Испытание - Николай Алексеев

«Без шума не вышло! – Яков Иванович досадливо махнул рукою и встал. – Теперь нужно спешить».

– Сквозной, бегом марш!

Рота поднялась и побежала. За нею в темноте поднимались и бежали другие роты. За ротами, громыхая, понеслись батальонные пушки и двуколка. Только повозки с ранеными двигались медленно.

Когда за повозками выбежала на шоссе последняя рота, Якоз Иванович сел в машину, и «эмка» резко взяла с места, стороною обгоняя бегущих.

Не успели еще миновать мост, как со стороны Бреста, у Тарасова, и со стороны Кобрина, у Прокопенко, затрещала стрельба.

У ближайшего поворота Железнов вышел из машины. Кто-то в темноте подбежал к нему и, еле переводя дух, доложил:

– Мы уже здесь, товарищ полковник.

– Семичастный? – догадался Железнов.

– Так точно!

– А где раненые?

– Все здесь.

– Польщиков, ракету!

Взвившаяся ракета – приказ Тарасову и Прокопенко отходить – красным светом далеко вокруг озарила местность.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Вырвавшись из окружения, батальон Железнова шел через густые леса и глухие деревни. Отдыхали изредка и накоротке: Яков Иванович торопился в тот же день выйти восточнее Кобрина, где, как ему казалось, еще можно застать свои войска.

Тяжело раненный в ночной схватке на шоссе, Тарасов ехал на машине Железнова.

В деревнях, через которые проходил батальон, до них доходили всякие нелепые слухи; их, видимо, распускала фашистская агентура. Если верить этим слухам, то нечего было и думать о выходе к Кобрину, а надо было брать прямой курс на юго-восток и идти через Полесье на Березину. Кое-кто уверял, что уже заняты Кобрин, Картуз-Береза, Пинск; что где-то в близлежащих деревнях прошли фашистские танки, остановились мотоциклетчики, а в Антонопле и Кабановичах высадились воздушные десанты гитлеровцев и повсюду расстреливают коммунистов и активистов.

В деревнях было пусто, но кое-где из-за углов построек, из глубины огородов, из окон домов глядели испуганные глаза. Стоило только Железнову остановиться, как его сразу окружала толпа и засыпала вопросами. Он еле успевал отвечать.

– Таварыш ваенны, а што, паны цяпер зноў вернуцца? – голосисто спрашивала высокая, могучего сложения крестьянка.

– Может быть, вернутся, – неуверенно сказал Железнов.

– Значыць, усё адбяруць? – шамкал старик.

– Толькi у мiнулым годзе зямельку падзялiлi, – горевал другой дед, – а цяпер, значыць, аддаць усё пану? А на ёй жа нашы пасевы… Праца наша…

– Што ж нам цяпер рабiць? – слышалось из толпы.

– Не поддавайтесь фашистам, – говорил Яков Иванович. – Ничего им не давайте, ничего для них не делайте! Бейте их на каждом шагу, как, бывало, били врага наши деды. У вас есть где укрыться, в лесу живете. В партизаны идите, силу против фашиста собирайте!

– А правду говорят, – перебил его молодой, одетый по-городскому крестьянин, – что уже в Кобрине он, а в Барановичах… как его называют?.. С неба войско сбросили?

– Враки, селяне! Кобрин у нас, и в Барановичах никакого десанта нет, – успокаивал их Железнов, хотя сам ничего точно не знал. – Кто вам это говорил, тот, наверное, фашистский провокатор!

– Да это ваш военный говорил, с одной шпалой, капитан, что ль, – продолжал тот же молодой крестьянин. Он хорошо говорил по-русски. – Сказывал, что ночью взяли Кобрин и уже подходят к Картуз-Березе. А по шоссе их идет видимо-невидимо. Скоро и сюда придут.

– А где же он, этот капитан? – спросил Железнов.

– Потребовал подводу и поехал на Верхолесье. С час как уехал.

Якову Ивановичу было стыдно перед крестьянами за то, что так поступил военный. «Наверное, паникер какой-нибудь вроде Паршина», – подумал он, попрощался с крестьянами и торопливо зашагал к машине.

– А вы снова вернетесь? – со слезами спросила беззубая старуха. – Я под ерманцами у минулую войну была. Они тогда нас до последнего куренка обобрали, а чуть что скажешь – в комендатуру. Били! Ох, як били…

– Обязательно вернемся, бабушка! – ответил Яков Иванович.

Из толпы вышла другая старушка, утирая слезы концом платка.

– Помоги вам боже! – сказала она.

– Спасибо, бабушка! – Садясь в машину, Железнов помахал рукой.

«Страшное болтал капитан, – раздумывал Яков Иванович, постукивая пальцем по ветровому стеклу. И против его воли снова и снова возвращалась навязчивая мысль: – А может быть, и верно, что Кобрин взяли? Может быть, и в Барановичах десант? Так куда же я веду людей?.. Нет, не может быть!.. Не могут наши без боя отдать Кобрин! Все это враки!..»

Догнав колонну, Яков Иванович посадил в машину Свиридова, единственно уцелевшего из пограничного отряда.

Шея Свиридова была забинтована, так что повязка подпирала уши, они оттопырились, точно прислушивались, и все время были начеку.

По дороге, между подводами, шагал сгорбившийся Паршин. Он казался жалким, раздавленным.

– Предатель! – процедил сквозь зубы Тарасов.

– Да, трус легко может стать предателем! – ответил Яков Иванович.

В лесу их машина нагнала одинокую телегу.

В телеге рядом с возницей сидел советский командир. Это показалось Железнову странным. Он остановил машину, вместе с Польщиковым и Свиридовым подошел к телеге.

С нее соскочил сухощавый и долговязый средних лет капитан. Он козырнул подошедшим.

– Удостоверение личности, – потребовал Железнов. – Какой дивизии?

Удостоверение по форме было такое же, как и у всех советских командиров. Фамилия капитана чисто русская: Еремин.

– Какой дивизии? – повторил свой вопрос Железнов.

– Пятьдесят пятой. – Глаза капитана забегали.

– Пятьдесят пятой? – Яков Иванович строго посмотрел на него. – Назовите фамилии командиров полков и других старших штабных командиров.

Капитан назвал фамилию командира своего полка. Других же, как ни напрягал память, назвать не мог.

– Скажите, капитан, где находилось стрельбище вашего полка? – снова спросил Железнов.

– Как вам сказать… В поле, около деревни, но, как она называется… забыл! – отвечал капитан.

Яков Иванович отправил старика возницу обратно. Капитана отвели в сторону, подальше от дороги, Железнов отобрал у него пистолет.

Пока Свиридов ощупывал снятую с капитана гимнастерку и осматривал изъятые у него вещи, Яков Иванович, не слишком опытный в следственных делах, прямо задал вопрос:

– Скажите, капитан, кому вы служите?

Оправившийся от первого испуга, капитан заговорил более бойко:

– Что вы, товарищ полковник! – Я командир советской армии!.. Как вы можете меня подозревать?

– Почему же не знаете своих командиров?

– Эх, товарищ полковник!.. Если бы вы попали в такую бомбежку и испытали такое горе, как я, то, наверное, и умом бы тронулись. – На глаза капитана навернулись слезы, щеки задергались, словно он вот-вот разрыдается. – У меня там, в Бресте, погибли жена и ребенок… – он зашатался, и Железнову пришлось поддержать его.

Капитан так правдиво и образно рассказал о том, что пережил за эти дни, что Железнов заколебался в своих подозрениях. Свиридов вернул капитану его гимнастерку и остальные вещи, за исключением оружия.

– Вот что делает паникерство, товарищ капитан, – укоризненно сказал Яков Иванович. – В такое время и расстрелять вас могут. – Он отправил капитана в обоз, а Свиридову сказал: – Надо присмотреть за ним. В войну всякое может быть.

Отряд пересекал большую дорогу, идущую из Малориты. Машина притормозила, и к Железнову подбежал пастушонок. Дрожа от страха, он сказал, что на дороге видел двух убитых военных. Взяв с собой солдат, Яков Иванович побежал туда, куда указал пастушонок. Покрытый тентом «газик» стоял, упершись в сосну радиатором. Рядом с машиной, на песке, лежал лейтенант, а в машине, навалившись грудью на руль, – полковник танковых войск из Кобрина. В них Яков Иванович узнал командира танкового полка и его сына.

«Кто же здесь, куда еще не добрался враг, убил этих людей? – недоумевал Яков Иванович. И сам себе горестно ответил: „Значит, добрался!..“

Пока копали могилу, пастушонок, перемешивая русские слова с польскими, рассказал, что их убили сидевшие в кустах люди в милицейской форме.

Вокруг уже собрался народ. «Бандиты! Злодеи!» – раздавалось в толпе.

– Фашисты проклятые! – прохрипел капитан Еремин, потрясая кулаками. – Не стрелять таких нужно, а четвертовать!

После похорон капитан Еремин возвратился к стоянке обоза. Он улегся в тени, развалившись и заложив ногу на ногу. Свиридов лег неподалеку за кустиком, поглядывая на капитана. Внезапно он обратил внимание на то, что подошвы и каблуки сапог капитана почти новые, нестертые. Несведущему человеку это бы ничего не сказало, но пограничник Свиридов сразу насторожился. Он не раз встречал такую форму каблука и подошвы у нарушителей границы.

Было уже за полдень, когда отряд снова подошел к реке Мухавец. Железнов сориентировался по карте. Оказалось, что они находятся километрах в двадцати пяти юго-восточнее Кобрина. Со стороны Кобрина доносился глухой гул артиллерии.