Йога. Теория и практика. - Борис Аров

Ни скромные одежды цвета охры, ни голый посох, ни Камандаль (чаша для милостыни), ни бритый череп и ни жизнь отшельника определяют его вековую славу.

Санньяса… На человеческом языке нет лучшего слова, выражающего более кратко и вместе с тем более точно то, что со времен более древних, чем существует этот материк, было и будет Царской Короной, венчающей подвиг Мудреца.

Слово это значит «оставить».

Значит ли это, что мы должны «оставить» свои обязанности, дом и семью и бежать в леса или пещеры, в пустыню Гоби или в снега Гималаев?

Значит ли это, что мы должны, подавив в себе страсти, «оставить» утонченный образ жизни, которым мы привыкли так гордиться, нашу обстановку, без которой мы не можем обойтись, нашу одежду и тысячу и одну мелочь, составляющие неотъемлемые аксессуары нашей культурной жизни, и, облачившись в грязное рубище, скитаться по улицам, подобно некоторым фанатикам, мучаясь от всех неудобств, в тайне вздыхая перед каждой витриной и засматриваясь на каждую изящную женщину? Это будет не отречение, а самообман.

Мы не должны «бросать» что-либо, не должны «отрекаться» ни от чего: это есть раджас, страсть, и чем сильнее это насильственное отбрасывание, чем более страстности в нашем отречении, тем труднее оно и тем лицемернее может оказаться в действительности. Это не есть Санньяса. Наши европейские слова «бросать» и «отрекаться» не выражают божественной ясности этого санскритского слова.

Оно значит просто ОСТАВИТЬ. Оставьте все, что сдерживает вас. Оставьте все игрушки, с которыми вы играли все ваше детство жизни и продолжаете играть и сейчас. Каждый из нас ребенком любил играть в куклы и возиться с игрушками. Но разве мы должны были «бросить», «отречься» от них, когда выросли? Кто из вас потребует от своих детей отказаться от кукол, солдатиков, пароходиков и всех вещей, делающих детство таким чудесным, его мечты такими волшебными, потому только, что они несбыточны?

На морском берегу всего мира с радостными криками и играми собираются дети.

Они строят себе домики из песка и играют пустыми раковинами. На морском берегу бесконечных миров великое множество детей. Не мешайте им, пусть играют. Или вы станете проповедовать им, что их домики не настоящие, и то что они называют корабликами — пустые ракушки?

Или, может быть, вы вмешаетесь в их игру, и сами увлечетесь ею еще больше детей, заставляя их играть по вашей указке? Дети поднимут рев и будут просить оставить их в покое. А если они не поладят из-за разбитой ракушки, не постараетесь ли вы помирить их, не приласкаете ли каждого в отдельности, не утихомирите ли их всех? Или вы сами примите участие в драках, а то — чего еще проще: попросту тут же утопите их за непослушание?

Истинный Санньясин — тот, кто оставляет все просто как детские игрушки, без шума, без фарисейской рисовки. Вы можете жить в царских чертогах, можете остаться на троне, в парче и в багрянице, повелевать тысячами слуг и все-таки быть непривязанным и чистым, как чисты лепестки лотоса, к которому не пристает ни одна капля воды. Но захотите ли вы всего этого? Если да, то вы Санньясин.

Но если хоть искра желания всех этих вещей теплится в вас, вы не достойны этого имени.

Может показаться что этот вывод находится в противоречии с тем обожествлением всего, которое предписывалось на пути Бхакти. Разве не должны мы во всем видеть Бога; и если Бог присутствует везде, разве может быть хоть единая пядь земли, где Его нет, хоть единое условие жизни, в котором Он не проявлялся бы? Совершенно верно. Бог — во всем: в святости подвига и в низости предательства, в великолепии любви и в проклятии ненависти, в священных водах Ганга и в мерзости сточной канавы — во всем этом проявляется Бог.

«Когда воды Ганга и сточной канавы кажутся одинаковыми, тогда достигнуто самопознание Бесконечного Единого». (Шри Рамакришна)

Значит ли это, что в таком случае безразлично, пьем ли мы воду из сточной канавы или из Ганга?

Если вам действительно безразлично, т. е. вы считаете, что уже не отличаете мерзости запустения от потоков жизни, то как же вы можете говорить о мерзости? Если для вас исчезла разница между отвратительным и прекрасным, как можете вы чувствовать отвращение. Если вы видите во всем — Одно, вы постигли Бесконечное Единое, как говорит Мудрец, можете ли вы тогда видеть что-либо иное — зло, безобразие и нечистоту?

А если мы видим все это, то мы еще очень далеки от познания Единого, хотя и на пути к Нему.

Мы думаем, что из всех предыдущих рассуждений должно было стать ясным, что все, что есть различного в мире, не есть каждое в отдельности Бог, но ступени последовательного раскрытия Божественности Единого.

И если в самом гнилом болоте проявляется Сам Брахман, то в кристальных струях Кастальского источника Он проявляется в тысячу раз полнее и совершеннее.

Итак, вот идеал Джняни-Йога: он знает, что во всех и повсюду — Бог.

Но он знает также, что не вещи — Бог, но Бог в вещах, сами же вещи — иллюзия Майи.

И потому, научившись на пути Бхакти обожествлять весь мир, на пути Джняни он научается еще большему — обожествлять не сам мир, но Бога в мире, который скрывается во всем.

Подобно Бхакту, он во всем видит Брахмана, но теперь он хочет уже познать Его.

Поэтому все, что от Майи, он оставляет одно за другим, «Нети, нети» (не то, не то) говорит он всему, ибо воистину ни о чем определенном во всей Вселенной и о ней самой (как конкретной форме) невозможно сказать, что это — То, Абсолютное.

Что бы мы ни пытались сказать об Абсолютном Брахмане, чем бы ни старались определить Его, все это «не — То».

«Нети-нети» — единственная путеводная звезда Джняни. С «нети-нети» на устах, с чувством Богоединства в сердце идет он все дальше и выше, оставляя шаг за шагом, ступень за ступенью, все, что он познал как «не-то».

Только такое оставление всего есть истинная Санньяса, все же иное — лицемерие.

Только такой человек может прочувственно сказать:

«Тебе не нужен дом; пусть ни одно жилище тебя не сможет удержать. Небесный свод — твоя незыблемая кровля, трава — постель, а пища — то, что даст тебе случай.

Уподобляйся вечно-бегущему потоку»… Это внутреннее состояние.

Практика Джняни-Йоги распадается на три ступени:

1. Шравана — слушать о Брахмане и о единстве своего Духа с Ним. Это — теоретическая часть.

2. Манана — обдумывать все слышанное.

3. Нидидхьяасана — глубокое размышление над истинами Бытия.

Две последние ступени — практическая часть. Они невозможны без первой, заключающейся в том, что ученик должен найти себе Учителя (Гуру), который дает ему возможность узнать все, что относится к учению о Брахмане, об умственной и физической тренировке. Это передается непосредственно от Учителя к Ученику.

«Гуру, Ишвара, Ом, Брахман — одно. Устремите ваш ум на Гуру, как на Атмана. Неуклонно слушайтесь его. Его слова должны быть для вас евангельскими истинами. Вы должны мысленно придавать ему все атрибуты Ишвары. Гуру удаляет покров неведения. Служите ему с преданностью (Бхакти), тогда вы получите его Милость». (Свами Вивекананда)

Физическая форма Гуру будет постепенно исчезать, и вы сами реализуете Атмана в нем и через него. Вы будете видеть вашего Гуру во всех формах, одушевленных и неодушевленных. Некоторые ученики выбирают себе по собственной склонности свой метод Садханы (практика), не сообразуясь с последствиями. Неподходящая диета, суровый и бессмысленный аскетизм в слабом теле и измучивание его во имя тапаса (истинный аскетизм) совершенно испортили многих стремящихся. Поэтому, чтобы идти по духовному пути, необходим личный Гуру, дающий нужные указания в тех или других вещах, сообразно со временем года, обстоятельствами и общим прогрессом человечества в данный момент. Некоторые Йоги считают, что пока вы не можете найти настоящего Гуру, который будет руководить вами в вашей Садхане, вы можете положиться на Него внутри вас самих.

Для того чтобы сделаться учеником Учителя, стремящийся должен быть «готов». Он должен обладать четырьмя качествами: вивека (распознавание истинного от ложного), шат сампат (шесть правил поведения) и мумукшатва (стремление к освобождению).

Ученик тогда приближается к Учителю, который познал Высшее «Я», и слушает от него об Истине Вед и других писаний о Брахмане. Затем начинается собственная работа ученика: он сперва размышляет обо всем услышанном и усвоенном, затем медитирует над своим Высшим Я и в конце концов постигает Его.

«Тогда открываются тайны жизни и смерти. Вся жизнь, которая казалась нам бессмысленной, раскрывает высший смысл, более благородное и духовное значение. Тот, чья душа сопричащается Божественному Духу, не заботится ни о каком небесном блаженстве; он не желает ничего и в этом мире. Он полон ясности, мира, успокоения и счастья, всегда доволен, свободен от забот, беспокойства, несчастья, печали, страданий и страха смерти. Он знает, что он божественен Если даже весь мир преследует его, мучает его и режет на куски, даже тогда он не сопротивляется, но благословляет своих преследователей и с кротостью восклицает: «Я — Божественный Дух, меч не может пронзить меня, огонь не может сжечь меня, страдание тела не может коснуться меня. Я бессмертен. Я — в солнце, в месяце и в звездах; более того, я в самой душе преследователя. Я — Он Я — Он». (С вами Абхедананда)