Заря над Скаргиаром - Ирина Ивахненко

— Подумаешь! — не смутился Аскер. — Господин Соогран интриговал напропалую и сам же себя и погубил, а я не собираюсь повторять его ошибки.

И, неуловимо и плавно изменив интонацию, глубоким воркующим голосом он сказал, сопроводив свои слова красноречивым взглядом:

— По-моему, любому аврину приятно, когда с ним так разговаривают.

— Да, я вижу, ты времени зря не терял, — улыбнулся Кено. — Что ж, удачи тебе, и смотри мне, не зарвись, когда придет время.

Весь следующий год Аскер чувствовал себя волшебником, заключенным в запечатанный сосуд: силы бурлили в нем, а применить их было негде. В самом деле, не начать же ему двигать скалы или поворачивать Юнграй вспять. Кено видел мучения своего подопечного, но только качал головой: у него самого на весь курс ушло восемь лет без малого, из которых на достижение пятой ступени — три года.

Но, как говорится, терпение и труд все перетрут. Рвение Аскера было вознаграждено в середине месяца вендуарат 2168 года, когда Кено сказал ему, что наука постигнута, Сиа торжествует и выпускник может лететь на все четыре стороны. Он настоял только, чтобы Аскер, прежде чем пускаться в путь, дождался весны: как-никак, дорога зимой через горы была очень опасной. Аскер согласился, но не столько потому, что его просил об этом Кено, сколько в надежде, что с приходом весны у него появятся новые ученики: он не хотел оставлять учителя одного.

Его ожидания оправдались: в конце месяца немлирен в хижине на берегу Юнграй появились два неофита, и Аскер, сдав им Кено с рук на руки, двинулся на юг. Кено проводил его до моста и долго смотрел ему вслед, а в душе у него шевелилась надежда…

С тех пор, как Аскер начал свою учебу у Кено, он сильно изменился. Его шерсть восстановила прежний белый цвет, а движения стали плавными, как движения кошки или змеи. Вся его манера поведения обрела неуловимый налет аристократизма, но эта неуловимость была достигнута долгими и упорными стараниями. Но больше, чем благородством манер, Аскер гордился своим голосом. Его голос стал глубоким, гибким и с легкостью принимал любые интонации, которые желал ему придать его хозяин. Казалось бы, зачем все это адепту Сиа? Но рассказы Кено о придворной жизни запали в его душу глубже, чем, пожалуй, того хотелось его учителю. Зная, что внешность зачастую играет важную роль, Аскер уделял совершенствованию своего внешнего вида большое внимание и часто, глядясь в свое отражение в воде, говорил себе:

— Лио, друг мой, ты — лучшее, что я видел в этой жизни.

Теперь-то уж точно никто из авринов не перепутал бы его с животным!

Кено дал Аскеру в дорогу кое-какую одежду, котомку с сухарями да суковатую палку. Если бы кто-нибудь увидел, как изящный аврин, который может поспорить красотой с холеными щеголями самых блестящих дворов Скаргиара, в латаном балахоне штурмует перевалы и преодолевает пропасти, он бы очень удивился. Но Аскера это пока не смущало. Вокруг него были только скалы и небо над головой. Кругом лежал снег; для травы было еще рано, а звери пока не вернулись из предгорий, куда они уходили зимовать.

Но так не могло продолжаться вечно. На пятый день пути Аскер услышал впереди шум. Подойдя ближе, он различил рычание и приглушенные стоны. Аскер осторожно подкрался, выглянул из-за каменного уступа — и разглядел следующую картину: с дюжину ларганов возились около трупа аврина, отдирая от него исходившие паром куски мяса, а рядом, под скалой, стоял оседланный берке. Его передняя левая нога попала в ледяную расселину, и он судорожно пытался высвободить ее оттуда.

Аскер оценил обстановку и решил, что здесь можно использовать свои способности. Отложив в сторону котомку и палку, он выскочил из-за скалы и издал звериный рык. Ларганы оставили труп в покое и оглянулись.

Перед ними стоял зверь, какого они в своей жизни еще не видели. Вид его был ужасен: глаза метали синие молнии, острые загнутые крюками отростки рогов сверкали на солнце, два ряда безупречно ровных перламутровых зубов щерились в диком оскале. Зверь стоял, изготовившись к нападению. Все его тело было натянуто, словно тетива, готовая послать стрелу в смертельный полет.

Ларганы почувствовали ужас. Он нахлынул внезапно, волной, и был совсем не похож на обычный страх перед неизвестной опасностью: истоки его крылись гораздо глубже. Это был первобытный, первозданный ужас мрака и небытия, высасывающий из души всю силу и саму жизнь. Волна накатилась и откатилась, и ларганы на секунду вздохнули с облегчением, готовясь к бою. Но новая волна уже настигала их, и передний от ее натиска покачнулся, вдруг обнаружив, что ноги отказываются ему служить. Ледяная рука сдавила сердце, пытаясь растереть в пыль комочек трепещущей плоти. С диким воем ларган развернулся и побежал без оглядки, а за ним — его товарищи, будучи больше не в силах сопротивляться. Они со всех ног кинулись наутек, даже не рискуя жалобно выть о потерянном обеде, и были счастливы, что унесли ноги.

А Аскер вернул своему лицу нормальное выражение и подошел ко всаднику. Тот был мертв: лицо и руки были изодраны в клочья, голова плавала в луже крови. Богатая кольчуга и внушительных размеров меч не смогли защитить своего хозяина. Следы на снегу говорили о том, что ларганы окружили всадника, когда его берке застрял, а один из них бросился на всадника сверху, свалив его с берке, так что тот даже не успел воспользоваться мечом. Причиной смерти аврина стала роковая ошибка: он ехал по горам верхом, в то время как ему следовало вести берке в поводу. Тот потерял равновесие, поскользнулся и застрял, что и дало ларганам возможность напасть.

Все это Аскер выяснил, осмотрев место происшествия, а мы добавим то, чего он знать не мог. Незадачливым всадником был буистанский принц Халисар, младший сын короля Игерсина Истилиса. С детства он ненавидел придворную жизнь с ее коварством, интригами, необходимостью скрывать свои мысли и чувства. Поверив древним легендам, он пустился искать носителей культа Сиа, взяв с собой только самое необходимое и едучи инкогнито. Собственная неосмотрительность погубила его, когда он почти достиг цели.

Убедившись, что всадник мертв и что ему уже ничем не поможешь, Аскер подошел к берке. Ему достаточно было всунуть свою палку в трещину, чтобы лед раздался и освободил ногу скакуна. Берке дико всхрапывал и косил медового цвета глазами, но Аскер быстро его успокоил. Результаты осмотра ноги обнадеживали: кости были целы, только на внутренней стороне пута кожа была содрана. Аскер оторвал от плаща мертвого всадника кусок ткани и забинтовал ногу, а затем занялся содержимым сумки, притороченной к седлу. В сумке были лепешки, сушеное мясо и орехи, с луки седла свешивалась фляга с вином, а в особом кармане, пришитом к спинке седла, лежало изрядное количество золотых леризов (видимо, всадник рассчитывал платить за свое обучение). Сбруя берке была более чем скромной, из черной лакированной кожи, зато сам скакун был хоть куда. Он был поистине великолепен — стройный, тонконогий, с высоко поставленной шеей и изящной легкой головой. Масти берке был очень редкой, вороной, с золотым подшерстком, и до настоящего момента на его атласной шкуре не было ни единой белой, рыжей или бурой шерстинки. В Буистане и Сайроле, в степях, водились лучшие берке во всем Скаргиаре, а так как этот жеребец был из племенных королевских стад Буистана, то он был лучшим из лучших.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});