ЧИСТАЯ БРЕДЯТИНА - Стив Мартин

ФРЕД: Можно теперь снять микрофон, Рики?

ЛОЛИТА В 50

Лолита Гейз, ныне — Гуччионе (хоть в настоящее время и не замужем), резко вывернула продуктовую тележку и опустилась на колени, чтобы дотянуться до упавшей бутылки мягчителя ткани, которую ее плавная, враскачку походка сшибла с полки в проход.

— Давайте я подберу, — мечтательно предложил магазинный служка, но Лолита, поглядев на него поверх солнечных очков, выдохнула:

— Я сама.

В одном конце прохода собралась обычная толпа — знающая, что Лолита самостоятельно осуществит доставание, — однако лучше всего обзор был сзади от кассы: гармошечный изгиб стройного тела, колени сомкнуты, но лодыжки растопырены, руки становятся длиннее всего сложенного туловища, пока она тянется за упавшим, а также легкий сдвиг мерцания желтой мини–юбки, натянувшейся в ответ на захватывающий дух угол. По всей иерархии супермаркета прокатилась дрожь — от упаковщика до генерального управляющего. Даже камера слежения замерла в середине панорамирования.

Пока Лолита подкатывалась к кассе, подросток–кассир, лишь недавно повышенный в звании от упаковщика, быстро спрятал табличку «Экспресс–оплата: меньше 10 покупок» в надежде, что Лолита направится именно к нему. Расплачиваясь чеком с улиточьей скоростью, она изысканно расписалась, нарисовав сердечко вместо О — действие сие призвано было выполнить три задачи: первое — подписать чек, второе — нагнуться на три четверти, привлекши тем самым бегающий взор упаковщика, и третье — вызвать задирание короткой блузки на спине на несколько дюймов над желтой мини, таким образом создав трехсотшестидесятиградусную зону влияния.

Оказавшись на парковке, Лолита оперлась о свою желтую «миату», лениво постукивая каблучком полуснятой туфли об асфальт, а большой палец задействовав в виде мотора. Вспотевший тринадцатилетка погрузил ее пакеты в багажник. Она встряхнула свою подбоченистую сутулину (а Лолита редко не подбоченивалась; вообще–то ее третий муж Марк даже заметил как–то раз, что в любой данный момент времени любая выбранная наугад часть ее тела находится под тем или иным кошачьим углом к другой) и подплыла к оставшемуся пакету с яблоками манером настолько ленивым, что даже после того, как проходка завершилась, казалось, ее не случилось и вовсе. Лолита лениво вознесла пакет в замкнутом кулаке и уперла его в тыльную сторону воздетого предплечья, а затем с укорененным в асфальте подвывертом метнула груз в багажник и вручила остолбенелому мальчугану доллар. Прочтя бирку с именем, она подняла взор и уделила ему:

— Спасибо, Рори.

Мальчик ответил:

— Спасибо вам, мисс… мисс…

— Ло–лии–та, — артикулировала языком она. Целый бачок пота смыло сквозь тело мальчика, и тот достиг половозрелости.

На двадцатиминутном пути по бульвару Вентура под бесконечным калифорнийским солнцем разум Лолиты оживился. «Я устала от фермерского стиля», — думала она, заезжая на дорожку дома, в котором прожила при двух последних мужьях. Внутри она приняла свою позу мыслительницы, оперев бедро о край кухонной стойки и свесив одну руку с ручки шкафчика. «Мне сорок пять, — солгала она себе. — Вероятно, пора что–то менять». Она подумала: ее прекрасно устроила бы славная квартира на лос–анджелесской стороне Голливудских холмов, где там и сям живет гораздо больше людей, похожих на нее.

У Лолиты ни разу не было сбоев в продаже любых из своих домов. Лицензия на торговлю недвижимостью имелась, и если только кто–нибудь из потенциальных покупателей оказывался мужескаго полу, ей назначалось лишь присутствовать, пока пара совала нос во все углы дома. Мужчины ощущали мощный позыв остаться с нею в комнате наедине, особенно осмотрев ее будуар, соперничавший с зеркальными залами. На трюмо располагались боевые порядки помад, сложенные наподобие боеприпасов, коими по случаю они и являлись в точности. Скользящая дверь обнаруживала за собой чулан, набитый целой радугой эластичных брюк, бесконечно отражавшихся от стены к стене. Мастерство Лолиты было таково, что жены всегда оставались в неведении касательно вдруг углубившегося интереса своих мужей к велюру. Она следовала за своими будущими покупателями в кухню, где праздно облокачивалась на дверной косяк и демонстрировала им меблировку бананом. После чего мужья бросались покупать дом, чтобы только оказаться с нею в одной комнате при передаче ключей.

Тем не менее, на этот раз, дожидаясь неизбежного «да» покупателя, Лолита испытывала сосущие подначки души: то было желание работать. Сдвиг монументальных пропорций в ее мышлении, поскольку Лолита в своей жизни не работала ни дня, если не считать должности Лолиты. Я перемужена мужами, подумала она. Я бы не прочь заглянуть в какой–нибудь бутик около десяти и выйти из него же около трех после хорошенького долгого ланча, оплаченного самим магазином. Я бы не прочь соскакивать с табурета, когда внутрь зайдет какой–нибудь клиент. У меня это хорошо получается. Кроме того, она думала, что неплохо было бы устанавливать таймеры в соляриях. Черт, она ведь уже научилась ставить свой у Кристофа; почему бы не получать за это деньги? Однако стоя в кухне, раздираемая противоречивыми… силами было бы слишком крепким словцом; существительными было бы, наверное, лучше — летаргией и скукой, — она просто–напросто не могла собрать воедино столько энергии, чтобы снять трубку и разузнать, что происходит на рынке занятости. Тем не менее, несколько секунд спустя, когда ее беспроводной аппарат по случаю зазвонил, сенсорный всплеск одарил ее достаточным напряжением тока, чтобы руки задвигались, и на звонок она ответила.

— Ты не хулахупишь? — Это была ее подруга Кристина из салона красоты — она звонила сказать, что одна из ее клиенток ищет кого–нибудь поучить хулахупу дитя–кинозвезду для съемок в фильме, действие которого происходит в шестидесятых. — Чтобы получить эту работу, тебе придется встретиться с парнем по имени Ласло и пройти с ним собеседование. Вот его номер.

Идеальный момент — предложение это электрическим зарядом взболтнуло дремлющий сегмент ее мозга, называемый «работой». За то время, пока трубка путешествовала от ее уха к рычагу, Лолита решила надеть свою другую желтую мини и ехать в Бёрбанк на встречу с Ласло.

Ласло, больше похожий на Морти, сидел в кабинете, удивительно затрапезном для человека, который должен быть таким большим воротилой киноиндустрии. Лолита ответила на его первый вопрос, не сопровождавшийся контактом взглядов:

— Имя?

— Ло–лии–та. — Имя свое она произнесла, как паровой радиатор с согласными.

— Фамилия?

— Лолита Руни–Бёртон–Уинн–Фортенски–Гуччионе, — ответила она, опустив несколько фамилий, чтобы сберечь время, и добавив несколько, чтобы звучало джазовее.

— Образование?

В смущении Лолита скрипнула сиденьем — полиэфир ее наряда проехал юзом по шеллаковому стулу.

— Не могли бы мы закончить на площадке для гольфа? — спросила она. Ласло сморщил лицо в вопросительный знак, впервые глянул на Лолиту, перевел взгляд на свои настенные часы и однократно дернул подбородком, что означало: Пойдемте.

Лолитино тело было особо приспособлено к гольфу, а туловище ее собеседника — напротив. Ласло замахивался так, словно забивал в сад гвозди. Иногда мяч его случайно вырывался вперед; иногда Ласло загонял его в грязь, где мяч напоминал похороненный глаз. Замах Лолиты, с другой стороны, прекрасно было слушать: долгий ускоряющийся ш–шух–х, сломанный посредине щелчком хлыста по жирному центру. Кроме того, Лолита разыгрывала трехактную пьесу, устанавливая мяч на метку. Только в этот раз смотрели на нее не мальчик–упаковщик и не кассирша в супермаркете; теперь на нее смотрели денежные тузы и биржевые маклеры — все зародыши мужей, дожидающиеся рождения. В желтой мини–юбке она выглядела, как маленькое солнце, катящее от лужайки к лужайке. К концу игры Лолита не только получила работу — она еще и продала свой дом профессионалу.

Когда, три месяца спустя, поступили деньги, Лолита купила двухэтажный калифорнийский особняк в Западном Голливуде и уютно устроилась меж лязгом золотой тарелки Беверли–Хиллз с одной стороны и самодостаточным гей–анклавом с другой. Единственное негативное последствие переезда — теперь ее вылазки в супермаркет уже не производили желаемого эффекта. Упаковщики больше не окидывали ее дополнительным взглядом — теперь они лишь проверяли ее на предмет наличия адамова яблока.

Новое месторасположение Лолиты — всего в каких–то семнадцати милях от ее прежнего дома — вызвало тотальное переустройство всего стиля жизни. У нее случилась череда свиданий, некоторые — с охваченным глубокой страстью Ласло, — и она вела свои занятия по хулахупу на почти регулярной основе, что приносило ей лишние деньги на подтяг лица и массажи. Ее четвертый муж Лео — тот, кого она поистине любила, — время от времени объявлялся у нее, приносил подарочную корзинку из банной лавки в Беверли–Хиллз, и она иногда в ответ его чмокала, но и только. Ее приглашали на премьеры и открытия галерей там и сям, и она могла зайти в местный магазин «Плати–Меньш» за самозагарным кремом, который она теперь предпочитала соляриям. Жизнь Лолиты претерпела метаморфозу, как это обычно бывало, с легкостью скольжения и минимумом усилий.