Тот ещё туризм! - Гаянэ Павловна Абаджан

ощутим масштаб пришествия херсонских: из четырнадцати человек группы, десять – из Херсона, трое – представляют Ирпень. И вернуться им всем пока что некуда.

Теперь, когда я слегка обрисовала то, какие нынче встречаются подготовленные слушатели: понимающие и в расстояниях, и проблемах, вернусь к рассказу очень пожилой пани о её отце.

Вернёмся в Польшу 1940 года, которую опять поделили её неустанные интересанты: Германия с Россией. О соседях есть множество небезосновательных пословиц и анекдотов. Да, их много. Но вот по чесняку – Польше что «повезло», то «повезло» с соседями, при чем – с обеих сторон. Надо иметь великую национальную самость, чтобы ни смотря ни на что сохранить себя между ними. Уж лучше пусть такие соседи считают, что ты – такое не такое, что надо с тобой тихо и осторожно, иначе – себе дороже, «не беспокойте беспокойного». И тогда соседи лишний раз не полезут по вашим амбарам свое зерно искать.

Итак. Мы в Польше, в 1939.

Жил себе, поживал в 1939 году в так называемом штетле, по нашему – местечке Сероцке в сорока км от Варшавы молодой человек 1919 года рождения по имени Аркадий. Был он вполне оборотист и по всем приметам жизнь любил, иначе почему бы он уже в свои двадцать лет оказался женатым на девушке постарше – соседской красотке Леокадии, и не за партами университетов нудно просиживал, а на пару с приятелем – Станиславом содержал бакалейную лавку.

Парни без всяких университетов разобрались со своим торговым балансом. И пока Аркадий занимался расширением номенклатуры поступления товаров, Стас расширял рынок сбыта. То есть осмотрев тектонические сдвиги границ, Станислав не согласился с ними и наладил сбыт как если бы этих границ и не было вовсе – и во Львов, который зачем-то от Польши вдруг перешёл к СССР, и в Белосток.

Но 1939 год внёс свои черные коррективы в светлую жизнь разбитных ребят.

Сероцк не просто городок/ местечко, а по составу населения скорее почти еврейское гетто. Так что немцы, которые на тот момент были фашистами, оккупировав Польшу, заявились туда со своим "миропорядком". Аркадию перспектива ходить с опознавательной нашивкой в форме Звезды Давида не понравилась. Не то чтобы он был против Звезды, но вот заподозрилось ему в этом мероприятии что-то ужасно токсичное. И предполагая, что в большой Варшаве все будет гораздо проще, уговорил семью податься туда.

Когда мы говорим «семья», то имеем на уме её широкое значение: с мамой, братьями, а не только прямо с одной женой. Её и уговаривать-то нечего.

Но буквально через месяц Аркадий наткнулся на варшавской улице на своего старого знакомого, который удивился отсутствию на Аркаше этого опознавательного знака, и даже для устранения такого недостатка в одежде подозвал ближайшего полицая.

Варшава – город большой, Аркадий по ситуации почувствовал, что пора немедленно растворяться и бросился убегать. За ним пошли следом, он побежал, за ним побежали… Улочки, повороты, брамы… Он слегка заблудился в этом не совсем родном городе…

Это теперь Варшава огромный город с прямыми улицами. В 1940 там были очень сложные геометрические узлы, которые последующая война разрубила в прямом смысле, заровняв исторический центр в каменистый пустырь. Там, где нынче возвышается знаменитая сталинская высотка – располагалось очень большое еврейское гетто.

Короче, петлял Аркаша от погони, пока сам не запутался в брамах. Но не все же люди «вкладывают», кто-то и помогает скрыться. И незнакомый поляк указал Аркадию как увильнуть среди этих запутанных лабиринтов.

Запыхавшийся больше от страха, чем от бега, молодой еврей прибежал домой:

– Я здесь и пяти минут не останусь! – сказал он с порога.

Его старший брат, как раз помогавший матери перебирать вещи после недавнего переезда, живо откликнулся:

– И куда ты теперь нас потащишь?

– К дяде, в Россию!

– В СССР что ли? К этим коммунякам? Ты просто с ума сошел! Отдышись.

– Я не сошел! Ты сошел! Совсем не понимаешь происходящего! Леня, – позвал он жену. – Немедленно собирайся. Мы сейчас же уходим отсюда. И ты собирайся, – повернул он голову к матери.

– Ну, нет, – отозвался за неё брат. – Поезжай пока сам. Устроишься там, и нам потом напишешь. Если все будет хорошо, то и мы к тебе приедем.

Решение старшего брата Аркадий оспорить не смог. Ему дорогого стоило хотя бы вывезти всех из Сероцка, в котором семья жила спокон веку, то есть реальные несколько столетий.

Пять минут/ не пять минут, но в тот же день семья поделилась на тех, кто поверил Аркадию и тех, кто предпочел надеяться на то, что тот сильно преувеличивает. Вечером Аркадий с молодой женой, старшей сестрой с маленьким сыном на руках, и тетей Беллой уже выходили из дому. Муж тети Беллы полгода как уехал в это самое СССР, и к нему они теперь все вместе решили направиться.

Так, неся с собой еду и некоторые пожитки, они по сумеркам выбрались из города, для начала – в ближайшую деревеньку. Им предстояло пройти почти двести километров. Но Аркадий уже все спланировал, они то шли, то ехали от села к селу, от знакомых бакалейщиков к знакомым харчевням… И везде он рассказывал, что надо уходить, пока не поздно. Но никто не соглашался бросить свой дах над головой и по ночным тропам идти в никуда. Даже хуже, чем в никуда, а в клятую Россию. О Советском союзе, как она теперь стала называться, доброго слова никто не припоминал. Все помнили только восстания, совсем недавнюю Советско- польскую 1919—1921 годов войну, Варшавскую битву, и Рижский 1921 договор. А еврейские погромы в Одессе тоже не оставляли места сомнениям: Россия – не то место, куда хотелось бы отправиться, тем более – добровольно. Но Аркадий спрашивал:

– А куда?

И в ответ звучало молчание.

Да, такое наступило время, что некуда людям стало хотеть. И ведать какой зверь страшнее – они не ведали.

Кстати, надо упомянуть, что на улице стояла зима. Пусть и не самая лютая, но заснеженная.

Добравшись до последнего на границе с Союзом местечка, Аркадий нашел знакомого через своего польского компаньона по бакалейной торговле – Стаса контрабандиста, который твердо пообещал их переправить.

В ожидании нужной ночи группа засела в подвале. К ним присоединилось ещё две женщины: мать и дочь. Мать сильно натужно кашляла. И глядя на нее проводник с сомнением качал головой, что если она будет так кашлять, то их попросту заметят и перестреляют. Им предстояло ночью перейти широкое поле, за которым уже были «наши». Испуганная женщина делала все, чтоб хоть как-то унять этот непрерывающийся кашель. Перспектива остаться в Великом Рейхе заставляла её дышать через раз.

– Я вам гарантирую то, что обещал, – сказал старый контрабандист. – Через поле я вас переведу. Но