! Заметив слова «сестра Камилла», Отто начал вгрызаться в смысл старонемецкого текста, который для современного человека уже сам выглядел как шифр. Вот что он смог понять. Шестого августа 1393 года сестра Анна, придя к аббатисе, рассказала, что видела в комнате у сестры Камиллы оставленную ею на столе книгу. Не удержавшись от любопытства, она стала листать ее, но прочитать не смогла — книга была написана на непонятном языке.

Аббатиса похвалила монахиню за то, что сообщила об этом, пожурила за «грех любопытства» и отпустила с богом. Дальше шли, кажется, какие-то рассуждения о сестре Камилле, о каком-то суде над ней и несколько раз встречалось слово «будущее».

Что ж, этого, в принципе, было достаточно. Хорст не ошибался и не обманывал — рукопись, о которой он говорил, действительно существует… Или — существовала? А вот это теперь и предстояло выяснить.

Глава 8

Иностранная газета — лучший агент!

Майнкопф вспомнил эту фразу, которую любил повторять их преподаватель по оперативной работе в школе Абвера, держа в руках американский таблоид с небольшой заметкой о том, что художник Герхард Клосс нашел в тайнике только что купленного им в Нью-Йорке дома старинную зашифрованную. рукопись.

Его рабочий стол был завален огромной горой американских, английских, русских и французских газет, уже прочитанных «от корки до корки», как учил тот же преподаватель («даже отделы о спорте нельзя пропускать»! — настаивал он. «А о погоде»? — спросил кто-то из слушателей. «Обязательно»! — отрезал «оперативник». Большой был педант)…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Чтение иностранных газет было одной из служебных обязанностей Майнкопфа, на это у него уходила вся первая половина дня.

«Герхард Клосс» — произнес он мечтательно, вспоминая, как совсем недавно с удовольствием наблюдал за сожжением на Потсдамерплац — да, да, именно на том же месте, где он впервые услышал про рукопись, бывают же совпадения! — произведений «дегенеративного искусства», среди которых были и работы (хм, «работы»!) того самого Клосса. Наконец-то они были оценены по достоинству.

«Работа разведчика бывает веселой только в детективных романах, — поучал мудрый «оперативник». — На самом деле, наша работа — работа ученого или архивариуса, с документами и архивами, требующая большого терпения и внимания, нудная и скучная. Но главное — это газеты. В них бьется сегодняшняя жизнь, и если читать их внимательно, они дадут информации больше, чем любой ваш агент»…

Вот кто был настоящий художник!..

За то время, что прошло с момента памятной для Майнкопфа встречи в «Ашингере», во время которой он впервые услышал про рукопись Камиллы Анежской, он прочитал огромное количество литературы о древних рукописях вообще, и об этой — в частности, консультировался с учеными — медиевистами, и узнал о манускрипте все, что в принципе было о нем известно. Тем более, что известно было не много.

Он рассказал о нем шефу своего отдела и предложил даже создать специальную группу по поискупо рукописи, в которую входили бы разведчики и ученые соответствующего профиля, но шеф так посмотрел на него… В общем, Майнкопф не любил вспоминать продолжение этой истории. И вот теперь…

Ах, как все замечательно получилось! При каких замечательных обстоятельствах нашлась эта рукопись! От представления сцены новой своей встречи с Клоссом у него даже дыхание прерывалось…

Надо было сообщить шефу, но Отто представил себе, как он заходит к нему в кабинет, рассказывает про газетную заметку, а тот смотрит на него снова такими же глазами, как в тот раз: «Опять»?!.. Нет уж, теперь к встрече с шефом следовало хорошенько подготовиться.

Итак, какие у него аргументы? Первое — то, что рукопись теперь нашлась. Она реально существует, и даже известно, где именно она находится. Второе — как раз то, что она находится у Клосса, его старого знакомого. Отто, честно говоря, и сам не мог бы объяснить, почему тот факт, что он знаком с Клоссом, судился с ним, должен расцениваться как аргумент в пользу его предложения, но почему-то он был уверен, что именно так это и будет воспринято шефом.

Правда, пока нет подтверждения того, что это действительно та самая рукопись, ведь это только его, Майнкопфа, догадка, предположение. Что ж, это выяснится очень быстро. Если уже не выяснилось…

Наконец, третье — и самое главное. Содержание рукописи. Ведь в ней предсказывается будущее, а кто владеет будущим, тот владеет миром. И теперь у нас (у Майнкопфа снова сладко засосало под ложечкой от этого «у нас», к которому он теперь имеет непосредственное отношение) есть возможность узнать будущее.

Да, и действовать надо быстро, пока этот Клосс ее не продал или передал в какой-нибудь музей, откуда достать ее будет гораздо труднее. Да и сами американцы могут захотеть расшифровать рукопись…

Куно Шенке, начальник заграничного отдела «Абвера», произнес — таки свое «опять?», как только увидел Отто и понял, о чем пойдет речь. Однако, выслушав его, предложил Майнкопфу сесть и рассказать все, что он знает про эту рукопись. Майнкопф рассказал, особенно напирая на все, что касалось ясновидения автора и предполагаемого пророческого содержания манускрипта. Шенке слушал, уставившись в стол и спрятав лицо под левой ладонью, подпиравшей лоб, а правой рукой что-то не то писал, не то просто чиркал на лежавшем перед ним листке. Когда Отто закончил, он еще с минуту продолжал сидеть в той же позе, затем встал и заходил взад — вперед по кабинету.

— Итак, главное, Майнкопф! — почти крикнул он, внезапно остановившись, так что Отто даже вздрогнул от неожиданности и резкости его голоса. Он попытался встать, но шеф только пренебрежительно махнул рукой — Сидите! Что главное в этой истории? — повторил Шенке. — Главное, — продолжал шеф, словно задавал вопрос самому себе, — это то, что мы пока не знаем наверняка, та ли это самая рукопись. — Он снова сделал несколько широких шагов, словно хотел измерить ими длину стены. — А прежде чем что-либо предпринимать, мы должны быть уверены в этом.