Меч Ронина - Диана Удовиченко

Стены были покрыты узорами изморози, пол оледенел. Хозяева спали мертвым сном. Постель их дочери была чуть поодаль, над нею парила Юки-Онна. Несчастная девушка смотрела на убийцу широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас, но не могла издать и звука.

От губ несчастной поднималось едва заметное облачко. Снежная дева приоткрыла рот, будто хотела поцеловать свою жертву, но лишь втянула эту дымку. Глаза девушки мертво потускнели.

«Не успел!» – с отчаянием подумал Дан, поднимая катану.

– Какой смысл? – сердито спросил тэнгу, принимая демоническое обличье. – Сейчас она с нами разделается.

Юки-Онна приблизилась к Дану почти вплотную. Он ощутил исходящий от нее холод, прямо перед собою увидел льдистые глаза. Лицо Девы было грустным, по щеке катилась, замерзая, прозрачная слезинка.

– Я не хочу убивать тебя, – тихо прошелестела она, рассыпалась снежной дымкой и исчезла.

– Смотри, Акира, в следующий раз она точно передумает! – каркнул тэнгу, вновь перекинувшись в ворона.

– И что мне делать теперь? – грустно осведомился Дан.

– Убегать. Камней в деревне хватает.

Дан все же решил не следовать совету Карасу: уйти, не прощаясь, означало признать свою вину. Бродячего ронина могли обвинить в пособничестве Снежной деве. Он осторожно прикрыл дверь хижины, пошел к дому Ясуши и улегся спать. Утром доложил, что вороватый тануки обезврежен и изгнан из деревни. В деревне уже стоял переполох. Выла мать убитой девушки, хмуро перешептывались мужчины.

– И к нам пришла Юки-Онна, – вздохнул староста. – Значит, люди не врали. В других деревнях тоже такое случалось. Что, Акира-сан, останешься защищать Яехару от Снежной девы?

– Прости, но я не справлюсь, – признался Дан.

– Что ж, зато честно, – поник Ясуши. – Вот, возьми за тануки…

Он протянул несколько медных монет.

– Благодарю. Но я не заслужил, – ответил Дан.

– Ты честный ронин. Тогда подожди…

Староста скрылся в доме и вскоре вынес мешок. В нем лежало несколько клубней батата, сушеная рыба и зелень.

– Считай, забираешь то, что все равно украл бы тануки. Возьми, Акира-сан. Я даю от души, а тебе это пригодится в пути.

Дан принял подношение, поклонился и двинулся прочь, испытывая стыд и сожаление. Получалось, что он струсил.

– Ты все равно слабее ее, Акира, – утешил Карасу. – Не терзайся ненужными сомнениями.

Настя

Изрядно потолстевшая и какая-то замаслившаяся Тоши щеголяла в дорогом кимоно и подумывала о переезде в другой, более просторный дом. Дела в заведении шли отменно. Теперь сводне платили не только богатые дайме, чиновники и самураи, но и хозяева других борделей, желавшие завести у себя такие же порядки. Они присылали своих девиц к Насте, повышать квалификацию. Конкуренции Тоши не боялась: все равно наспех обученные проститутки не могли соперничать с Кумико, изысканность которой была привита с самого рождения. А слава необычной гейши гремела уже не только по всему городу, расплеснулась на окрестности и дошла до дворца сегуна.

Однажды сводня вошла в комнату Насти крайне взволнованная и сказала:

– Сегодня важный вечер! Придут господа из свиты самого Токугава Иэясу. Надень это.

Следом две служанки внесли на вытянутых руках роскошное кимоно из тончайшего бледно-розового шелка, расшитое цветами лотоса. Настя мужественно вытерпела процедуру разрисовывания лица и укладки волос, нарядилась и вечером принимала важных гостей. Тоши подобострастно суетилась вокруг.

Настя, стоя посреди комнаты, кланялась каждому, произносила любезные речи. Вдруг, когда подошел суровый самурай лет сорока, ее словно током ударило. Отвешивая поклон, она взглянула исподлобья. Сомнений не было, перед ней в облике господина, которого представили как Маэда Тосицунэ, стоял Сенкевич.

«Слава богу, – мысленно возликовала Настя. – Хоть один появился. Теперь не надо разыскивать этого штукаря». Она тут же, не прекращая изысканной беседы, принялась строить планы, как заставить вражину перенести их с Даном домой.

Невозмутимое лицо Тосицунэ не изменило выражения, однако по глазам было видно: Сенкевич тоже узнал девушку. В знак этого он едва заметно кивнул.

Несмотря на важность гостей, все шло своим чередом. Настя музицировала, декламировала хокку, улыбалась и поддерживала вежливую беседу, изобилующую красивыми метафорами. Остальные девушки смирно сидели возле мужчин, время от времени скромно отвечая на вопросы и даря нежные улыбки. Посетители были довольны. Один из них, тощий молодой чиновник по имени Гэндзи Нобуери, лицо которого было покрыто какой-то сыпью, не сводил с Насти-Кумико восхищенного взгляда.

– Танец, Кумико-сан, – попросил он, когда девушка отложила сямисэн.

– Танец, танец! – подхватили захмелевшие от сакэ и от близости женщин гости.

Тоши поднесла два веера, слегка нахмурилась, понуждая уступить просьбе мужчин.

Кумико не обучалась танцам – это занятие не для девушки из хорошей семьи. Но она видела выступления танцовщиц и хорошо запомнила значение того или иного движения. Решив, что это в Японии главное, Настя призвала на помощь весь свой артистизм и вышла в центр комнаты. Заиграл сямисэн, девушка изогнулась, взмахнула веерами. Гости замерли, наблюдая, как трепещет в ее руках расписной шелк.

Настя старательно совершила весь набор неестественных, как ей самой казалось, движений. Она бы это даже и танцем не назвала, скорее, чередой символов, но вот странно: покачиваясь под музыку, замирая в ломаных позах, выгибаясь, она чувствовала себя изящной и гармоничной. «Наверное, это восприятие Кумико», – решила Настя.

Господин Гэндзи просто пожирал взглядом хрупкую фигурку девушки. «Если бы глазами можно было трахать, я бы сегодня лишилась невинности», – злобно подумала Настя, мужественно продолжая демонстрировать хореографические умения.

Танец закончился, и гости восхищенно заговорили, осыпая гейшу комплиментами. Кланяясь и улыбаясь, она успела заметить, как Гэндзи кивнул сводне и вышел. Тоши засеменила следом. Это Насте вовсе не понравилось, оказалось – не зря.

– Через два дня господин Гэндзи войдет к тебе, чтобы взять невинность, – сообщила сводня, когда посетители разошлись.

«Вот это новость», – подумала Настя. Что ж, молодой чиновник из богатой семьи отличался более практичными взглядами, чем самурай-эстет Сакамото. Если понравившаяся вещь выставлена на продажу, почему бы ее не купить?

– Но разве господин Сакамото не заплатил за мою невинность? – попыталась возразить Настя.

– Заплатил, – хихикнула Тоши. – Но ведь он отдавал деньги за время с тобой. И если старик, вместо того чтобы сорвать цветочек, слушал, как ты бренчишь на сямисэне, это его беда, не моя.

– Господин Сакамото рассердится, – не сдавалась Настя.

– Молчи, девчонка! – Тоши замахнулась, но, встретив холодный взгляд в упор, передумала бить гейшу. Вспомнила, какую прибыль та приносит. – Это не твоя забота. Господин Гэндзи очень богат, очень. И заплатил за тебя вдесятеро больше, чем старик. Сакамото не посмеет связываться с таким важным чиновником.

«Что ж, недолго музыка играла, – подумала Настя. – А у богатейского-то сынка, похоже, сифилис – сыпь на роже, болячки на губе, глаза гноятся…» Она, конечно, в чужом теле, да кто знает, сколько придется в нем находиться. А когда с Данилкой встретится, что делать? Нет уж, Настя не собиралась гнить заживо. Она снова решила сбежать. Благо под циновкой, в изголовье постели, была припрятана немалая сумма от щедрот господина Сакамото.

– Готовься к встрече со своим первым мужчиной, – подытожила сводня. – А чтоб тебе в голову не пришли дурные мысли… – Она вышла, через тонкую задвижку донесся ее голос: – Минору, Широ! Сюда! Стойте здесь, охраняйте. И чтоб она ни шагу из комнаты не сделала.

– А если в отхожее место попросится? – спросил слуга.

– Провожать до двери, стеречь, потом вести обратно! – отрезала Тоши.

«С двумя охранниками не справиться», – загрустила Настя. Оставалось лишь надеяться на чудо. Она прилегла, натянула одеяло и глубоко задумалась, пытаясь сообразить, как выпутаться из беды и не стать охотничьим трофеем похотливого придворного сифилитика. Но не заметила, как мысли потекли в другом направлении, превратившись в воспоминания Кумико.

– Как твои дела, матушка? Здорова ли ты? – вежливо спросил Хидэери, наблюдая за тем, как золотистый горячий чай льется в чашку.

Сегодня отец, утомленный воинскими делами, пришел отдохнуть на женскую половину. В последнее время он не баловал семью частыми посещениями. Кумико смотрела на него и не узнавала. Лицо его оставалось невозмутимым, но как же изменилось! Глубокая складка залегла между бровей, резче обозначились морщины вокруг рта. Отец осунулся, словно после долгой болезни. Он хмурился и как будто все время подмигивал правым глазом. Сопротивление осаде и переживания за семью давались ему тяжело.