Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Не в таком ли виде вы посетили вашу тетушку, сударыня? — усмехнулась Франсуаз.

— Не в таком, но… почти в таком.

— Тогда я ошиблась. Это, пожалуй, не тетушка, а вы были жестоки с нею.

— Меня выгнал судья, ее муж.

— О, судья! Тем более! Он, наверное, и не признал в вас свою племянницу!

— В том-то и дело, что признал.

Женька нервно засмеялась, не замечая, что смех ее переходит в истерику.

— Тише! У вас начинает кровоточить рана, — сказала Франсуаз, но девушка не слышала и успокоилась только тогда, когда де Шальон шлепнула ее по щеке.

— Все, все, я справлюсь, — заверила, измотанная первым днем в сюжете Монрея, фехтовальщица.

Мари-Анн принесла, все, что требовалось, и с помощью Лизон, полной девушки с равнодушным лицом, принялась придавать фехтовальщице человеческий вид — с нее сняли корсаж, перевязали руку, потом раздели до панталон, и словно парковую статую, стали обтирать мокрыми салфетками.

Де Шальон все это время сидела на стуле и наблюдала, как обхаживают ее незваную гостью. Женьке это не слишком нравилось, но усталость от тяжелого дня перебивала легкое раздражение от ощущения на себе пристального взгляда чужой женщины.

— У вас действительно сильные руки, — сказала Франсуаз. — И ноги… и все тело.

— В детстве я любила лазать по горам, — не то чтобы соврала девушка.

— Да… очень развитое тело, но как-то не по-женски. Небольшая грудь… Такое тело я видела у жонглерки на рыночной площади. Это несколько грубовато… Впрочем, охотники найдутся. Некоторые у нас любят почудить.

После перевязки Женьку одели в дарованную хозяйкой домашнюю одежду, — длинную шелковую сорочку, халат и обули в туфли без задников. Дама предложила ей поужинать. Фехтовальщица не отказалась, — бешеный бег по ночному городу отнял у нее слишком много сил.

Мари-Анн принесла холодное мясо, фрукты и вино.

— Что у вас за кольцо на пальце? — спросила де Шальон. — Фамильная драгоценность?

— Это подарок.

— Того принца, от которого вы отказались?

— Нет, это было в гостинице. Подарил какой-то шутник в маске.

— В маске? Это хуже.

— Почему?

— Дары от сердца делаются с открытым лицом. Что там за камень?.. А, рубин? Камень страсти и войны? Вам лучше избавиться от него. Этот камень не принесет вам удачи.

Франсуаз попросила фехтовальщицу рассказать о себе. Женька не смутилась, — все, что касалось ее новой жизни, она помнила неплохо. Ей даже стало казаться, что раньше она жила именно такой жизнью, носила длинные платья, слушала рассказы старой няньки у камина, мерзла зимними вечерами в большой постели под балдахином и выезжала с отцом на охоту.

— А зачем вы поехали в Париж, сударыня? — спросила в заключение Франсуаз.

— Чтобы не пропасть в захолустье.

— Пропасть в Париже тоже не так уж трудно.

— Уж лучше пропасть в Париже.

Франсуаз улыбнулась.

— И каким образом вы собираетесь это делать? — спросила она.

— Хочу заниматься в школе фехтования.

— … В самом деле? — оторвала прямую спину от спинки стула де Шальон.

— Да.

— Странное желание для девушки? Зачем вам это надо?

— Это развивает.

— Тогда займитесь танцами. Девушку это развивает лучше, тем более, что заниматься фехтованием здесь вам все равно никто не разрешит.

— Я могу одеться мальчиком.

— Мальчиком?.. Забавно… однако, с вашей фигурой это возможно.

Франсуаз помолчала, продолжая пытливо смотреть на свою гостью.

— А ваша матушка ничего не рассказывала обо мне, Жанна? — вдруг спросила она.

— О вас? Не помню… Может быть в детстве.

Женька слегка растерялась, она ничего не слышала о Франсуаз де Шальон.

— А вы знаете, что ваша матушка однажды спрятала у себя в замке двух протестантов?

— Ну да, — кивнула фехтовальщица, хотя, на самом деле, ничего об этом не знала.

«Почему профессор ничего не сказал? Хорошо это или плохо?»

— Их преследовали войска короля, — продолжала Франсуаз. — Один из этих протестантов был серьезно ранен, и ваша матушка спасла ему жизнь.

— Да, она была добрая женщина.

— Этот протестант был моим дедом, Жанна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А… ну это …я рада, что моя матушка спасла вашего деда. А почему вы об этом вспомнили?

Вдруг скрипнула одна из дверей, и в темный проем просунулась седовласая старческая голова.

— В чем дело, Базель? — повернулась де Шальон.

— Свет в нижней зале, ваша светлость. Здесь всегда темно в это время.

— У меня поздняя гостья. Мы спасли госпожу де Бежар от ночного нападения. Идите и продолжайте спать, Базель.

Старик поклонился и ушел.

— Это тот ваш дед? — спросила Женька.

— Это управляющий. Он, как Мари-Анн и Жикард, служили нашей семье еще в Беарне. Дед умер два года назад. После этого я оставила дом и поехала в Париж отстаивать свои права.

— Какие права?

— На королевскую кровь.

— На королевскую? Так вы…

— Я сводная сестра короля, Жанна.

— Людовика Тринадцатого?

— Да. Какого же еще? Перед смертью дед отдал мне переписку Генриха Четвертого с моей матерью.

— Почему не раньше?

— Он не принял его отступничества от своей партии и не хотел, чтобы и я поступила так же. К сожалению, мне тоже пришлось пожертвовать верой и перейти в католичество.

– «Париж стоит мессы», ваша светлость.

— Не говорите так, Жанна. Меня вынудили, как и моего отца. Мне очень тяжело это далось. Это вы — молодые легко меняете веру.

— Зато это лучше, чем всю жизнь верить во всякую чепуху, как вы — старшие.

— О, будьте осторожнее с такими высказываниями, сударыня. Не все, как я, примут ваши слова всего лишь за последствия юношеской неопытности. Идите с Мари-Анн. Она устроит вас в комнате для гостей. Вам нужно отдохнуть, а завтра мы продолжим разговор.

Комната для гостей располагалась на втором этаже, и когда служанка проводила туда Женьку, широкая кровать под шелковым пологом была уже готова для сна. С белого потолка улыбался лепной амур. Он, как будто, посмеивался над сценками любовного содержания, в изобилии рассыпанными по шпалере на стене.

Хотя вся обстановка гостеприимного дома располагала к умиротворенному спокойствию, фехтовальщица уснула не сразу. Сначала ей мешали непривычные запахи и ночные звуки, потом донимали впечатления прошедшего дня и мысли. Она все сжимала в ладони рубиновый перстень, повернутый камнем внутрь, и думала о том, что будет делать дальше. Продать перстень было и в ее планах. Она собиралась пошить на него мужской костюм, купить шпагу и рискнуть проникнуть в школу де Санда под видом брата Жанны де Бежар. «Потом… потом нужно как-то сделать финал сюжета мирным… мирным… как же?» Женька была неглупой девушкой, но даже больше чувствовала, чем понимала, что словосочетания «школа фехтования» и «мирный финал» совершенно не сочетаются. «Не сочетаются… — продолжала мысленно искать пути к их объединению фехтовальщица. — А если я уничтожу какого-нибудь монстра или злодея?.. Или спасу кого-нибудь?.. Это ведь тоже хороший финал! Даже отличный! Отличный, но мирный ли?.. Почему бы и нет?.. Да, такой финал тоже может быть мирным».

Устав от потока трудных мыслей, фехтовальщица, наконец, заснула. Раскрылась ее расслабленная ладонь, сверкнул, прятавшийся в ней, уголек рубина в перстне Дворцового Насмешника… Камень страсти и войны был прекрасен, но ничего мирного в нем не было.

3 часть. Повороты

Шанс

— Госпожа де Бежар, завтрак уже готов, — извлек из глубины длинного забытья чей-то птичий голосок.

Фехтовальщица промычала что-то невнятное и разлепила сомкнутые веки. Над головой вздувался алый, расшитый амурами полог, в котором парило утреннее личико Мари-Анн. Где-то слышался звон колокольчика, будто эти самые младенцы со стрелами пытались будить спящее фехтовальное сердце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Кто это там? — спросила Женька.

— Где? — спросила Мари-Анн.