Деревня Левыкино и ее обитатели - Константин Левыкин

Жизнь продолжалась все в той же плотно населенной комнате без семейных распрей и конфликтов. Такая была удача!

За старшей сестрой в Москву потянулись и младшие. Сначала приехала младшая, Соня, а за ней и Маша. Путь был проторен старшей сестрой. Обе стали моталками на чулочной фабрике в Марьиной Роще. И тоже скоро стали стахановками. Сестры держались друг за друга. И так было всю их жизнь. Трудом своим и взаимной поддержкой они укреплялись в жизни.

Когда я после войны вернулся в Москву, то всех трех сестер увидел вместе у старшей, Нюры, все в той же комнате, в доме на Мало-Московской. Война разуплотнила ее население. Все три брата Мешковы не вернулись с нее, а старики померли. Погиб и муж Нюры, лейтенант Александр Мешков. Последний раз я видел Сашу в первых числах июля 1941 года. Я стоял на троллейбусной остановке на Мало-Московской улице. Прямо против меня на нынешнем проспекте Мира, а тогда на Ярославском шоссе сделала правый поворот полуторка. В кузове сидели молодые парни, мобилизованные на войну. У заднего борта сидел Саша. Мы встретились с ним взглядами. Я закричал прощальные слова, а Саша по-родному махнул мне рукой. В том же 1941 году Нюра перестала получать от него письма.

А муж у сестры Маши умер уже после войны, оставив ее с двумя малолетними сыновьями. Сестры совместными усилиями вырастили этих молодцов. А дочь Нюры закончила техникум и, выйдя замуж, наградила бабку двумя внуками.

С мужем Сони произошла беда. Он работал водителем троллейбуса и совершил наезд не пешехода. Наказание отбывал во Владимире, куда вскоре переехала и Соня, чтобы облегчить отбывание срока. Так и остались они жить потом в этом городе.

Добрым человеком оказался для Нюры ее второй муж Николай Игошин – вернувшийся из плена лейтенант Красной Армии. Но кто знает, кому больше повезло? Николай был высококвалифицированным металлистом-инстументальщиком, и, устроившись на завод, он прилично зарабатывал. Но не давал покоя пережитый долгий стресс плена, а затем его последствия. И снова, как в детстве, в деревенской молодости запойный отец, достался Нюре запойный муж.

Но ей удалось возвратить его в нормальное состояние. Николай Игошин прожил с ней до конца своей жизни. А мы иногда, ошибаясь, называли его Колей Мешковым. Не умерла в этой семье добрая память о Саше Мешкове. Коля не обижался на нас за эту ошибку.

А в деревне накануне войны с родителями все еще оставались два сына: старший – Александр Поликарпович и младший – Ванька Шаляпин.

Сыновья унаследовали от отца мастеровитость, а младший, Ванька, даже буйный нрав. Отцовская непокорность сказалась и в характере Александра. (В семье и в деревне его называли Санькой.) Эта непокорность проявилась в том, что он вопреки несогласию родителей и при полном недоумении всей деревни влюбился в замужнюю бабу, очень, по мнению односельчан, с сомнительным поведением по части мужского пола. Звали эту женщину Галиной Гавриловной, или, в связи с ее легким поведением, просто Галькой. Она была дочерью кренинского мужика Гаврила Петровича Ермакова. Семья этого человека была близка и моим родителям, так как за сына Гаврюхи – Ивана-выдана была замуж воспитанница Лена, взятая моей Мамой в годы Гражданской войны из Мценского детского дома на воспитание.

Хоть и полюбил ее Ванька Громак и взял за себя без приданого, но в доме у Гаврила Петрова нашей Лене предназначена была роль и положение постылой невестки. Полный приоритет в семье имела Галька. Гульливой оказалась эта очень крупных форм, но, однако, привлекательная девушка. Что-то цыганское, а может быть, украинское было в ее облике и в крови. Дело в том, что кренинские мужики и бабы в далеком прошлом были крепостными крестьянами. Некоторые семьи, видимо, в давние времена были вывезены то ли с Украины, а может быть, и из Молдавии.

Таких семей в этой деревне было четыре и звали их всех Цыганками. Жена Гаврила Петровича была как раз из Цыганков. Она и передала Гальке пылкую наследственность знойной южной натуры. Не один из деревенских ловеласов в нашей округе испытал ее женский темперамент. Наконец она вышла замуж за какого-то то ли зарощинского, то ли бастыевского мужика. Родила двоих дочерей. Но в конце концов за неверность отправил ее муж домой. И вдруг к двухдетной красавице загорелся любовью наш, Поликарпа Ивановича, молокосос еще Санька. Да так влюбился, что и поделать было ничего нельзя. А Галька, несмотря на суды и пересуды благонравных деревенских сочувствовательниц, приняла эту любовь и без всякого смущения с обеими дочерьми вошла в маленький дом большой семьи Анисьи Ермолаевны и Поликарпа Ивановича. Может, это и ускорило отъезд из деревни обеих младших дочерей – Мани и Сони. А молодожены назло всем пересудам зажили дружной жизнью. Вскоре Галька родила Саньке третью дочь. А молодой муж был призван на действительную службу в Красную Армию. Служил далеко, на Дальнем Востоке, где-то в Уссурийском крае. А Галька ждала и жила вместе со свекром и свекровью. А те были одинаково участливы и к невестке, и ко всем трем внучкам. За два года до войны Санька демобилизовался, вернулся домой, и дальнейшая его судьба окончательно определилась. Он должен был унаследовать и отчий дом, и отцовские права, и обязанности в колхозе «Красный путь».

Теперь в этом колхозе стало двое мастеров на все руки. А Галька скоро родила ему четвертую дочь. Она бы родила и пятую, но началась война. И Александр Поликарпович по объявлении всеобщей мобилизации в первые же дни войны ушел на фронт. Вернуться домой ему не было суждено. Похоронка пришла еще до того, как в деревню пришли фашисты.

Оккупацию в деревне бедовали вместе. Мужиков почти не осталось. А те, которые по возрасту еще не подходили под призыв в начале войны, были призваны в 1942—1943 годах. Теперь вместо Александра отцу помогал Иван. Хозяйничала в доме Галина Гавриловна. Но вскоре случилась беда. Выпил Поликарп Иванович, не утерпев, какой-то дряни, которую стащил в приглянувшейся бутылочке у немцев, и умер от жестокого отравления. Вот так просто и не стало нашего деревенского Кулибина. Говорят, что сноха похоронила грешного недалеко от дома, на усадьбе, так как на Поповке еще проходила фронтовая полоса.

Как только немцев отогнали от нашей деревни, сестры сумели вывезти оттуда и мать, Анисью Ермолаевну, и младшего брата Ваньку, которому уже шел семнадцатый год. А в 1944 году и его призвали в армию, и он ушел на фронт.

Дочери Поликарпа Ивановича в годы войны и в трудные послевоенные годы сумели выполнить не только все свои собственные задачи, но и сумели оказать поддержку своим родным и неродным племянницам– дочерям Галины Гавриловны, которые оставались на старой усадьбе Поликарпа Ивановича.

Старшая, Нюра, всю войну и после нее несколько лет работала токарем на Ростокинском металлообрабатывающем заводе. Растила дочь. Сестры поочередно ездили в деревню к племянницам. Помогали им материально. А когда они стали вырастать, двоих братовых дочек вывезли в Москву и помогли им устроиться в жизни. А одна из дочерей Галины Гавриловны вышла замуж за какого-то мценского парня по фамилии Матросов, который стал главным мценским руководителем – то ли председателем горсовета, то ли секретарем горкома партии.

А другую дочь мать выдала за пастуха, пришедшего в наши края, как и в прошлые времена, из рязанских земель. Грубым оказался он человеком, но хозяйственным. И благодаря ему до сих пор на усадьбе бывшего матроса со «Святого Пантелеймона» и деревенского мастера на все руки Поликарпа Ивановича стоит дом и продолжается жизнь. Нет деревни Левыкино. Только старый колодезь, да невидные уже из-под земли пни вековых лип и ракит, да два или три домика типа полевых вагончиков слабым дымком своих труб оповещают, что жизнь здесь еще теплится.

Когда я в 1966 году посетил родные места, то встретил на огороде бывшей усадьбы Поликарпа Ивановича его невестку Галину Гавриловну. Полагая, что она не узнает меня, я строго пошутил через плетень. «Что же это вы, гражданочка,– сказал я,– на чужой усадьбе огород свой развели? Это ведь земля Григория Иванова». А она, выпрямившись и поглядев в мою сторону, приняла игру. Она, конечно, меня узнала и говорит: «Нет, Константин Григорьевич, это земля Поликарпа Ивановича, а вы сами стоите на земле Григория Ивановича». Она тогда, Галина Гавриловна, была еще совсем не стара и все еще оставалась красива и привлекательна. А на следующий год я узнал о ее трагической смерти. Ее сбила машина на нашей бывшей Каменной дороге, теперь именуемой Симферопольским шоссе.

Невеселая судьба выпала на долю младшего сына Поликарпа Ивановича – Ваньки Шаляпина. С войны с медалью «За отвагу» он вернулся по ранению незадолго до ее окончания. Сестры помогли ему устроиться на работу в сапожную мастерскую. Навыки к этому ремеслу он получил еще от отца. А теперь очень быстро стал хорошим мастером, научился шить новую обувь. Жизнь складывалась удачно.