Смерть на берегу Дуная - Ласло Андраш

Келемен отдыхает. Такая у него манера отдыхать - сосредоточиться на чем-либо постороннем. Сейчас он обдумывает свою лекцию в Академии внутренних дел. Так постепенно он отключается от дела об убийстве Хуньора и гасит в себе те рефлекторы, которые ослепительно ярко освещали обстоятельства смерти Альфреда Шоммера.

Пора обедать. Келемен ест не торопясь, старательно разжевывая свиной шницель с гарниром из чечевицы, вытирает рот, пьет минеральную воду; затем пододвигает тарелку с ватрушкой, берет ватрушку в руки, разглядывает и осторожно откусывает, стараясь не просыпать сахарную пудру на пиджак; пальцы от пудры становятся липкими. Бела оглядывается вокруг, и столовая и обедающие в ней коллеги представляются ему аудиторией, где он будет читать лекцию. Мысленно он формулирует заново отдельные положения, выравнивает логическую цепь своих рассуждений, подводя слушателей к точным и неопровержимым выводам. Формулировки всегда должны быть точными, каждая фраза должна быть связана с предыдущей и последующей мыслью…

«Где-то должен быть таксист!»

Рука с последним куском ватрушки останавливается в воздухе, не донеся его до рта. В мозгу Келемена автоматически вспыхивают рефлекторы, освещающие дело об убийстве Хуньора.

«Разве мог бы Шоммер другим транспортом за двадцать минут добраться с улицы Габона до проспекта Мартирок? Ведь он поехал к Бориш Балог за машиной. На автобусе? Значит, на двенадцатом или двенадцатом «А». Вполне допустимо, но маловероятно. Для того чтобы выйти на Бульварное кольцо, требуется, по крайней мере, минут пять. Если ему случайно повезло: сразу подошел автобус, и если ему еще раз повезло: автобус везде шел на зеленый свет, и на остановках было мало пассажиров, то, конечно, он мог уложиться и в двадцать - двадцать пять минут.

И все же надо поискать таксиста. Если его не было, ничего не поделаещь. А если он был, если он вспомнит Шоммера и признает его по фотографии, тогда… И если Эдит Чаус не сказала правды? Если она не заходила с Шоммером в его квартиру на улице Габона, а где-нибудь ждала, пока он сбегаег к Бориш Балог за ключом зажигания?»

Последний кусок ватрушки исчезает во рту Келемена. Он вытирает рот, а пальцы бумажной салфеткой, пьет еще глоток минеральной воды, смотрит в сторону буфета, встречается взглядом с Ирмушкой. Та подмигивает ему и показывает пальцем на чашку кофе. Келемен встает, идет к буфету - Ирмушка уже положила в чашку сахар, размешала.

«Ну конечно же. Еромош тоже подумал о таксисте. Или Раудер. Очевидно, к пяти часам они получат искреннее признание Эдит Чаус - вряд ли она будет и дальше все отрицать, это было бы бессмысленно, тем более, когда Еромош сообщит ей, что Шоммер мертв. В таких случаях все сознаются. По крайней мере, она попытается представить свою роль в более благоприятном свете. Это естественно. Естественно и наше стремление как можно точнее восстановить картину событий. Дать в руки прокурора достоверный материал. И доказательства. А остальное - дело суда. Другого органа правосудия. В пять пойду домой, к семи вернусь, закроем дело Хуньора и все силы перебросим на выяснение обстоятельств убийства Шоммера. Завтрашний день начнем с чистой страницы».

До четырех Бела Келемен работает, закрывшись в своем кабинете. С прошлой субботы у него накопилась целая кипа незаконченных дел.

Кто-то стучится. Входит Еромош.

- Не сознается. Никак не хочет признаться, что они уходили из квартиры и вместе с Шоммером отправились в рыбачий домик.

- Ты ей сказал, что Шоммер убит?

- Да. С этого я и начал. Она не поверила. Тогда я велел принести одежду Шоммера - мятые и промокшие пальто, брюки, пиджак. «Узнаете?» - спросил я. «Узнаю,- ответила она,- но это еще не доказательство, что Фреди мертв». Меня взорвало. Я усадил ее в машину, повез в морг и показал труп Шоммера. Сорок пять минут - туда и обратно. А она только стояла и молчала. Не плакала и ничего не говорила. «Теперь вы мне верите?» спросил я. «Верю».- «Значит, упрямиться нет никакого смысла,- сказал я ей на обратном пути в машине.- Нам известно, что вечером в среду Шоммер просил машину

у Бориш Балог. На ней вы и поехали к рыбачьему домику». Она помолчала, потом спросила: «Об этом сказала Бориш Балог?» - «Да»,- ответил я. Она опять помолчала. «Значит, она врет,- произнесла она позже.- Или ошибается». Когда мы вернулись, она сняла пальто и тут только заплакала. Плакала тихо и недолго. В это время мне принесли доклад, об осмотре машины и о результатах лабораторного анализа. На домкрате, находившемся в машине Бориш Балог, были обнаружены подозрительные пятна. Как показал анализ, это были следы крови и частиц мозговой ткани, и группа крови совпадала с группой крови Хуньора.

- Как мог Шоммер за двадцать минут доехать от улицы Габона до проспекта Мартирок, где живет Бориш Балог?

Этот вопрос еще рано утром поднял товарищ Сипек. Договорившись с Ястером, они отправились на выяснение этого обстоятельства. Никто из таксистов, работавших в среду вечером, не возил пассажира на проспект Мартирок. Лишь один шофер доставил какую-то старушку в тот дом, где находится кинотеатр «Европа». Им показывали и фотографию Шоммера - такого пассажира никто не обслуживал в среду вечером. Не удалось поговорить лишь с одним шофером, работавшим в ту ночь. Живет он в окраинном районе «Эржебет» и сейчас болен. К нему не поехали. Отложили до вечера. К тому же маловероятно, что именно он возил Шоммера.

- Значит, Эдит все отрицает.

- Отрицает. Вернее, не отрицает, а держится своих прежних показаний.

- Может быть, случилось так, что они поднялись к Шоммеру, там она заснула и не видела, когда Шоммер ушел и когда он вернулся. Поэтому ничего и не знает. Ты не спрашивал ее об этом?

- Спрашивал. Шоммер был с нею всю ночь, и оба они заснули только на рассвете, в половине пятого. Об этом она сказала на первом допросе. Они слушали радио. Я спросил, что именно они слушали. Сначала радио Люксембурга, потом какую-то немецкую радиостанцию, которая всю ночь передает музыку. Я спросил, какие музыкальные номера ей запомнились. Два она назвала сразу: «Желтая подлодка» в исполнении ансамбля «Битлс» и «Дилайла». Эти она запомнила, потому что они ей очень нравятся.

- В машине Бориш Балог есть радио?

- Есть. У Шоммера ты сам видел большой транзисторный приемник какой-то западной марки. Дома у Эдит Чаус тоже есть транзистор венгерского производства.

- На квартире у Шоммера есть магнитофон. Почему они не слушали записи?

- И об этом я спрашивал. Она сказала, что он неисправен. Действительно неисправен. Я показал ей заграничный паспорт Шоммера с австрийской визой и сказал,

что он хотел бежать, у нас есть доказательства. Никакой реакции. Только пожала плечами. Патом я сообщил ей, что у его бабушки найдена сберегательная книжка на тридцать тысяч форинтов и вклад сделан в пятницу. Об этом она ничего не знала. И вообще она знает только то, о чем уже рассказала. Я спросил ее о табачных крошках.

- О каких табачных крошках?

- Может быть, ты помнишь, на втором допросе она сказала, что в тот день на ней было зимнее пальто оливково-зеленого цвета, зеленые замшевые сапожки и шапка. В швах кармана удалось обнаружить мизерное количество табачных крошек. Лабораторный анализ показал, что они от сигарет «Кошут». Хуньор курил «Кошут», а Эдит Чаус - «Симфонию». Я спросил, как попали в ее карман табачные крошки от сигарет «Кошут». Она ответила, что не имеет никакого понятия об этом. Потом сама, не дожидаясь моего нового вопроса, как будто вспомнила, что как-то вечером под Новый год Хуньор провожал ее домой и у нее как раз кончились сигареты. Хуньор дал ей свою уже начатую пачку, которую она положила в карман. Наверное, от нее и остались табачные крошки.

- Это существенное обстоятельство. Шоммер курил?

- Нет.

- В рыбачьем домике сигарет не было, а на халате Хуньора обнаружен пепел. Пепельницы оказались чистыми, и, если мне не изменяет память, пустых пачек из-

под сигарет не было и в мусоре.

- Совершенно точно. У тебя хорошая память, дядя Бела.

- Замшевые сапожки осматривали? Где они?

- У сапожника. Она сказала, что отдала поставить подметки. Были у сапожника. К сожалению, подметки уже поставлены, а старые он выбросил.

- Какая это была бы находка для автора детективного романа! - громко смеется Келемен.- Стоило бы изменить только погоду в ту ночь, и писака тут же обнаружил

бы четко различимые следы. Следы от дырявых подошв женских сапожек! Представляешь, какой клад? К сожалению, старина, мы вынуждены иметь дело с самой действителностью. Почва и погода были такими, что следов не осталось, сапожки отремонтировали, а стертые подошвы, из которых можно было бы выковырнуть крошку земли, где-то на свалке. Полагаю, ты спросил ее о том, где она была в среду во второй половине дня?

- Да. Она повторила старое: Хуньор был у нее в магазине между пятью и половиной шестого, о том, что он взял из сберкассы деньги, и сколько у него было денег, он ничего ей не сказал. Сделал кое-какие покупки. Они обмолвились несколькими словами, Эдит Чаус пообещала быть у него после работы, и Хуньор ушел. Девушка стояла у прилавка, к кассе не подходила и поэтому не могла сидеть, какими деньгами он расплачивался. Магазин работает по системе самообслуживания, поэтому покупки он перекладывал в портфель уже за кассой. Возможно, и деньги были в этом портфеле.