Купе № 6 - Роза Ликсом

Мужчина опрокинул стакан, закусил куском черного хлеба и снова наполнил стакан.

— Снова поднимем стакан и снова за нашего железного вождя. Спасибо, Иосиф Виссарионович, за то, что превратил Советский Союз в сильную промышленную державу, поддерживал в нас веру в лучшее будущее и постепенно уменьшал наши человеческие страдания. А кто прошлое помянет, тому и глаз вон, кто же прошлое забудет, тому два вон... Выпьем также за маршала Жукова, героя Берлина. Без него нацисты сделали бы из Москвы пруд с подсветкой и очистили бы земной шар от славян и других нечистых народов, в том числе и от финнов. — Он разом опустошил стакан и плеснул туда еще немного водки. — Евреи влили яду в рот великого вождя, и, хотя я ненавижу евреев, честь и хвала им за этот красивый жест.

Мужчина выпил до дна и усмехнулся, глядя в окно.

— Я-то хорошо помню день смерти этого убийцы и душегуба. Мы с Петей были в третьем классе, в школе номер пять, первой и четвертой в городе не было. Первая развалилась посреди учебного года, строительство четвертой так и не закончили. Однажды утром, когда мы шли в школу, Валя Зайцева сказала что отец всех народов заболел. Детское сознание эта информация не очень-то тронула. А на следующий день учительница сказала, что генералиссимус лежит без сознания и врачи считают, что надежды мало. Ну и ладно, решили мы и продолжили играть. На третий день учительница в слезах рассказала нам, что вождь умер. Какая-то светлая голова спросила, отчего он умер. Учительница сказала, что, когда человек изо всех сил держится за жизнь, то воздух перестает поступать в легкие, и он может задохнуться... После школы мы шли с Петькой домой, заводы гудели, как при морском бедствии, люди плакали на улицах, а другие улыбались. Дома дедушка показался мне каким-то странным, голым и чужим. Я долго смотрел на него, пока не понял, что над его полной верхней губой пропали густые южные усы. «Начинается новая жизнь», — сказал дедушка и подарил мне бублик. Дедушка был членом партии и любил говорить, что во времена Сталина эта страна стала самым опасным и нездоровым местом жизни для коммунистов.

Мужчина потер подбородок.

— Есть тысячи и еще раз тысячи разных истин. И у каждого она своя. Как много раз я проклинал эту страну, но что я без нее? Я люблю ее.

В купе стоял резкий запах керосина. Он поднимался от стакана с водкой, который подрагивал на столе в такт движению поезда. Девушка отодвинула его подальше. Мужчина проследил взглядом за дрожащим стаканом.

— Иностранка, вы глубоко обижаете меня тем, что не соглашаетесь со мной выпить.

Он откусил от соленого огурца и уставился на девушку. Девушка посмотрела на мужчину и перевела взгляд на пол.

— Когда я болел, мать всегда поила меня водкой. Я с младенчества привык к ее вкусу. Я пью не потому, что несчастен, и не потому, что хочу быть еще более несчастным, а просто потому, что змий внутри меня хочет водки.

Они сидели в задумчивости, словно не замечая друг друга. Девушка думала об отце, о том дне, когда рассказала ему, что едет учиться в Москву. Отец долго смотрел на нее испуганными глазами, а потом на щеке его показалась слеза. Он напился вусмерть, закрылся в своей «ладе» и требовал, чтобы ему разрешили отвезти дочь на вокзал.

— Я вот тут подумал, а что, если Бог на самом деле русский? Тогда и Иисус тоже получается русский, ведь он Божий сын. А как же тогда Мария? Куда ее отнести? Ведь до Ивана Грозного, по сути, никого не было. Только когда он взял саблю в руки, тут-то головы и полетели. Народы насильно переселялись, высылались и уничтожались. «Такова воля Божья», — кричал Иван Грозный. Все валил на Бога. Тот еще лис. Основал собственное КГБ того времени, которое и проводило зачистки. Потом пришел Петр Первый, захотел сделать из нас европейцев и силами рабов построил Петербург. Вам, финнам, в удовольствие! Лизал ваши задницы, слабак. Потом появилась немецкая принцесса, Екатерина Великая. Сучка, с дырой огромной, как ушат, веселила ею Потемкина, чей член был, известно, здоровым, как баклажан. Историю России не назовешь парадом разума. Николай Первый? При нем каждый мужик получал — на всякий случай — две сотни ударов розгами и тысячу ударов шпицрутенами, когда его «прогоняли через строй». Многие не выдерживали этой адской пытки. Наши люди всегда были мастера пытать.

Мужчина прислонил голову к холодному оконному стеклу и закрыл глаза. Девушка подумала было, что заснул, но вскоре он поднял веки. За окном промелькнула полоса оранжевого неба. Мужчина посмотрел на девушку тепло и нежно.

— Время пришло, самое время, сказал Иван Грозный и постановил начать строительство Транссибирской железной дороги. Или это был Александр Второй? Без этой чертовой дороги я лежал бы сейчас в Москве под боком у моей пышечки. Но нет, придумали эту дорогу для измывательства над всеми обездоленными. Ехали бы еще прямым ходом до самого конца, так нет, останавливаемся поссать у каждого полустанка, а их в нашей советской родине как собак нерезаных. С другой стороны — какая моя забота? Могло быть и хуже. Зато у нас времени хоть отбавляй.

Мужчина с некоторой апатией встал с полки. Он тяжело вздохнул, стыдливо переоделся в одежду полегче, сделал несколько пьяных гимнастических движений, снова сел и уставился в пол.

— Я работаю на монголов и таким образом приношу пользу стране, в которой никто из наших не живет. В Монголии падает не снег, а гравий. Там нет густых лесов, как у нас, ни грибочка, ни ягодки. В прошлом году у нас на стройке произошел случай, когда все мужики обделались от страха. Был у нас один товарищ, скажем, Коля. Был он говнюк, но все равно наш. И вот пришла на стройку толпа монголов, и они заявили, будто Коля одного из них пырнул ножом. Мы им сказали — идите лесом, русские никого ножами не пыряют. На следующий день мы пришли на стройку, а к воротам прибит деревянный крест вверх ногами. И это еще не все: на кресте висит Коля головой вниз. Они распяли его на кресте и налили ему в горло расплавленного олова. Такие вот приятели эти наши монголы. У них такая же грязная душа, как и у нас, разве только не такая печальная.

Поезд неожиданно сильно подскочил на стрелке и остановился как вкопанный. Приехали в Ачинск. Раиса прокричала, что стоянка два часа. Мужчина выходить не захотел, на свежем воздухе хмель бы выветрился слишком быстро.

Девушка спрыгнула на перрон и направилась в полусонный, погруженный в вечерние заботы город. Она шла по неживому бульвару, направляясь к центру. Падал тяжелый мокрый снег. Город казался сумрачным и бесформенным, мокрым и серебристо-серым, взлохмаченные облака висели над разноцветными домами, в просветах облачного ковра мелькала белая луна. Девушка остановилась перед витриной гастронома. Можно было подумать, что оформил ее сам Родченко: пачки с вермишелью устремлялись в небо словно молнии. Девушка почувствовала в ногах что-то теплое. Бродячая собачонка писала на ее ботинки.

Собака жалостливо посмотрела на нее глазами-бусинками, гавкнула и оскалилась. Потом отошла на несколько шагов, остановилась и вновь посмотрела на девушку. Девушка поняла, что псина зовет ее за собой.

Они шли по пустынной улице. Девушка не слышала звука собственных шагов, хотя слабый мокрый снег очень скоро перешел в густой снегопад, который, в свою очередь, лениво прошелся по бульвару, затем свернул в узкий переулок и, дойдя до угла с хлебным магазином, утратил свою силу и усох. Мороз крепчал. Собака остановилась у окна, ведущего в подвал. Окно открылось, и оттуда послышался скрипучий голос:

— Сколько?

Девушка задумалась.

— Две? Дай трешник Шарику.

Девушка достала из кармана три рубля и, немного подумав, протянула собаке. Та схватила купюру в зубы и исчезла в окне. Вскоре на подоконнике появились две бутылки самогона и двадцатикопеечная монета. Девушка взяла бутылки, поблагодарила пустоту и пошла по звенящей заснеженной улице обратно к поезду. В купе она протянула бутылки ошарашенному мужчине. Тот, мурлыча, убрал их в сумку с продуктами, в специальное отделение, и заснул. Проспав, пока в голове не улегся пьяный сумбур, он сел и стал накрывать стол.

Насладившись долгим и ленивым ужином, мужчина открыл дверь купе:

— Пусть немного проветрится.

Он стал тереть виски и щипать себя за уши. Девушка устала, но продолжала рисовать в блокноте сибирский город будущего.

Мужчина захотел посмотреть на рисунок и долго его разглядывал.

— Тут же совсем ничего нет, — сказал он и бросил рисунок обратно девушке. — Где твое воображение, детка? Нарисуй-ка ты лучше маленькую речку и красивый мост. А за мостом, на другой стороне реки, нарисуй тропинку, которая теряется где-то в прибрежной траве, за рекой — луг, а за лугом — лес. На краю леса остывают угли костра. А в небе — последние лучи закатного солнца. Такую картинку даже я повесил бы на стене своего барака.