Лучшее за 2004 год. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Уильям Бартон

Трейси ответила:

— Ты прочел столько книг, а все же не можешь представить себе две тысячи девятый год. К чему тогда книги?

— Не знаю.

Она продолжала:

— Если домой к тебе мы не полетим, то что будем делать?

Я провел рукой по ее обнаженной спине, однако то ли она была слишком невысокой, то ли у меня руки слишком короткими, но я не смог ухватить ее за мягкое место.

Она хихикнула:

— Если ты ни о чем другом и думать не можешь, значит, этим и будем заниматься.

— Я согласен.

Она сжала мою руку.

— Рано или поздно тебе это надоест, Уолли.

— Невозможно.

— Ну, тогда пошли. Когда-нибудь позже что-нибудь придумаем.

Всю дорогу назад к тарелке я думал о своем.

— Трейси? — Она посмотрела на меня. — А тебе удалось узнать, что стало с твоим народом?

На секунду она отвела глаза.

— Я никогда не была «народом», Уолли.

Мне стало не по себе — зачем я ей напомнил?

— Но теперь ты человек.

Она улыбнулась — мне всегда хотелось, чтобы именно так улыбалась та, первая Трейси.

— Да. Благодаря тебе.

— Мне?

Она ответила:

— Кое-что мне удалось узнать, Уолли. Я ведь говорила тебе, что сверхдвигатели восприимчивы к растяжению времени.

Я кивнул.

— Так вот, граждане Империи жили достаточно долго по сравнению с людьми, в основном благодаря усовершенствованию медицины, но и они не были бессмертны. В каком-то смысле Вселенная была им неподвластна — ведь и для землян многие звезды недостижимы.

Верно. «Аполлон-Сатурн» долетит до Луны через десять лет, до Марса к 1984 году, к концу столетия до лун Юпитера. Но до звезд? Никогда.

Тут передо мной предстала другая картинка Земли в 2009 году. Хорошая. Не разорванная десятками тысяч атомных взрывов планета. Вот Марри, например, мог стать первым человеком, высадившимся на Марс, ведь он так и хотел. Марри тридцать с небольшим лет, и он на Марсе. Вот я возвращаюсь домой, а он готовит новую экспедицию — на Сатурн.

Ревность?

Нет. Я же держу за руку Трейси.

Она сказала:

— Я думаю, они разрабатывали новый тип космических двигателей, которые могли бы переносить корабли мгновенно, чтобы в любой момент времени попадать в любую точку пространства.

Какую же, к черту, книгу я читал, в которой было такое мгновенное радио? «Мир Роканнона»?

— Доказательств моей теории немного, но похоже, что все процессы прекратились после того, как они включили одну из опытных установок.

— И?… Куда они делись?

Глаза ее затуманились.

— Не знаю, Уолли. Может, они улетели к точке Омега.

Я молчал, она тоже. Я решил больше не расспрашивать. Спустя какое-то время мы поднялись по трапу на борт и от правились в сторону нашего споума.

Путешествия.

Путешествия и секс.

Мы так много занимались сексом, что я спокойно мог бы по терять еще двадцать фунтов и превратиться в поджарого рок-певца, но Трейси настаивала на том, что ей нужно есть, чтобы расти. Я бы не возражал, если бы она осталась прежнего роста (четыре фута девять дюймов), но ведь несправедливо не давать ей вырасти; а когда она ела, что оставалось делать мне? Я тоже ел.

В конце концов мы отправились в мир, который Трейси обнаружила в одном из электронных информационных узлов.

Мне они казались чуть ли не волшебными, но она умела с ними обращаться. Она сказала, что там будет интересно нам обоим. И правда: планета-музей, главная достопримечательность Затерянной Империи. Смитсоновский институт [18], музей Гуггенхейма [19], Лувр, все музеи, какие только можно себе представить, в одном.

Как можно рассказать об истории цивилизации, которой миллиард лет? Миллиард лет, сто миллиардов галактик — и все это сосредоточено в одной точке.

Я стоял в зале, который по площади был больше, чем Пентагон; здесь подробно рассказывалось о развитии нетехнологической расы разумных существ, внешне напоминавших устриц без раковины, — склизкие сероватые существа, которые сто тысяч лет занимались оттачиванием особого вида искусства, чьи произведения были, на мой взгляд, похожи лишь на кипящий свиной жир.

Меня постоянно мучила одна мысль — в книжках все неправильно. В них все инопланетяне похожи на китайцев или на индусов, только одеты в дурацкие резиновые костюмы и делают вид, что они такие необычные и такие замечательные. Даже в самых лучших книгах… Говорящие медведи из детских сказок. Марионетки? Помню, раньше мне все это даже нравилось. Разумные коровы и огромные двуногие кошки расширяли круг друзей.

Мы с Трейси бродили по залам музея, занимались сексом, ели. В один прекрасный день мы оказались в пещере, где к своду были подвешены межзвездные боевые корабли — около десяти тысяч. Они ощерились дулами своих орудий, пушками и лучевыми огнеметами.

Автоматический гид сообщил нам название — флот чукамагов; наверное, по просьбе Трейси, он изобрел слово, которое я бы смог воспроизвести. Их задел фронт волны расширяющейся Империи, а так как они были воинственной цивилизацией, то решили постоять за себя и объявили войну. Местная полиция, если их можно так назвать, насильно завела весь флот сюда, заставила экипажи покинуть свои корабли и отправила их общественным транспортом на родные планеты.

Мы лежали на полу на разостланном одеяле, усталые, все еще потные, а перед нами висел звездный боевой корабль примерно с километр длиной. Я даже в кино такого никогда не видывал.

Взгляни только на эту штуковину! Тут можно написать целый роман!

Черт, может, кто-то уже и придумал нечто подобное.

Может, написал роман и опубликовал, просто я его пропустил.

А может…

Я повернулся на бок, взглянул на Трейси и улыбнулся.

Я видел, что она ждет, чтобы я снова залез на нее, но я лишь сказал:

— Слушай, у меня есть идея! Скажи, что ты думаешь о…

Автопилот остановил наш корабль неподалеку от орбиты Юпитера, как мы и рассчитывали. Чтобы привлечь наше внимание, он проиграл негромкую мелодию. Но мы и так уже закончили, поднялись с пола, вытерлись одеялом и сели голышом в прекрасные кожаные кресла, которыми так гордились чукамаги.

Не совсем удобно, особенно если учесть, что член у меня все время проваливался в углубление, которое чукамаги сделали специально для своих бобровых хвостов, но ничего.

— Давай посмотрим, что там у нас.

Я наблюдал, как автопилот нашел Землю с помощью телескопических приборов — на наших экранах появился покрытый инеем бело-голубой шар. Хм-м-м. Не совсем, как я представлял. Наверное, когда я улетал, я плохо его разглядел, поэтому теперь ожидал увидеть континенты, как на глобусе, а вместо этого вижу какие-то бело-голубые полоски и небольшие светло-коричневые пятна. А что это там светится? Антарктида?

Я сказал:

— Надеюсь, до атомной войны не дошло.

Трейси ответила:

— Не так-то часто встречаешь подобное. Насколько мне известна ранняя история Затерянной Империи, на миллион цивилизаций с трудом найдется одна такая, которая сама себя взрывает. Чаще случаются экологические кризисы.

Какие такие кризисы? Как можно стереть с лица Вселенной целую межгалактическую цивилизацию? Нет, она говорит о другом. Она не рассказывает, что такое точка Омега, почему она притянула к себе лишь органические формы жизни, способные ощущать, а роботов оставила на месте. Ладно, оставим это на потом. Может, расскажет, а может, и нет.

Я проверил электромагнитный спектр. Со стороны Земли много шумов — этого и следовало ожидать. Можно послушать.

— Боже мой!

Трейси склонила голову набок, а на экране появилось изображение двух моряков.

— Узнаешь?

— Да. Не думал только, что «Остров Джиллигана» будут показывать и спустя полвека.

— Но говорят они не на твоем языке.

— Наверное, фильм дублирован на арабский или японский. Я проверил всю Солнечную систему…

— Почти пусто. Пара спутников у Юпитера и Сатурна. Черт побери, я был уверен, что они уже устроили большую базу на Марсе.

Никаких сигналов с Луны. А как же лунные станции? Что, черт побери…

На одной из близких к Земле орбит была небольшая станция, похожая на детскую оловянную игрушку. Никакого управления. Никакого вращения. Никакой искусственной гравитации. Но зато меня потряс пришвартованный с одного из ее боков большой корабль с треугольными крыльями.

— По крайней мере доросли до настоящих космических кораблей!

Трейси ответила:

— Приборы дальнего сканирования говорят, что на борту одиннадцать человек.

Одиннадцать. Даже у Фон Брауна в его кораблях 1950 года было всего семь человек.

— А сколько человек на станции?

— Всего одиннадцать — на станции и на корабле. — Она внимательнее всмотрелась в данные сканирующих приборов и сказала: — Кажется, станция рассчитана на одновременный прием трех человек. Вон та маленькая штука с солнечной батареей, наверное, спасательная капсула.