Помощница и её писатель (СИ) - Шнайдер Анна

— Я расскажу, если захочешь. Ну так что? Пойдём за платьем?

— Сейчас?!

— А почему нет? Я на сегодня закончил. Хотел правку только посмотреть, но могу сделать это перед сном. Пошли?

Нина поколебалась, нервно вертя в руках мобильный телефон, но в итоге, смущённо кашлянув, заявила:

— Ладно! Идём. А то у меня только одно подходящее платье есть, классическое «маленькое чёрное». Но я думаю: оно вам не понравится.

— Однозначно не понравится, — подтвердил Бестужев.

26

Нина

Я сошла с ума? Или что?

Да, наверное.

А может, меня Бестужев заразил своим выражением: «Это условность»? Куда ни плюнь, всё у него условность. И я не сомневалась, что для моего нынешнего работодателя пойти в магазин, чтобы выбрать платье для своей помощницы, — ерунда и даже малейших переживаний не стоит. Действительно, какая разница, что о нас подумают продавщицы? Мы же видим этих женщин первый и последний раз в жизни.

Что-то в подобных рассуждениях про условности, безусловно — ха, каламбур! — было. И всё же подобное поведение не для меня. Я никогда и ни с кем не выбирала в магазинах одежду, так уж получилось. Особенно — с мужчиной, которого знаю меньше недели. Если считать с момента «близкого» знакомства, разумеется. Романы-то Бестужева я давно читаю…

И да, мне было дико странно ходить с Бестужевым между рядов одежды и под его внимательным взглядом рассматривать платья. Причём обычно он комментировал, хорошо то или иное платье сядет или нет, до того, как я вообще соображала хоть что-то.

— Нет, такой цвет тебе не подойдёт.

— Слишком низкая талия.

— Маленький размер.

— Чересчур короткая юбка.

— Это для похорон, а не для корпоратива.

— Бери, надо померить.

Услышав в третий раз «бери», я не выдержала и, обернувшись к Бестужеву, со вздохом поинтересовалась, покосившись на продавщицу, которая с интересом рассматривала моего спутника:

— Откуда у вас подобные умения, а? Вы ходили на курсы модельеров?

Продавщица слегка изменилась в лице, став сначала удивлённой — видимо, она всё же принимала нас за семейную пару, — а затем воодушевившись донельзя. Что, неужели решила попытаться закадрить Бестужева?

Меня кольнуло невнятной ревностью — как комар в сердце укусил. Вот и зачем этому человеку держать в любовницах помощницу и путать рабочее и личное, если он легко может увлечь любую женщину на своём пути, а?..

— Нет, — покачал головой Бестужев. — Из-за матери. Она любительница одежды. С детства таскала меня с собой в магазины и на рынки. Так что в тряпках я разбираюсь почти как Миранда Пристли из «Дьявол носит Прада».

— Вам надо свой модный журнал открывать, значит, — пошутила я, почему-то подумав о том, что Бестужеву наверняка не доставляло особого удовольствия ходить с матерью по магазинам. Ему и сейчас это не слишком нравилось. Ну, вроде бы. По нему же ничего не поймёшь — спокойный как удав.

— Честно говоря, я думал отвлечь на нечто подобное мать, — признался Бестужев и чуть заметно усмехнулся. — Но она слишком любит бездельничать, так что ничего не получилось. Единственное, что у неё получилось, — вести блог о тряпках в «Инстаграме» и на «Ютубе».

— Тоже неплохо… — пробормотала я, заходя в примерочную.

Надевая первое платье, винного цвета, не могла перестать думать о том, что рассказал Бестужев. В сочетании со словами Аллочки о его диагнозе… А не приложила ли ко всем отклонениям свою трепетную ручку его мать? Так ведь часто бывает.

Я, конечно, не бог весть какой психолог (и уж тем более не психиатр), но это ведь известная вещь — все наши проблемы родом из детства. И если Бестужеву до сих пор требуется помощь психиатра, значит…

Интересно, а где его отец? Умер, как моя мама? Или ушёл к другой женщине? Или…

— Нина, ты как? Можно заходить? — раздался из-за шторки голос Бестужева, и я вздрогнула. Повернулась спиной к зеркалу и поморщилась — молния была глубокой, и застегнуть её в одиночку можно было только если вывернуть себе руку.

— Я застегнуться не могу… — пробормотала я, и Бестужев явно воспринял эту фразу как собака команду «Фас!».

И вошёл в примерочную.

27

Олег

Когда он отодвинул шторку и шагнул внутрь крошечного помещения, Нина испуганно вытаращила глаза. Стояла она лицом к нему и спиной к зеркалу — и Олег даже не знал, какой вид ему больше нравится. И спереди всё было очень соблазнительно — грудь-то у Нины была ого-го, размера четвёртого, не меньше, — небольшое декольте, открывающее прекрасный вид на упругие и нежные холмики; а уж вид сзади-то как торкал… Просто до тесноты в штанах.

Нет, если бы Нина застегнула молнию, то всё было бы прилично — спина закрыта, спрятана под слоем ткани. Но молния ведь была не застёгнута. И Олег мог от души полюбоваться белой кожей с россыпью мелких родинок и замочком лифчика бежевого цвета. Кстати, судя по замочку — лифчик там фасона «мне никого не нужно соблазнять», максимально простой и без кружев. И это хорошо — платья для корпоратива только на такое бельё и нужно примерять.

— Вы совсем? — пробормотала Нина, покраснев то ли от смущения, то ли от злости. — Выйдите!

— А как ты молнию собираешься застёгивать? — хмыкнул Бестужев, с интересом изучая алые щёки девушки и её взволнованно блестевшие глаза.

— Продавца позову!

— Зачем? Я ведь уже тут. Ну-ка…

Бесцеремонно развернув сердито пыхтящую Нину спиной к себе, Олег одной рукой дёрнул язычок молнии, другой придерживая девушку за талию, — так и дотянул замочек практически до самой шеи своей помощницы. А потом сказал, вздохнув:

— Нет, туговато всё-таки. Вон, подмышками прихватывает. Другого размера у них нет, так что… меряй следующее.

И вновь шагнул за шторку.

Несколько мгновений в примерочной висела тишина, а потом Нина пробурчала:

— А расстёгивать платье мне кто будет, Пушкин?

— А-а-а, точно.

Олег вновь отодвинул шторку и оказался в примерочной. Посмотрел на недовольную Нину и улыбнулся:

— Ну, давай сюда свою спинку.

На этот раз Бестужев не спешил — тянул язычок молнии вниз медленно-медленно, наслаждаясь взволнованным дрожанием женского тела под своей ладонью. И даже слегка поглаживал талию Нины — совсем немного, чтобы девушка не возмущалась. А когда расстегнул платье, не отказал себе в удовольствии провести по обнажённой спине рукой и даже запустил пальцы под застёжку лифчика…

— Эй! — сердито запыхтела Нина, но в сторону не отошла. Да и некуда тут было особо отходить. — Между прочим, это называется харассмент!

— Правда? А я думал: флирт. — Олег чуть оттянул застёжку, а потом отпустил её, чтобы слегка щёлкнула Нину по спине. Девушка ойкнула — и Бестужев, поймав в зеркале её гневный взгляд, широко улыбнулся, отчего Нина приоткрыла рот, таращась на его улыбку. Забавно, что она каждый раз так реагировала, когда Олег улыбался, — будто не ожидала увидеть подобное на его лице. — Вообще, Нин, существует множество слов для обозначения примерно одних и тех же действий. Флирт, ухаживания, кокетство, кадрёж…

— Как?

— Кадрёж. От слова «закадрить». Не знаешь? Эх ты, редактор!

Губы Нины дрогнули в улыбке, и взгляд стал менее суровым.

— Мне больше нравится «харассмент».

— Не-а, не подходит. — Олег вновь запустил ладонь под лифчик и провёл рукой туда-сюда под тканью, поглаживая тёплую кожу. Безумно хотелось расстегнуть застёжку и пощупать, что находится спереди, — но Бестужев знал, что за такое получит в лоб. — У нас с тобой соглашение подписано, значит, точно не харассмент.

— Так в соглашении есть условие о добровольности. А я — против!

— Врёшь, — хмыкнул Олег, быстро поцеловал Нину в шею — и вновь покинул примерочную.

28

Нина

Поведение Бестужева меня больше позабавило, чем оскорбило или напугало. А ещё было приятно, что он видит во мне привлекательную женщину, а не толстенькую неухоженную дамочку. Да, откровенное желание в его взгляде завораживало… и возбуждало в ответ.