Древний Восток - Наталья Александрова

Как уже сказано, в представлении египтян о том, что возможно добиться продолжения жизни человека после смерти при помощи конструирования для него в его гробнице особого «мира-двойника», проявился очень сильный оптимистический настрой их мировоззрения. Однако о том же настрое свидетельствуют и надежды на обретение при содействии богов посмертного существования — причем не прозябания в мире вечной тьмы и лишений, а жизни, по крайней мере, не хуже земной. По существу, благое посмертное существование, каким бы способом оно ни было обеспечено человеку, оказывается одной из наиболее важных черт мира, превосходно приспособленного богами к нуждам обитателей долины Нила, занятых служением этим богам. Подобная уверенность в благости богов по отношению к египтянам (а в принципе и к остальным народам мира) резко отличала их религию и мировоззрение от систем представлений практически всех остальных народов ранней древности и стала, по-видимому, естественным следствием истории Древнего царства, не омраченной, как мы уже говорили, практически ничем в течение примерно полутысячелетия.

«Тексты пирамид»

Посмертное бытие египетского царя (обозначение «фараон» входит в употребление гораздо позже), естественным образом, при сакрализации его власти и личности, отличалось от судьбы обычных смертных. Его пирамидальная гробница считалась местом, с которого он (по-видимому, его ба, тесно связанное с именем, принятым в честь бога солнца Ра) поднимался к небу, становился богом в полном смысле этого слова и занимал место среди себе подобных. До определенного времени набор обеспечивавших эту посмертную судьбу ритуальных формул (весьма разнородных и в ряде аспектов противоречащих одна другой) бытовал в устной передаче: при последнем царе V династии Унасе они впервые были преданы письменной фиксации на внутренних стенах его пирамиды. К настоящему времени известно около десятка списков «Текстов пирамид» из гробниц царей (а также некоторых цариц) конца III тысячелетия до н. э. Этот ритуальный комплекс является из доступных нам самым ранним древнеегипетским письменным источником религиозного содержания, хотя ко времени его кодификации египетская религия уже прошла длительную эволюцию.

«Тексты пирамид» были обнаружены в царских гробницах еще в конце XIX в.: их первым исследователем стал преемник О. Мариетта во главе Службы древностей Египта Г. Масперо, а нормативное их издание, использующееся до сих пор, было подготовлено в первые десятилетия XX в. К. Зете. Ряд неизвестных ранее списков этого комплекса, в частности в гробницах цариц, был обнаружен уже в XX в. Г. Жекье. В отечественной историографии связь «Текстов пирамид» с царским заупокойным ритуалом была обоснована в конце 40-х годов прошлого века М. Э. Матье.

Религия и мифология Древнего царства

По-видимому, в начале III тысячелетия до н. э. религиозные представления и мифология древних египтян были еще чрезвычайно далеки от оформления в единую и последовательную систему. Вместе с тем уже в додинастическое время в Тинисе и Иераконполе возвышается государственный культ бога неба и пребывающего в нем солнечного диска Хора, который после объединения страны становится общеегипетским. В ходе противостояния Нижнего и Верхнего Египта в конце правления II династии приобретает актуальность мифологема борьбы двух олицетворявших эти части страны богов — Хора и Сета — с последующим их примирением при участии гелиопольского бога Геба.

При Хуфу вводится новый государственный общеегипетский культ бога солнца Ра: в связанной с ним системе представлений Хор занимает место сына Ра, сохраняя свой образ солнца, вознесенного на распростертые крылья, символизирующие небо (впервые он получает фиксацию еще на рисунке гребня царя I династии Джета). Но при этом он приобретает также ипостась защитника своего отца от всевозможных врагов. Формированию этой трактовки содействовала мифологема борьбы Хора и Сета; в этом качестве «крылатое солнце» Хор почитается, в частности, в верхнеегипетском городе Эдфу (егип. Бехдет) вплоть до греко-римского времени, когда его борьба с врагами Ра отразилась в целом комплексе местных храмовых текстов. После перехода власти от IV к V династии культ Ра, отождествленного с Атумом, почитаемым в Гелиополе, приобретает прочную опору в этом храмовом центре.

Вокруг образа Ра-Атума формируется целая система связей между ведущими божествами египетского пантеона, которая реализовалась в представлении об Эннеаде — «Девятке» богов. Упоминания Эннеады в контексте культа Ра мы видим в Гелиополе на «Палермском камне» уже при V династии: она включала себя самого Ра — бога-творца мира и порожденные им поколения богов — Шу и Тефнут, их детей Геба (исконного гелиопольского бога земли) и Нут (богиню неба, в исконных гелиопольских представлениях рождавшую каждый день солнце), а также и детей последних — Осириса и Исиду, Сета и Нефтиду. Образ Осириса уже в «Текстах пирамид» оказывается комплексным: бог, первоначально, как мы видели, обеспечивавший негасимый свет пребывающему в гробнице усопшему, каким-то образом сливается с качествами одного из божеств Дельты Анджети (умершего и прошедшего физическое воскрешение), абидосского бога Хентииментиу («Первого [среди] западных», т. е. правителя загробного мира), и, вероятно, бога мумификации Анубиса. Рядом с идеей посмертного обожествления царя в «Текстах пирамид» мы видим сопоставление его, усопшего и возрожденного к новой жизни, с Осирисом, а его сына, обеспечивающего совершение заупокойного ритуала, с Хором.

Представление о борьбе Хора и Сета трансформируется в мифологему мести Хора, сына Осириса, Сету, его брату, который убил Осириса, растерзал на много частей и захватил доставшуюся тому согласно воле его отца Геба царскую власть. Физическое воскресение Осириса оказывается делом рук его сестры и жены Исиды — первоначально богини чародейства, сумевшей соединить части его тела, воскресить его и зачать от него сына Хора. Воспитанный Исидой в топях Дельты, возмужавший Хор ниспровергает Сета с престола и возвращает себе царскую власть, унаследованную им по праву от Осириса; во время борьбы с Сетом Хор теряет глаз, но затем возвращает его и отдает своему отцу Осирису. Так переосмысливается значение имени последнего — «место глаза», при том что само понятие «ока Хора» закрепляется теперь за заупокойной жертвой, приносимой усопшему в отождествлении его с Осирисом.

В процессе складывания мифологических представлений, отразившихся в «Текстах пирамид», остается много неясного: понятно лишь, что при этом происходил синтез тех представлений, что сформировались в Верхнем Египте и Гелиополе, с теми, которые возникли в Дельте Нила, и что в этом синтезе не могла участвовать царская власть (вероятно, он происходил в столице Египта эпохи Древнего царства Мемфисе). Именно в результате этого синтеза должна была возникнуть самая ранняя версия мифа об Осирисе, одного из центральных в египетской религии, и сложились предпосылки для его последующего перехода из ритуала, обеспечивающего посмертное существование царя, в массовые представления о загробной жизни. В то же время при формировании образа Эннеады и набора связанных с ее богами мифологических сюжетов происходила определенная систематизация египетских религиозных представлений, задавшая их структуру и в какой-то мере направления дальнейшей эволюции.

Упадок царской власти и конец Древнего царства

Уже в эпоху V и VI династий реальное могущество царской власти в Египте пошло на убыль. Нарастало богатство и влияние знати, что проявилось наиболее явно в убранстве гробниц ее представителей: при V династии весьма пышными становятся погребения столичных вельмож, при VI династии то же самое происходит с погребениями номархов и местной провинциальной знати. У номархов появилась возможность передавать свои полномочия по наследству. Целый ряд царей V и VI династий раздает храмам особые (иммунитетные) грамоты, освобождавшие их хозяйства от необходимости предоставлять государству работников в порядке повинности: чрезвычайную щедрость в этом проявил вступивший на престол ребенком и проживший почти сто лет царь VI династии Пепи II (XXIII в. до н. э.), при котором значительным расположением (вероятно, связанным с какими-то субъективными симпатиями царского дома) пользуется коптосский храм бога Мина. Любопытно, что в более поздней литературной традиции именно Пепи II заслужил, мягко выражаясь, странную репутацию: сохранившаяся фрагментарно «Повесть о Неферкара (тронное имя Пепи II) и Сисенне» приписывает ему, похоже, сексуальные домогательства к одному из его военачальников. В повести, несомненно, осуждаются не сами нетрадиционные склонности царя, а проявляющееся в потворстве им пренебрежение к более важным, составляющим его долг делам. Независимо от того, какое разрешение получила эта история, ее, вероятно, можно считать своего рода метафорой ослабления царской власти, которое неуклонно нарастало в течение этого небывало длительного царствования.