Али и Нино - Саид Курбан

Нино была удивлена и рассержена.

Мелик Нахарарян происходил из одной из самых уважаемых семей Карабаха. Его отец был генералом. Сам же Мелик был здоровым, как медведь, холостяком.

Когда он покидал ложу, я пригласил его на ужин после оперы, и он принял приглашение

Поднялся занавес. Головка Нино опустилась мне на плечо. А когда зазвучал знаменитый вальс Чайковского, она подняла на меня глаза и прошептала:

- По сравнению с Нахараряном ты чуть ли не герой. По крайней мере, у тебя нет воспаления придаточных пазух.

- У армян просто больше фантазии, чем у мусульман - попытался я вступиться за Нахараряна.

Ленский громко пел под дулом онегинского пистолета, и до самой его смерти, неизбежность которой были предсказаны либретто и музыкой, головка Нино лежала на моем плече.

Это была большая победа, и ее следовало отметить.

Нахарарян ждал нас у выхода театра. На фоне фаэтона Ширванширов его автомобиль выглядел очень по-европейски.

Мы ехали по темным ночным улицам города, мимо гимназии, и лицея, которые ночью производили не столь унылое впечатление. Автомобиль остановился у каменных ступенек городского клуба.

Нино было не совсем безопасно появляться здесь, так как она еще училась в лицее. Но, с другой стороны, в обществе господ Ширваншира и Нахараряна княжна Кипиани могла и нарушить правила лицея святой Тамары.

Мы прошли на ярко освещенную террасу, выходящую в темноту Губернаторского сада. Отсюда были видны звезды, мягко светящееся море и маяки Наргена.

Зазвенели бокалы. Нино и Нахарарян пили шампанское. Они пили вдвоем, потому что ничто в мире, даже прекрасные глаза Нино, не могли бы заставить меня прикоснуться к спиртному на глазах всего города. Поэтому я, как обычно, пил апельсиновый сок. Наконец оркестр из шести музыкантов решил порадовать нас антрактом. Воспользовавшись этим, Нахарарян очень серьезно и задумчиво сказал:

- Вот сидим мы здесь, вместе, представители трех самых больших народов Кавказа, - грузинка, мусульманин и армянин. Все мы трое рождены под одним небом, живем на одной земле. Между нами есть разница, но мы едины, как Троица. Мы одновременно являемся и европейцами, и азиатами, вобрали в себя и Запад, и Восток. И обоим отдаем мы свое богатство.

- Мне всегда казалось, - заговорила Нино, - что кавказцев всегда отличала воинственность. А вот сейчас я сижу рядом с двумя кавказцами, которые совершенно не хотят воевать.

Нахарарян взглянул на нее.

- Княжна, - мягко сказал он, - мы оба хотим воевать, но не друг против друга. Мы отделены от русских высокой стеной Кавказских гор. Если русские победят, наша земля перейдет в их полное владение. Мы будем лишены наших святынь, языка, национальных особенностей. И вместо того, чтобы выполнять роль моста между Европой и Азией, станем просто подобием тех и других. Нет уж, кто воюет за царя, воюет против Кавказа.

- Иранцы и турки грабят нашу страну, шах разорил восток, а султан запад, - проговорила Нино, и казалось, ее устами говорят мудрецы из лицея святой царицы Тамары. - Сколько девушек взяли они наложницами в гаремы! Русские не по собственной воле пришли сюда. Их позвали мы. Грузинский царь Георгий XII добровольно сдался русскому царю. Разве вы не слышали знаменитых слов: "Мы берем на себя оборону грузинского царства не для того, чтоб увеличить нашу и без того огромную империю".

Конечно, мы знали эти слова. Восемь лет подряд нам вдалбливали эти слова из манифеста Александра I, изданного более ста лет назад. "Мы берем на себя оборону грузинского царства...". Эти слова выбиты в бронзе в центре Тифлиса.

Нино не так уж не права. В те времена гаремы Востока были полны кавказскими женщинами, а улицы кавказских городов - убитыми христианами. Я мог бы сказать Нино в ответ: "Я - мусульманин, вы - христиане. Аллах отдал вас в наши руки", но счел за благо промолчать. Мне было любопытно, что ответит ей Нахарарян.

- Дело в том, княжна, - сказал он, - что человек, обладающий способностью мыслить политически, должен иметь мужество даже для того, чтобы совершить несправедливый или необъективный поступок. Я согласен с вами, что мир на нашу землю пришел вместе с русскими. Но сейчас мы, народы Кавказа, и без помощи русских можем сохранить этот мир. Теперь же русские утверждают, что они защищают нас друг от друга. Поэтому сюда направлены русские воинские части, русские чиновники и русский губернатор. Но посудите сами, княжна, должны ли вы опасаться меня? Или нужно ли спасать меня от Али хана? Разве мы не сидели вместе на пестрых коврах у шушинских родников за дружеской беседой? Да и Иран, сейчас уже не так опасен, чтобы кавказские народы боялись его. Наш враг на севере и он уверяет нас, что мы маленькие дети, которых нужно охранять друг от друга. А мы давно вышли из детского возраста.

- Так вы поэтому не идете на войну? - вставила тут Нино.

Выпитое шампанское сделало Нахараряна разговорчивым.

- Не только поэтому, - ответил он. - Я к тому же еще и лентяй и сибарит, люблю спокойную жизнь. Во-первых, я обижен на русских за то, что они конфисковали имущество армянской церкви. Во-вторых, лучше сидеть здесь, на террасе клуба, чем гнить в окопах. Моя семья пользуется достаточным уважением. А я - человек, любящий комфорт.

- Я думаю немного иначе, - сказал я, - я не любитель комфорта, а войну люблю. Но конкретно эта война мне не нравится.

Нахарарян отпил вина и взглянул на меня.

- Вы еще молоды, мой друг.

Он говорил много, но все его слова звучали умно. К тому времени, когда мы собрались уходить, Нино, кажется, уже поверила в правоту Нахараряна. Он повез нас домой на своей машине и по дороге не переставал разглагольствовать.

- Этот замечательный город - ворота в Европу. Если бы Россия не была такой отсталой, мы давно стали бы европейской страной.

Тут я вспомнил наши веселые дни в гимназии и засмеялся. Ведь наш преподаватель географии тоже хотел, чтобы наш город стал европейским.

Был прекрасный вечер. Мы прощались. Нахарарян отвернулся и глядел на море, я поцеловал глаза и руки Нино. Потом Нахарарян подвез меня к воротам Цицианишвили... Дальше на автомобиле не проедешь. Там, за крепостными стенами, начиналась Азия.

- Вы собираетесь пожениться с Нино? - спросил Нахарарян, прощаясь.

- Если Бог даст.

- Друг мой, вам придется преодолеть слишком много трудностей. Если понадобится помощь, я всегда к вашим услугам. Я хочу, чтобы вы стали первой семьей, которая свяжет наши народы узами родства. Мы должны объединиться, быть одним целым.

Я с признательностью пожал ему руку. Значит, в самом деле, и среди армян есть достойные люди. Это открытие ошеломило меня.

Домой я вернулся усталый. Слуга сидел на полу, поджав ноги, и что-то читал. Я взглянул на книгу. По страницам вилась изящная вязь арабских букв Корана. Слуга встал и поклонился. Я взял у него Священную книгу и начал читать: "О, вы, кто верует! Знайте, вино, азартные игры и рисунки отвратительны и суть, порождения сатаны. Держитесь подальше от них и, быть может, вы обретете счастье. Это сатана хочет отвратить вас от веры и поклонения Аллаху".

Какой-то сладковатый аромат шел со страниц книги. Тихо шелестела тонкая цветная матовая бумага. Серьезны и поучительны были слова Аллаха, переплетенные в мягкую кожу. Я вернул книгу слуге. У себя в комнате я вытянулся на широком, мягком диване и закрыл глаза, как делал всегда, когда мне надо было, как следует подумать и все разложить по местам. Шампанское, Онегин на балу, прозрачные бараньи глаза Нахараряна, нежные губы Нино, орды врагов, которые, перейдя горы, ринулись на нас, чтобы захватить наш город все это закружилось перед моими глазами.

С улицы доносилась какая-то монотонная песня. Это был влюбленный Ашум. Он был очень стар, и никто уже не знал, кого он так страстно любил. Люди прозвали его Меджнуном. По ночам он бродил по улицам города, потом садился на каком-нибудь углу и до самого утра плакал и пел о своей любви, о своей боли.

Однообразие его песен навевало сон. Я отвернулся к стене и крепко уснул.

Жизнь пока была прекрасной.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

У палки два конца, и оба одинаковые. Перевернешь ее, а ничего не изменится.

Так же и со мной, я все тот же, что месяц или год назад. Идет все та же война, все те же генералы одерживают победы или терпят поражения. Только вот люди, которые еще совсем недавно называли меня трусом, теперь при встрече стыдливо опускают глаза. Друзья и знакомые вдруг оценили по достоинству мой необыкновенный ум, и даже отец смотрит на меня с гордостью. А ведь ничего не изменилось.

Сегодня по городу поползли слухи, что султан Великой Османской империи Его величество Мехмет Рашид решил объявить войну христианскому миру. Его победоносная армия успешно наступает с востока, чтобы освободить мусульман от гнета России и Англии. Объявлена священная война - джихад, и над дворцом халифа развевается зеленое знамя Пророка.