Еврейская сага - Пётр Азарэль

ехидно пробасил Ромка.

— А ты нашёл Катю? — с иронией произнёс Санька.

— Потом найду. Илюша тоже ещё свою не видел, — оправдался Ромка.

Вскоре появился директор школы в сопровождении завуча и классных руководителей. Он подошёл к трибуне и заученными за много лет словами поздравил учеников с окончанием учёбы. Потом выпускников вызывали на сцену, каждому жали руку и вручали аттестат зрелости. Закончилась официальная часть и все разбрелись по школе в предвкушении бала.

Санька увидел Тимофееву в кампании девушек. Ему уже не было смысла скрывать их отношения. Она это поняла тоже и, кивнув удивлённым подружкам, подошла к нему.

— Ты сегодня очень красивая, Наташа, — восхищённо сказал Санька. — Сегодня нас никто не осудит. Я буду танцевать только с тобой.

— Многие девочки мне завидуют. Ты думал, что ничего никому не известно, но ты просто не знаешь женщин, — заметила она. — Они это чувствуют всем своим существом.

Наташа чуть подтянулась и чмокнула его в щеку. Он обнял её, уже никого не стесняясь, и неумело поцеловал в губы.

Катя Масленникова сама нашла Ромку и подошла к нему.

— Рома, поздравь своего милого друга, — выпалила она с лукавой улыбкой, — он уже целуется с нашей красавицей. Ты, кажется, искал меня?

— Да, Катя, — усмехнулся он, — правда, я не такой красавец.

— Но я же не дура, чтобы кидаться на шею смазливым дуракам, — усмехнулась она. — Ты умный и симпатичный парень, и ты мне нравишься. Пойдём танцевать.

Зазвучал «Школьный вальс» и пары потянулись в середину зала.

Илья увидел Яну, сидевшую за столом в углу, и подал ей знак. Она грустно улыбнулась, и он направился к ней.

— Что ты такая невесёлая? — спросил Илюша. — Закончили школу. Теперь вся жизнь впереди.

— Ты понимаешь, что говоришь? Это у тебя всё впереди. А меня с моей биографией ни к какому институту не допустят, — обречённо ответила Яна.

— Но мы живём в непредсказуемой стране. Где-нибудь тебя примут. А может быть, завтра вы получите разрешение? — Помнишь, я тебе рассказывал о нашем соседе Гинзбурге?

— Помню, но тогда время было другое. А сейчас у нас с Америкой холодная война. Эмиграцию заморозили, — произнесла она. — Ладно, милый, пойдём изображать веселье.

Она поднялась, статная и вдохновенная, и потянула за собой Илюшу. Они прошли мимо смотревших на них с любопытством сверстников и закружились в вихре вальса.

После танца все разошлись по местам к столам, на которых стояли бутылки шампанского, керамические вазы с фруктами и тарелочки с шоколадными пирожными. К столу, где с девушками сидели друзья, протиснулась Вера Абрамовна.

— Мои дорогие, если б вы знали, как мне грустно с вами расставаться, — произнесла она. — Семь лет прошло, как будто это было вчера. Сегодня я хочу признаться, что люблю всех вас. Правда, Роману я поставила четвёрку, но в сочинении он сделал много ошибок. Рома, ты не обижаешься на меня?

— Нет, Вера Абрамовна, я рад, что хоть четвёрку. Видно, русский язык — не мой конёк, — заулыбался он. — Вот математика и физика — другое дело.

— А Вы присаживайтесь к нам, — спохватился Саня.

— С огромным удовольствием, да не могу, я должна быть там со всеми. Ну, вы понимаете меня, — ответила она. — Илюша, я вот только хотела попросить тебя сыграть что-нибудь. Я слышала от подруги, что ты очень способный мальчик.

— Да я как-то не думал об этом, Вера Абрамовна, — нерешительно произнёс Илья, но потом спохватился и поднялся со стула. — Мне очень нравились Ваши уроки, и я сыграю для Вас.

Он направился к стоящему в конце зала роялю и, придвинув к нему стул, сел, подняв переднюю крышку. Минуту он смотрел на чёрно-белые клавиши, стараясь сосредоточиться и разминая пальцы. Ему пришло в голову, что нужно сыграть вещь, отвечающую его чувствам к Яне. Он посмотрел туда, где она сидела в кругу его друзей и подруг, перехватил её устремлённый на него взгляд и сразу понял, что играть. Его пальцы коснулись прохладных клавиш, и мелодия заполнила зал. Когда он закончил, в зале зааплодировали. К нему подошла заплаканная Вера Абрамовна.

— Спасибо, дорогой, ты так прекрасно сыграл. Тебе нужно обязательно поступать в консерваторию. Поверь мне, старой женщине.

Она обняла его и, вытерев платочком катившиеся по щекам слёзы, вернулась к столу, где сидели учителя. Илья шёл, и девушки улыбались ему, а парни жали руки. В эту минуту он вдруг ощутил лёгкое дуновение славы, но тут же вспомнил о Яне и, увидев её печальные глаза, осознал, что честолюбие сегодня не уместно.

— Молодец, душевно сыграл, — похвалил Ромка. — Мы вот посовещались и решили двинуться к Кремлю. Ты согласен?

— Конечно, превосходная идея. «Мавр сделал своё дело, мавр может уйти», — выпалил Илья известную фразу из драмы Шиллера.

Они поднялись и направились к выходу их школы, на ходу прощаясь с одноклассниками.

3

На город опустился тёплый летний вечер, клёны и тополя величественно вздымали в тёмное звёздное небо пахнущие свежей листвой кроны, а птицы отчётливо переговаривались на своём непонятном людям языке. Дворами они вышли на Мытную, где им стали попадаться выпускники из других школ. Редкие фонари вырывали из мрака обрывки тротуара, а льющийся из окон свет падал на ветки деревьев и заросшие травой и кустарником палисадники.

— Ты очень хорошо играешь, Илюша, — сказала Яна. — Я раньше слышала это произведение. Это Бетховен?

— Да, «К Элизе». Я играл для тебя, — признался он.

Она молча пожала ему руку, а потом одним порывом повернулась к нему и взглянула на него. Он обнял её и впервые поцеловал в губы. Они шли позади и никто из друзей и их подруг этого не видел.

— Ты самая лучшая, Яна. Все другие девушки — несмышлёные дети по сравнению с тобой.

Миновав Октябрьскую площадь, они пересекли Садовое кольцо, пошли по широкой улице Димитрова, где уже сносились старые приземистые дома, построенные ещё до революции, и возводились новые типовые многоэтажки.

— Мне отец рассказывал недавно, что в этом районе, раньше он назывался Якиманка, жило много евреев — ремесленников, приказчиков, торговцев и других, — заговорил Ромка. — Его управление строит здесь сейчас. И вот однажды он перед разрушением старого квартала прогулялся там и увидел на дверях коробочки. Я не знаю, как они называются. Отец сказал, что евреи их ставили для защиты жилища от злых духов.

— Да, Ромка, ничего мы не знаем о наших предках, — подключился к разговору Илюша. — Теперь мы все советские люди.

— Такие коробочки называются мезузами, — вдруг произнесла Яна. — В них кладётся кусочек пергамента, на котором каллиграфическим почерком записаны отрывки из молитвы «Слушай, Израиль». И этот футляр крепится на