Цвет убегающей собаки - Ричард Гуинн

Подобными соображениями я не стал делиться с Нурией, чье присутствие в кругу этой швали было сродни глотку свежего воздуха. Я стыдился, что привел ее сюда. Быть может, ощущение вины да отвращение к публике и меня отчасти уподобляло ей.

Тем временем Антонио продолжал танцевать, закончив же, наконец поклонился, получил причитающийся ему гонорар (который, убедившись, что выступает перед перепившимися иностранцами, увеличил вдвое против оговоренного) и удалился. Лишь на пороге позволил себе презрительно пробормотать что-то на прощание, но большинство из присутствующих, конечно, не поняли ни слова.

Мы с Нурией оживленно болтали с дамой из Ливерпуля, которую все называли Сьюзи-Провидицей. Эта певица сформировала недавно женский оркестр под названием «Провидицы». Диапазон оркестра был весьма широк — а капелла, джаз, музыка собственного сочинения. Недавно группа записала свой первый альбом. Привлекательная, энергичная, разговорчивая, эта блондинка была единственной (кроме меня) экспатрианткой, кого явно смущал двусмысленный интерес к Антонио де ла Пальме со стороны участников сборища.

Я познакомился со Сьюзи года два назад — до самого последнего времени она жила по соседству с двумя моими знакомыми, Игбаром Зоффом и Шоном Хоггом. Сейчас они сидели неподалеку от нас и живо беседовали о чем-то, потягивая самопальное виски. Игбар-Неряха заслужил прозвище тем, что обычно по его костюму можно было судить о содержимом самых разных блюд. Хвастая принадлежностью к старинной русской аристократии и даже, по боковой линии, к царской семье Романовых, Игбар учился в лучших школах Англии, Швейцарии и США и отовсюду был изгнан. Он говорил с ярко выраженным и абсолютно неуместным в данном случае акцентом, принятым в высших кругах английского общества, — слишком уж контрастировала его речь с поразительным одеянием, каждая из частей которого словно была подобрана на свалке и к тому же с головой выдавала меню последнего завтрака. А для Игбара любая еда была завтраком, ибо садился он за стол исключительно после глубокого сна, куда обычно погружался после очередной попойки. Тем не менее этот человек обладал неотразимым обаянием, выделяющим его в обществе. Если поймать его в нужный момент, в недолгом промежутке между первой рюмкой и последовательным растворением в парах алкоголя, он мог предстать источником самой разнообразной и удивительной информации и быть весьма остроумным собеседником.

Шон Хогг, еврофил из Нью-Йорка, как бы играл роль простака — партнера Игбара-клоуна. У этого худощавого мужчины лет тридцати с небольшим, с приятной ухоженной наружностью, на округлом лице выделялись щеки и нос и довольно-таки выпученные темные глаза. Шон играл на гавайской гитаре. Этому искусству он долго учился в Хересе. Еще Шон опубликовал два-три сборника утомительно-правильных стихов, где почти не было эпитетов, и время от времени кропал статьи о современной живописи, которые печатались в разноязычных журналах, не имеющих широкого спроса. За вычетом Сьюзи, только с этими двумя во всей компании мне было приятно пообщаться, хотя краем глаза я заметил еще Дики Уайта — гастролера, пикаро и профессионального мошенника, тоже вызывающего у меня симпатию и уверяющего всех, что он пишет роман, действие которого происходит в Барио-Готико. Никто, правда, не читал ни строки из этого произведения, создание которого должно было, по словам автора, занять десять лет. Да скорее всего ничего он и не писал, занимаясь по преимуществу «сделками» с местным криминалом, накачиваясь наркотиками группы «А» и время от времени наведываясь на более или менее продолжительные сроки в тюрьму Модело. Так что если он все же что-то и кропал, то только там.

Ни у кого из этой компании не было оснований заниматься преподаванием английского как иностранного, пусть даже они всячески к этому и стремились. Скажем, для Зоффа любой язык был иностранным, отсюда и его демонстративные схватки с английской аристократической речью. Его отец, некогда известный галерист и силач-спортсмен, промотал семейное состояние в казино. Но Игбар успел узнать о живописи и живописцах (якобы ребенком он сидел на коленях у Марка Шагала и завтракал с Пикассо в Антибе) достаточно, для того чтобы выработать свой стиль в духе некоего безумного экспрессионизма, что позволяло ему время от времени с успехом демонстрировать образцы своего «искусства». Для организации полномасштабной выставки у него не хватало пороху, но тут как раз и помогала организационная хватка Шона Хогга. Правда, за последние семь лет он устроил в Барселоне только две выставки работ своего приятеля, но кое-какое шевеление в кругу, как правило, циничной художественной богемы Каталонии они вызвали, и, наряду еще с двумя выставками, в Лондоне и Берне, это какое-то время позволяло приятелям оправдывать свое изгнание из ресторанов, классом повыше тех, к которым они привыкли. На протяжении всего времени, что я знал эту парочку, Шон Хогг работал над организацией большой выставки в Нью-Йорке, которая наконец принесет его другу подлинную славу.

Заметив меня, Игбар лениво подошел и плюхнулся на диван между Сьюзи и мною. Нурия с любопытством наблюдала за ним. Я выразил удивление его присутствием.

— Вроде не твоя это публика, Игбар?

— Да меня сюда никто не звал, старина.

— Запах такого виски он за милю учует, — добавил подошедший следом за ним Шон.

— Из личных запасов Алистера. Неважно он припрятал зелье. Но не ради выпивки я сюда пришел. И уж, конечно, не ради дурацкого представления. Просто соскучился по красивым женщинам. Жить-то ведь с боровом приходится.

Он с восхищением глянул на Нурию и из вежливости перевел взгляд на Сьюзи. Та закатила глаза и вздохнула. Будучи более пассивным участником этого многолетнего союза голубых, Игбар взял себе за привычку играть роль этакого распутника в компании женщин.

Я представил Нурию Игбару и Шону и добавил специально для первого:

— Ну а со Сьюзи-Провидицей ты уже знаком.

— Поверьте, пленен, — произнес Игбар, ни к кому не обращаясь.

— Кота в мех можно одеть по-разному, — вымолвил Шон, усаживаясь, скрестив ноги, на пол и готовя себе косячок.

— Да и шкурку на киску тоже, — задумчиво откликнулся Игбар Зофф.

Нурия заморгала, прикидываясь удивленной.

— Слушайте, Игбар, это ваше настоящее имя? Игбар? И чем вы вообще занимаетесь? Я имею в виду, что… э-э, какова ваша функция?

Трудно сказать, подкалывала его Нурия либо невольно подлаживалась к беспорядочной манере речи, которая многих знакомых (Игбара впрочем, и незнакомых тоже) то ли озадачивала, то ли раздражала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});