Пьющие ветер - Буис Франк

Люк кивнул, глядя вниз.

— Она меня никогда не простит, — протянул он.

— Конечно, простит, она попросила нас заботиться о тебе.

Люк ничего не слышал. Марк смотрел на него, он смягчился, понимая, что его брат неспособен смириться с уходом сестры, в котором сам же был виноват. Мабель занимала в его мыслях слишком большое место. Он хотел, чтобы она была рядом, хотел ее чувствовать. Он вспомнил о том, как ее рука привела его к свету.

— Возможно, она тоже жалеет, — сказал он как будто сам себе.

— О чем жалеет? — спросил Марк.

Люк сглотнул. Он нервно перебирал пальцами штанины, не зная, куда смотреть. Мабель попросила его никому не рассказывать об их тайне. Он не предаст ее во второй раз.

— Думаешь, она вернется?

— Если не вернется, мы пойдем и приведем ее назад.

Хрупкое тело Люка расслабилось. Его пальцы перестали бегать по бедрам, он посмотрел прямо перед собой, поднял взгляд в небо, белое, как известь, как будто искал там сестру, но ее не было, а была лишь надежда на то, что они когда-нибудь снова увидятся. Там, где заканчивался виадук, дрожал горячий воздух. Они свернули свои веревки, и Марк подошел к веревке сестры. Матье подбежал к нему и удержал руку.

— Что такое? — спросил Марк.

— Ты когда-нибудь ловил что-нибудь без наживки?

Люк удивленно смотрел на братьев.

— Каждый раз, когда будем виснуть на веревках, будем думать о Мабель, —- объяснил Матье.

Марк отпустил веревку.

С того дня мальчишки решили больше не качаться на веревках, пока к ним не присоединится Мабель. Каждый раз, когда они проходили под виадуком, механически поднимали головы, чтобы посмотреть на веревку, как если бы это был канал, через который текли счастливые воспоминания. Даже если веревка когда-нибудь оборвется от старости, даже если уже не на что будет смотреть, они все равно поднимут головы, ведь эта веревка все равно как будто будет там, будет напоминать о Мабель и в конце концов поведает настоящую историю жизни этой девчонки, более правдивую, чем рассказы людей, что обычно помнят лишь о грехах и возмездии.

Мабель решила уйти из дома еще до того, как ее выгнали. Чемодан был давно собран. Слова Люка лишь все ускорили. Если бы в тот момент Люк стоял рядом, она бы его просто поблагодарила. Мабель никогда не говорила о своих планах с Матье и Марком, она боялась, что они начнут уговаривать ее остаться. Когда они снова увидятся, уже все поймут сами.

У города Мабель вспомнила о том, как она в последний раз ходила к виадуку. Как бросилась на веревке вниз, закрыла глаза, чуть приоткрыла рот, чтобы выдохнуть. С закрытыми глазами ей казалось, что веревка стала короче и что еще чуть-чуть — и она окажется на рельсах, будет смотреть на приближающийся поезд или даже бросится под колеса, приняв таким образом свою судьбу. Но судьбу она давно решила выбрать себе сама, подходящую именно ей, пусть и определенной ценой. Она выбрала свободу.

Мабель сошла с дороги, пошла напрямую, стуча подошвами по спресованному шлаку узкой дорожки, звук напоминал хруст попкорна. Вскоре она вышла к городской площади, двигалась легко, как гимнастка. Порывы ветра прижимали платье к бедрам, надували его по бокам, и Мабель была похожа на плывущую каракатицу. Эли сидел на бортике фонтана. Он прищурился и смотрел, как подходит внучка. Мабель поставила чемодан на мощеную землю, села рядом с дедом, опустила руку в воду и похлопала себя по затылку. Эли не сводил взгляда с чемодана, и его глаза были похожи на две пещеры, мокрые, покрасневшие от пронзительного холода старости.

— Вот, значит, как! — сказал он.

Мабель не ответила.

— Ты хоть знаешь, куда пойти?

— Да, не волнуйся.

Он наклонился к фонтанчику, вытянул здоровую ногу и вытащил из кармана скрученные в колбаску банкноты, перевязанные веревочкой. Немного подержал в руке, потому что не привык делать подарки, а она не привыкла их получать. Он не знал, как правильно подарить ей деньги, да и она не то чтобы представляла, что делать.

— Потерять не боишься? — сказала Мабель.

— Я, может, как раз и собираюсь их потерять... Держи! — ответил он, протягивая деньги Мабель.

— Я не могу их взять: дорогой подарок.

— Ничего не дорогой, если от всего сердца, и тебе они нужнее, чем мне.

— Вдруг тебе понадобятся.

— Не переживай, я, может, и старый, но еще очень даже крепкий, ты же знаешь.

— Знаю.

— Так что бери, и хватит об этом.

Эли взял Мабель за руку, вложил в ладонь денежную колбаску и сжал в кулак.

— Спрячь подальше.

Мабель засунула деньги в сумку. Потом, не сговариваясь, они оба посмотрели на воду и на тень от генеральской сабли, как будто старая статуя их благословляла.

Эли нахмурился. Он почувствовал фантомную боль в ноге, как будто ее отморозил, а теперь она горела огнем. Это было знаком, что он чего-то не предусмотрел.

— Ты ведь далеко не уедешь? — спросил он, стараясь не выдать волнения.

— В городе комнаты сдают, я нашла одну, вроде свободная.

Тень от сабли стала меньше. Мабель поднялась и взялась за чемодан.

— Давай, беги, пока солнце не село.

— Спасибо, дедушка, — сказала она, похлопав по сумке.

Эли смотрел, как она уходила, стараясь убедить себя в том, что эта Мабель — уже не та девчонка, которой он когда-то советовал уйти из дому, что эта Мабель скоро станет счастливой. Эли не сдержался, и слезы брызнули у него из глаз. Он сразу поднял лицо к небу. Над головой проплывали белые облака, как лодочки по спокойному морю.

Вдова Брок окинула Мабель презрительным взглядом. Она потребовала за комнату в своем пансионе плату вперед за два месяца, с нескрываемым удовольствием назвала цену, уверенная, что у девушки уж точно не хватит денег. Мабель вытащила из сумки свернутые колбаской купюры, которые подарил ей дед. При виде денег вдова Брюк широко раскрыла свои маленькие глазки. Мабель выудила необходимую сумму. Вдова Брок сразу пожалела, что не попросила больше, и криво улыбнулась, когда брала деньги. Она рассказала, что могут и, особенно, что должны делать проживающие в пансионе, подчеркнув, что девушке даже и думать не следует нарушать правила. В пансионе следовало вести себя любезно, скромно и соблюдать тишину. Если хоть что-то пойдет не так, девушку выставят за порог. Вдова Брок нашла нужным уточнить, что ни один молодой человек не должен входить внутрь пансиона. Мабель со всем согласилась, и вдова показала ей скудно обставленную комнату.

Мабель упала на кровать и стала размышлять о цепочке событий, из-за которых она тут оказалась. Эта комнатушка была первым шагом к свободе. Мабель пообещала себе, что сделает все необходимые шаги, ничего не пропустит, не пойдет на сделку с собственной совестью. Еще она пообещала себе, что никогда никому ничего не будет должна, что никогда не будет ни от кого зависеть. Она впервые почувствовала себя женщиной; конечно, она была лишь в самом начале пути, но та плывущая по течению девчонка уже исчезла. Мабель помечтала еще немного, потом, безмятежно улыбаясь, стала раскладывать вещи; ей не терпелось познать новые тайны, ей хотелось, чтобы по венам побежала обновленная кровь.

2

Все называли его Дабл из-за его роста. Гигант везде ходил со Снейком, мускулистым крысоподобным карликом со змеиными глазами. Джойс платил им, чтобы они следили за тем, что происходит в городе, и для этого не было лучшего места, чем «Адмирал». Рядом с прилавком стояло запертое на замок пианино, на котором уже много лет никто не играл. Таким образом, от них ничто не могло ускользнуть, даже если их присутствие в значительной степени меняло атмосферу, поскольку каждый знал, зачем они здесь сидят. Снейк часто заканчивал вечер в комнате наверху с одной из девиц Роби, всегда одной и той же, в то время как Дабл к такому не привык.

Спор разгорался между недавно нанятой официанткой и обычно спокойным работником электростанции. Дабл поднялся со стула, чтобы поставить молодого человека на место, но Снейк схватил его за руку.