Отавало идет по экватору - Вадим Листов

Трубачи возвещают о начале праздника

Это и национальные танцы, и демонстрация силы и ловкости

А затем начинается главная часть праздника - собственно родео. Наездники-пастухи демонстрируют зрителям свою ловкость и мастерство: с помощью лассо ловят быка, валят его на землю и быстро связывают, скачут верхом на быке, объезжают молодого скакуна и так далее.

Это и национальные танцы, и демонстрация силы и ловкости

Сельское родео

В перерыве друзья объяснили мне, что между пастухами горных районов и пастухами равнин и побережья есть "принципиальное" отличие: первые, оказывается, могут набросить лассо на шею скачущей лошади... босой ногой. Пользоваться таким сложнейшим приемом их вынуждает сам рельеф местности, где требуется управлять лошадью двумя руками. И действительно, в одном из номеров программы такое искусство владения лассо было продемонстрировано зрителям, причем сделала это... наездница.

Большой полет белой птицы

Столичная окраина Батан Альто в последние годы усилиями людей зажиточных застроилась и превратилась в один из наиболее престижных районов Кито. В самой верхней его части, там, где кончаются два ряда домиков, а оборвавшийся асфальт сменяется узкой каменистой дорогой, ведущей в эвкалиптовую рощу, на ровной площадке, отторгнутой у горного склона, стоит здание необычной архитектуры. Издали оно выглядит суперсовременно: над большой, сплошь из стекла стеной в два этажа взметнулась односкатная крыша-крыло, готовая вот-вот взмыть ввысь и увлечь за собой все сооружение.

Здесь живет и работает выдающийся художник современности Освальдо Гуаясамин.

Свернув с дороги и въехав в ворота, оказываешься перед домом, выдержанным в типично колониальном стиле: глухие стены, узкие проемы дверей, опоясанный колоннадой внутренний дворик - патио. Однако тягостного впечатления эта часть здания не производит. Белизна наружных и внутренних стен, просторный патио, залитый слепящим солнечным светом, создают ощущение легкости и безмятежности.

Гуаясамин - Белая Птица Эквадора

Столь странное на первый взгляд сочетание старины и современности, формы и содержания как нельзя лучше отвечает замыслу его хозяина: задумав свой дом как домашний музей, Освальдо Гуаясамин сам его и спроектировал.

- С какого рубежа начался мой путь в искусство? - переспросил Освальдо и задумчиво посмотрел в стену-окно, за которым далеко внизу, в долине, простерся Кито. - Пожалуй, с раннего детства. Да, с раннего детства, - повторил он с мягкой, чуть грустной улыбкой. - Мои сверстники не хотели играть со мной - я был для них "индио". По-детски обостренное ощущение униженности и несправедливости будило во мне желание убежать от обидчиков, улететь далеко-далеко, туда, где нет расовой дискриминации, где нет деления на белых и "индио", где все - "индио" и все равны. И я начал рисовать. Рисунки были наивные, бесхитростные, чисто личного плана. Мне было тогда шесть лет.

Нерадостное детство

Я рано испытал и глубину унижения, порожденного социальным неравенством, ведь я происхожу из очень бедной семьи, - продолжал Освальдо. - Мой отец был индеец, мать-метиска. Из десяти детей я был старшим. И когда в восемь лет я в первый раз вышел на улицы моего родного Кито, чтобы продать свои рисунки и плакаты, то это было продиктовано желанием помочь семье.

И мальчишкам Колорадо свойственна любознательность

Учился Освальдо плохо. Кроме рисования, его ничего не интересовало, разве что история и география да еще игра на гитаре. Вот и вся учеба. Немудрено, что будущую гордость Эквадора часто исключали из школы, приходилось каждый год поступать в новую. С трудом одолев "курс наук" начальной школы - а она в Эквадоре охватывает шесть классов, - Гуаясамин легко поступил в Школу изящных искусств Кито. Там он учился с упоением, и годы учебы пролетели незаметно. В 1941 году Освальдо блестяще закончил Школу - тогда ему шел 22-й год.

Все эти обстоятельства: бедность семьи, трудное детство, учеба в академической Школе изящных искусств - породили в молодом художнике обостренное чувство национального самосознания, а позже - и лучшее понимание проблем классовой борьбы. В итоге это привело к тому, что в своих картинах он еще в период своего становления как художника стремился отразить жизнь и страдания эквадорского народа.

В 1942 году Освальдо удалось организовать в Кито первую персональную выставку. Суть выставленных полотен сам он охарактеризовал как "восстание против буржуазного академизма". Именно тут ирония судьбы вытолкнула его на путь успеха. В эквадорской столице проездом находился американский миллиардер Нельсон Рокфеллер, и один из его друзей, дипломат, зная, что он неравнодушен к живописи, пригласил его на выставку работ Гуаясамина. Будучи и в самом деле знатоком живописи, Нельсон Рокфеллер сразу оценил незаурядность дарования молодого художника. Не поскупившись, он за высокую цену приобрел несколько его картин, а главное - пригласил Гуаясамина в Соединенные Штаты, пообещав оказать содействие в организации там персональной выставки.

Поездка в США дала Гуаясамину возможность побывать в Мексике. Там он работал и учился у Ороско, одного из "великой троицы" мексиканских муралистов (Ривера - Ороско - Сикейрос), там же он познакомился и подружился с выдающимся чилийским поэтом Пабло Нерудой. Пребывание в Мексике оказало глубокое влияние на все последующее творчество Освальдо Гуаясамина. И дело не в том, что он называет себя "первым эквадорским художником, занявшимся настенной живописью". Он многое усвоил от искусства великих мексиканских муралистов: реализм, верность национальным традициям и пафос революционной борьбы, свойственные творчеству Диего Риверы, экспрессию и трагизм Ороско, резкость его живописной формы, а также глубокий социальный характер и политическую заостренность фресок Давида Альфаро Сикейроса; но что еще более важно - их патриотизм и демократичность, ясную адресованность работ "великой троицы" народным массам.

- Со временем мои горизонты - и творческие, и политические - расширялись. - При этих словах в глуховатом голосе Освальдо зазвучали твердые нотки. - Ныне я бы сказал, что мое творчество - это сплав воспоминаний детства и жизненного опыта с личным восприятием мира, в котором мы живем. И все это - преломленное сквозь столь же личную призму художника.