В диких условиях - Джон Кракауэр

Отвечай мне, пожалуйста, на этот адрес:

Алекс Маккэндлесс

Мэдисон, Южная Дакота 57042»

Как ни удивительно, восьмидесятиоднолетний Франц отнесся к нахальным советам двадцатичетырехлетнего бродяги с полной серьезностью. Он перевез всю свою мебель и большинство пожитков на склад временного хранения, купил просторный «GMC Duravan» и оснастил его спальными местами и всем необходимым для жизни на природе. После этого он съехал с квартиры, отправился в bajada и разбил там лагерь.

Франц остановился там же, где некогда жил Маккэндлесс, невдалеке от горячих источников. Он замостил площадку для парковки фургона камнями, навел красоту, пересадив на участок несколько грушевых деревьев и кустов аморфы, а потом просто день за днем сидел в пустыне, ожидая возвращения своего юного друга.

Для человека на девятом десятке, да еще и пережившего уже два инфаркта, Роналд Франц (в действительности его звали по-другому, но я придумал ему этот псевдоним по его собственной просьбе) выглядит мужчиной весьма крепким. За метр восемьдесят ростом, с мощными ручищами и массивным торсом, он ходит, расправив плечи и с прямой спиной. Непропорционально велики по сравнению со всеми остальными частями тела у него не только узловатые, мясистые руки, но и уши. Когда я вхожу в его лагерь на краю пустыни и представляюсь, он встречает меня в старых джинсах, безупречно белой футболке, декоративном кожаном ремне собственной работы, белых носках и потертых черных лоуферах. Возраст его выдают только глубокие складки на лбу да горделивый, но рябой нос, словно искусной татуировкой покрытый лиловой филигранью вен. По прошествии года с малым после смерти Маккэндлесса старик взирает на мир настороженным взглядом голубых глаз.

Чтобы развеять недоверие Франца, я показал ему набор фотографий, снятых мной в прошлое лето во время поездки на Аляску, когда я попытался повторить последний путь Маккэндлесса через Стэмпид-Трейл. На нескольких первых фотографиях запечатлены окружающие ландшафты – заросшая тропа, виднеющиеся вдали горы, река Сушана. Франц рассматривает их в полном молчании и время от времени кивает головой, когда я объясняю, что на них изображено. Мне кажется, что он благодарен мне за возможность их увидеть.

Тем не менее, когда дело доходит до фотографий с автобусом, в котором умер парень, Франц внезапно напрягается всем телом. На некоторых фотографиях были видны разбросанные по салону автобуса пожитки, личные вещи Маккэндлесса, и когда Франц понял, что видит, его взгляд затуманился, и он вернул мне пачку снимков, даже не досмотрев до конца. Я бормочу невнятные извинения, а он поднимается на ноги и уходит в сторонку, чтобы немного успокоиться.

Франц живет уже не там, где когда-то стоял лагерь Маккэндлесса. Ведущий туда проселок размыло одним из паводков, и он, переместившись километров на тридцать дальше в направлении пустошей Боррего, поселился рядом со стоящей на отшибе тополиной рощей. Боже Мой Каких Горячих Источников тоже больше не существует. По распоряжению Комиссии по здравоохранению долины Империал их разровняли бульдозерами и залили бетоном. Власти графства оправдывали свои действия опасениями, что термальные бассейны могут служить идеальной средой для размножения вирулентных микробов, способных довести купальщиков до серьезной болезни.

«Может, это, конечно, и правда, – говорит продавец магазина в Солтон-Сити, – но основная масса людей думает, что источники снесли, потому что они стали привлекать в эти края слишком много хиппарей, бомжей и прочей такой швали. Ну, на мой взгляд, и скатертью дорога».

Больше восьми месяцев с момента прощания с Маккэндлессом Франц терпеливо ждал его возвращения. Он почти безвылазно сидел в своем лагере и не сводил глаз с дороги, надеясь, что на ней вот-вот появится силуэт молодого человека с большим рюкзаком за спиной. В последнюю неделю 1992 года, на следующий день после Рождества, он съездил в Солтон-Сити проверить почту, а на обратном пути подобрал двух автостопщиков. «Один, сдается мне, был из Миссисипи, а другой – индейских кровей, – вспоминает Франц. – По пути к горячим источникам я начал рассказывать им о своем друге Алексе и о большом приключении на Аляске, в которое он отправился».

Внезапно его перебил молодой индеец: «А его звали не Алекс Маккэндлесс?»

«Да, точно, это он. То есть вы с ним знакомы…»

«Очень тяжело сообщать вам об этом, мистер, но ваш друг погиб. Замерз в тундре. В журнале Outside писали, я только что прочитал».

Ошеломленный Франц устроил автостопщику длительный допрос. Подробности совпадали, история была похожа на правду. Что-то пошло не так, и случилось ужасное. Маккэндлесс уже никогда не вернется.

«Когда Алекс уехал на Аляску, – вспоминает Франц, – я молился. Я просил Бога присмотреть за парнем, я говорил Ему, что это совершенно особенный человек. Но Он позволил Алексу умереть. Поэтому 26 декабря, узнав о случившемся, я отрекся от Бога. Я отказался от членства в своей церкви и стал атеистом. Я решил, что не могу верить в Бога, который позволил случиться страшному с таким парнем, как Алекс».

«Высадив своих пассажиров, – продолжает Франц, – я развернул фургон, вернулся в магазин и купил там бутылку виски. Потом я уехал в пустыню и выпил ее. Пить я не привык, и поэтому меня стошнило. Я надеялся, что умру от алкоголя, но ничего не вышло. Мне просто стало очень-очень плохо».

Глава седьмая. Последнее великое приключение

Это правда, что многие творческие люди не умеют выстраивать зрелые личные взаимоотношения с другими, и по этой причине зачастую живут в почти полной изоляции. Также правда, что в некоторых случаях перенесенная в раннем возрасте психологическая травма в форме разлуки с родными или потери близких подталкивает потенциально креативного человека к развитию в себе тех аспектов личности, которые могут быть реализованы только в относительной изоляции. Но это не означает, что сам по себе одинокий творческий поиск является патологией…

Уклонение от внешних контактов – это реакция, сформировавшаяся для предотвращения поведенческой дезорганизации ребенка. Если перенести эту концепцию во взрослую жизнь, мы увидим, что ребенок с такой реакцией избегания вполне может превратиться в человека, основной потребностью которого является поиск какого-то смысла или схемы жизни, не полностью или даже не в первую очередь зависящих от межличностных отношений.

Энтони Сторр«Одиночество: Возвращение к себе»

Большой комбайн «John Deere 8020» беззвучно застыл под косыми лучами вечернего света посреди недокошенного поля сорго в Южной Дакоте, вдали от любых городков и поселков. Перепачканные грязью кроссовки Уэйна Уэстерберга торчат из разверстой пасти комбайна, будто машина начала заглатывать его целиком, будто он был добычей, которую уже переваривала эта железная рептилия-переросток. «Даст мне кто-нибудь, наконец, чертов ключ или нет? – приглушенно звучит из чрева машины сердитый голос. – Или вы там все кроме как стоять руки в брюки больше ни на что не годитесь?» Комбайн сломался в третий раз за три дня, и Уэстерберг торопится до темноты заменить какую-то труднодоступную деталь.

Спустя час, успешно закончив ремонт, Уэстерберг вылезает весь измазанный машинным маслом и облепленный соломой. «Простите, что сорвался, – извиняется он. – Мы уже какой день работаем по восемнадцать часов. У меня, наверно, уже нервы не выдерживают, потому что сезон близится к концу, а у нас рабочих рук не хватает. Мы рассчитывали, что Алекс к этому моменту уже вернется на работу». С тех пор, как на аляскинском Стэмпид-Трейл обнаружили тело Маккэндлесса, прошло пятьдесят дней.

Семью месяцами ранее, в морозный мартовский день, Маккэндлесс ввалился в офис зернового элеватора в Картаге и заявил, что готов приступить к работе. «Мы утром отмечаемся, что пришли занимать свои рабочие места, – вспоминает Уэстерберг, – и тут входит Алекс со своим здоровенным рюкзаком на плече». Он сказал Уэстербергу, что планирует остаться до 15 апреля, то есть в аккурат до первой зарплаты. Он объяснил, что собирается на Аляску и поэтому ему нужно закупить целую кучу нового снаряжения. Маккэндлесс пообещал вернуться в Южную Дакоту как раз к началу уборки осеннего урожая, но к концу апреля хотел быть уже в Фэрбенксе, чтобы до возвращения успеть как можно больше времени провести на Севере.

Все четыре проведенные в Картаге недели Маккэндлесс трудился без устали, выполняя самую грязную и тяжелую работу, за которую не хотел браться никто другой. Он чистил амбары, уничтожал грызунов и вредителей, красил заборы, косил сорняки. В какой-то момент Уэстерберг решил поощрить Маккэндлесса переводом на более квалифицированную работу и попробовал научить его управлять фронтальным погрузчиком. «Алекс по жизни с техникой не очень часто общался, – качая головой, говорит Уэстерберг, – и поэтому очень смешно выглядел, когда пытался почувствовать на тракторе сцепление и разобраться в рычагах. Одним словом, с техникой он явно не дружил».