Остров - Александр Новиков

– И не просто на территории Штатов, а на территории военной базы, за рядами колючей проволоки. Или на борту одного из авианосцев.

Когда новости кончились, Иван поднялся и вышел – хотелось курить. Он остановился в тамбуре, закурил. На улице моросил дождь, светились окна корпуса напротив. Иван курил и думал: что дальше? Что, черт побери, дальше?.. Когда четыре месяца назад с подачи уже мертвого Полковника он «подписался» на участие в операции «Демонтаж» и сам стал Полковником, он почти не думал о том, что будет дальше. Казалось, что главное – это провести операцию. Казалось, что когда Башня превратится в гору обломков и похоронит под собой всю так называемую европейскую и российскую «элиту», все решится само собой. Найдутся – не могут не найтись – здоровые силы, и.

– Иван Сергеич, – произнес голос Дервиша за спиной, – а вы Бориса Витальевича не видели?

Иван обернулся:

– Нет. Он, возможно, в туалете.

– Нет его в туалете.

– Странно, – Иван затушил сигарету в «пепельнице» – тарелке со щербатым боком и синей надписью «Общепит», выглянул на улицу. И сразу увидел Главного – Борис Витальевич висел под изогнутым кронштейном, держателем фонаря на углу корпуса. Фонарь не горел, но даже в вечернем полумраке было невозможно не заметить Бориса Витальевича.

Иван выругался, бегом бросился к Главному. Он вытащил нож, раскрыл короткий клинок. Борис Витальевич висел низко, ноги не доставали до земли всего сантиметров пятнадцать. Клинок легко перерезал синтетическую веревку, тело рухнуло вниз. Иван пытался поддержать, но не удержал.

Сидели в бараке мрачные. Тело, накрытое байковым одеялом с заплатками, лежало на кровати в углу. Иван сказал:

– А говорил: сам не смогу.

– Что – не смогу? – спросил Дервиш.

– Когда они на «Стапеле» ракету строили, Главный ко мне обратился. Попросил: прикажите ребятам – чтобы если вдруг нагрянет «гестапо», то чтобы они меня застрелили. Я, мол, сам-то не смогу – слаб. Оказалось, смог. в петле.

Дервиш ответил:

– Он не в петле погиб. Он погиб под обломками Башни.

Бориса Витальевича похоронили ранним утром, в лесу, под рябиной. Ягод на рябине было очень много, они горели, как пламя, вырывающееся из ракетного сопла.

* * *

«Боинг» компании «Brussels Airlines» рейса Торонто – Брюссель приземлился в аэропорту Завентем. С борта спустились сто двадцать шесть пассажиров. Среди них был мужчина лет сорока пяти на вид. В сером плаще и сером костюме, с серой дорожной сумкой. Возможно, средней руки менеджер. Миллионы таких серых менеджеров болтаются по всему миру. Они уверенно чувствуют себя в аэропортах, самолетах, гостиницах. Они, по сути, в них живут… Мужчина без проблем прошел таможенный и паспортный контроль, окунулся в водоворот аэропорта. Здесь звучала самая разная речь, а европейцы были наполовину разбавлены марокканцами, арабами, неграми и турками. Мужчина в сером пошарил глазами, нашел стойку фирмы «Нейг», подошел и в три минуты оформил аренду автомобиля. Как обычно, он выбрал неброскую, простую и надежную «тойоту». Служащий – пакистанец с сильным акцентом – вручил ему ключи и документы. Спустя пять минут гражданин Канады Джонатан Ковач – так значилось в паспорте мужчины – выехал со стоянки аэропорта. От аэропорта до Брюсселя было всего двенадцать километров.

Джонатан Ковач полчаса кружил по городу, потом оставил машину, пошел пешком. Он как будто гулял, вместе с толпой туристов постоял у собора Сен-Мишель-э-Гюдюль, любуясь полетом соколов, что устроили гнездо на башне собора. Через час он пришел на один из брюссельских вокзалов – Brussels-Midi. В здании вокзала он купил сотовый телефон и сим-карту местной компании «Proksimus». После этого Ковач дождался прибытия поезда из Кельна. Стоя в стороне, убедился, что те, кто ему нужны, приехали. Это были двое молодых людей. Возможно – студенты: серьги в ушах, рюкзачки, двухцветные волосы.

Потом Ковач отправился на Центральный вокзал Брюсселя – Gare Centrale. Там он дождался поезда из Парижа. И снова убедился, что нужные люди приехали.

Ковач вышел на улицу, остановился под нанесенным аэрозолем лозунгом «Фландрия – для фламандцев!» – и сделал звонок. Сказал: я на месте, коллеги тоже. Сегодня вечером приступаю к консультациям. Мужской голос ответил: о'кей.

Вечером Ковач и четверо «студентов» встретились в сауне для геев «Голубая устрица». Там никто не обратил внимания на группу мужчин, которые сняли отдельный кабинет.

* * *

Утром четвертого ноября у административного корпуса зоны № АХ-17 стояла группа зэков, двадцать шесть человек – первая партия амнистированных. Светило солнце. Зэки вели себя вольно – курили, шумели… Из подъезда вышел майор Сергей Малофеев – брат майора Олега Малофеева, угрюмый худой мужчина лет сорока. Зэки загалдели:

– Здоров, начальник.

– Отпускай на волю, хозяин. Амнистия! Малофеев спокойно осмотрел толпу – он знал каждого и подноготную каждого тоже знал.

– Тихо! – сказал Малофеев, и его послушались. – Значит, так. Документы спецчасть подготовила. По одному будут вызывать. Потом получите свои шмотки и…

– И на волю! – заорал кто-то. Еще несколько голосов подхватили: – Амнистия!

Малофеев прищурился:

– Спешите сильно… В поселок я вас не выпущу.

– Это как же?

– Это так: всю хунту загрузим в автобус и отвезем на станцию. Под конвоем.

– Э-э, хозяин! Не имеешь права – мы люди свободные. Майор усмехнулся:

– Повторяю: под конвоем. Отвезем на станцию. Там – под конвоем! – дождетесь поезда и погрузитесь. А уж после того, как поезд тронется, делайте что хотите. Мне по х… Но в поселок я вас не выпущу.

Зэкам было понятно: майор не хочет выпускать их в поселок потому, что возможны инциденты. У самого майора в поселке семья – жена и двое детей. Качать права не стали.

Через полтора часа два УАЗа и автобус ПАЗ между ними выехали из ворот зоны. Спустя десять минут «кортеж» прибыл на станцию. Зэки липли к стеклам, жадно рассматривали проходящих мимо женщин, обсуждали их достоинства. Обсуждения сводились к формуле: я бы ей вдул. Поезд опоздал всего на пятнадцать минут, и около полудня двадцать шесть свободных граждан РФ поднялись в плацкартный вагон.

Майор Малофеев наблюдал за погрузкой из лагерного УАЗа. Когда поезд дал гудок и тронулся, майор достал из кармана флягу (вещь с уникальной, высокохудожественной гравировкой – один зэк-художник сделал), спросил у сержанта-водителя: «У тебя стакан есть?»

– А как же, господин майор? – водитель достал упаковку пластиковых стаканчиков. Малофеев налил себе целый стакан, покосился на сержанта, налил и ему, но полстакана. Потом сказал:

– Добром не кончится… Ну, сержант, не чокаясь. Выпили. У сержанта нашлась «закуска» – две конфеты. Закусили.

– А почему, господин майор, добром не кончится?

– По кочану. Ну чего стоишь? Поехали.

* * *

Экипаж шаттла «Индевор» закончил монтаж второй «звезды» из «Созвездия смерти» и активировал атомный двигатель. После этого главный компьютер платформы выполнил программу рабочих тестов. А для проверки оружейных систем следовало расстрелять пару наземных целей.

Над пустыней дрожал раскаленный воздух. Вместе с воздухом дрожал в знойном мареве силуэт танка, и было не понять, действительно ли это танк или мираж – в этих местах миражи самое обыкновенное дело. Американский военный джип подъехал к танку вплотную. Убедились, что танк настоящий. Русский. Видимо, он подорвался на мине еще в те годы, когда советы воевали здесь. Танк осмотрели. Снаружи повреждений нет – подходит. Командир экипажа доложил о танке в Центр, передал его изображение. Центр одобрил.

Из «хаммера» вытащили двух связанных афганцев. Одного посадили в башню танка. Другого посадили на камень в нескольких метрах от танка – со связанными руками и ногами не уйдет.

Доложили в Центр о готовности, передали координаты, расставили камеры. Потом отъехали на сто метров, развернули «хам» мордой к танку и стали ждать. В кондиционированной прохладе это было не так уж утомительно. Болтали о девках.

Примерно через полчаса из Центра передали: готовность – сорок секунд. Экипаж «хаммера», он же полевая наземная группа обеспечения стрельбы, включил камеры. Через сорок секунд над пустыней раздался резкий щелчок, как будто невидимый ковбой щелкнул бичом. Афганец, что сидел на камне, упал с него, окутался облачком каменной пыли. Бич щелкнул второй раз – танк вздрогнул. После третьего щелчка башня танка раскололась, как будто внутри нее взорвался боекомплект. С башни сорвало крышку люка.

Подъехали, осмотрели. Афганца, что сидел на камне, издырявило – мамочка моя! – как куропатку дробью. А второго – того, что сидел в танке – просто превратило в фарш. Лейтенант Кеннеди не смог сдержаться – блеванул. Капрал Муди усмехнулся: слабак, – приступил к фотографированию согласно протоколу.