Никон (сборник) - Владислав Бахревский

Уж так пронимал протопоп свою паству, что самого себя до слезы допек. Расплакался, а бабы и того пуще – в три ручья растеклись.

После службы еле протолкался сквозь бабье племя: одна за руку схватит, целует, другая за рясу тянет… А какая в лицо заглядывает… Успех и победа.

В честь праздничка Анастасия Марковна приготовила в тот день обед архиерейский. Пирогов напекла с белугой, уха была из стерляди.

Обедали всем семейством. Двадцать душ сидело по лавкам, а на единственном стуле кормилец и глава тридцати одного года от роду Аввакум Петрович, протопоп.

– Как лепо ты говорил! – радовалась Анастасия Марковна. – Много раз дивилась твоему слову, но нынче, Петрович, я, как лист осиновый, дрожала. Ты говоришь, а я дрожу. И ведь не худо мне, радуюсь! Но каждая жилочка во мне бегает. Слезы сами текут, да так, что и тебя не вижу. А сердцу легко, будто я махонькая девочка! Будто встала на облако да и пошла по нему не проваливаясь.

Уху хлебали из трех плошек. Две плошки для всех прочих, а красная перед главой семейства. Из нее кушали сам Аввакум, Анастасия Марковна, братья Евфим и Герасим, а брат Кузьма ел уже из другой плошки.

Хлебали молча, но, когда подали пироги и квас, сладкий для маленьких, шипучий для взрослых, пошли разговоры.

– Братец, – сказал Евфим, – ты нам-то присмотрел приходы али еще нет? Ты не стесняйся, мы и на захудалое место пойдем, лишь бы Богу служить, да и семейству будет полегше.

Евфим говорил покряхтывая, почесывая то в бороде, то за ухом. Аввакум – мужик грозный, может в сердцах наорать, а то и треснуть. Однако ж и помалкивать нельзя. Живет на земле, а делами занят небесными. Белугу дадут – съест белугу, дадут косточку глоданую, не удивится, а то и вовсе не заметит, погложет вдругорядь.

– Найдется и вам, чай, место, – сказал Аввакум спокойно. – Под моим началом десять церквей, четыре монастыря да еще соборная церковь. Обживемся, кликну клич по всему Юрьевцу – собор нужно ставить новый.

– Али тебе этот нехорош? – удивилась Анастасия Марковна.

– С виду затейлив, да ведь до первого большого пожара. Не верю дереву, верю камню. Потому и церковь наша вечная, что апостол у нее Петр – камень… Меня, правду сказать, завтрашний день заботит. Нынче служба удалась – праздник в душе был. А завтра служить надо вдвое краше. Завтра память по Иоанну Богослову.

– Не думай, отец! Не думай! – сказала Анастасия Марковна. – Верю, Бог даст тебе и завтра силы! И слово даст.

– Я, с утра вставши, двор перемерил, – сказал Евфим. – В книгах записано, что в длину он двадцать четыре сажени, поперек в одном конце в двадцать две, а в другом в десять. Десяти саженей там нет, всего девять!

– Сажень больше, сажень меньше, – пожал плечами протопоп.

– Так ведь за каждую сажень по пять алтын патриарху надо платить.

– Деньги, Евфим, дело десятое.

– Да как же десятое! Прореха на прорехе.

– Бог милостив, – сказал Аввакум и поднялся.

Прочитали благодарственную молитву, пошли по делам.

2

Аввакум отправился смотреть городские церкви.

Поп Сретенской Кирик трудился перед храмом на хорошо возделанной земле. Кирик был росточка малого, сдобный, как пышечка, работал ловко, с охотой.

«Добрый пример прихожанам», – подумал Аввакум, подходя к попу и здороваясь.

Поп начальству обрадовался, подбежал за благословением.

– Что сажаешь? – спросил Аввакум.

– Репу, – ответил Кирик.

– Как репу?

– Репу, – повторил Кирик, улыбаясь солнцу, протопопу, будущей репе.

– Так это, чай, не огород! – удивился Аввакум. – Перед храмом цветы надо посадить.

– Какой же прок от цветов? – У Кирика бровки так и подскочили. – Репу, чай, есть можно.

– А на что прихожанам твоя репа?! – осердился Аввакум. – На что Господу Богу репа?! Цветы – храму украшение. Не цветы – деревья посади. Яблони. А репу тотчас выдери и выбрось.

– Я всегда репу сажаю! – заупрямился Кирик.

– Потому что дурак! – сказал ему Аввакум. – Зачем, говорю, прихожанам на твою репу смотреть?

– Яблони когда еще вырастут, – покачал головой Кирик. – А репа к осени будет. Я репу сажаю.

– Вот и не сажай боле! Тотчас все повыдергивай.

– Задалась ему моя репа!

– Ах ты, поп глупый! – вскричал Аввакум и, не размышляя более, огрел неслуха посохом по спине.

Поп не ждал такого поворота, присел, сиганул козлом между грядками и укрылся в доме. Аввакум в ярости давил репу, призывая на голову глупого попа силы небесные.

Раздосадованный, тотчас переменил решение обойти церкви и направился в Патриарший приказ. Чтоб делом себя занять, попросил книги сбора патриарших пошлин и налогов. Хотел успокоиться за нудным просмотром цифири, а вместо успокоения – новая тревога. Чуть не у каждого двора недоимки. Двоеженцев более пятидесяти! Дюжина троеженцев!

– Это же вертеп! – закричал Аввакум и, расшвыряв бумаги, побежал к воеводе Денису Крюкову просить пушкарей, чтоб батогами выбить деньги у неплательщиков, и у тех, которые упрямы, и у тех, которым денежка свет застит.

Полицейскую службу в городах несли пушкари. Дело пушкаря город оборонять, но в глубине России откуда врагу взяться? Две и три жизни можно прожить, на враге пушечного боя не испытав. Но и без пушкарей нельзя: помнили в Московском царстве нестроение и погибель в годы Смуты. Однако, чтоб деньги зазря не переводить, пушкарям было велено наблюдать за порядком.

В Юрьевце-Подольском служили девять пушкарей. Троих воевода Крюков дал протопопу для наведения порядка, и в тот же день во дворе Патриаршего приказа батогами вразумили четверых троеженцев.

3

На вечерне, во время третьего антифона, когда отверзаются «Царские врата», Аввакум заметил, что народ в церкви поредел. Протопоп тотчас послал псаломщика к дверям, приказав никого не выпускать до конца службы. Вскоре у дверей началась возня.

– Ах вы злыдни! – закричал протопоп и кинулся к дверям молотить кулаками ленивых и малодушных. – Служба им велика! Для Бога времени у них нет!

И, взойдя на алтарь, сказал, потрясая гривой волос:

– «Кого я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу!» Помолимся же, на коленях помолимся! О проклятое неусердие наше!

Прихожане дружно опустились на колени, Аввакум же читал молитвы, а дьякон кадил.

– Да не бойся же ты спину свою согнуть! – Протопоп подошел к одному из молящихся и, положа ладонь ему на загривок, пригнул к полу. – Богу кланяешься, Богу!

– Это же Спиридон! – сказал в алтаре дьякон Аввакуму.

– Коли Спиридон, так и молиться не надо?

– Купец он! В Юрьевце каждый второй амбар – его!

– Вот и должен Бога молить за удачу в делах!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});