Доктор Данилов в Крыму. Возвращение - Андрей Шляхов

Машину затрясло еще сильнее.

– Юрьпалыч, аккуратнее, пожалуйста, у нас двое пациентов в машине, – попросил Данилов, надеясь, что Лариса поймет его слова правильно; а то, чего доброго, еще и в голос смеяться начнет, нехорошо выйдет.

Лариса все поняла, потому что машину сразу же перестало трясти.

– Трубу он только повредил, до конца не перерезал, – Серега попытался вздохнуть, но из-за опухшего носа вздох получился похожим на всхлип. – Кипяток хлещет, Танька орет… Я уж и не помню, как отцепил ее, вот – руку ей сломал, но все же отцепил. Она в панике меня по лицу ударила, нос разбила, пришлось мне стукнуть ее разок, чтобы не мешала себя спасать, короче – обоим досталось. Я вышел в коридор сам не свой, а там Леша-м. ак стоит и ухмыляется. Ну, я от всей души и врезал ему по зубам. Леша отлетел в угол, на мне пацаны повисли, успокоили, пива принесли холодного, а тут и вы подоспели. Такая вот история…

Лариса дождалась, когда машина выедет с территории четвертой больницы, и только тогда начала смеяться, нет – ржать во весь голос.

– Владсаныч, я не могу!.. – стонала она в паузах между приступами. – Я думала, что такое только в кино… И где? В общаге строителей… Какая продвинутость… Ну прям эти… Пятьдесят оттенков серого…

– Пятьдесят оттенков красного, – поправил Данилов. – Нашу работу серой не назовешь, а вот красного на вызове было много. Причем разных оттенков – следы крови на лице, ожоги, багровые физиономии… Ну и ролевые игры, конечно.

– Прежде чем приступать к ролевым играм с наручниками, надо обзавестись гидравлическим арматурорезом, – вступил в беседу Юрий Палыч. – Или же гидравлическими кусачками. Разве ж можно болгаркой, да еще и пьяному. Он же ей в два счета мог руку отчекрыжить к чертям собачьим. Строители называются, элементарных вещей не понимают. Я, например, с тех пор как в две тысячи пятом попал на «авто» на Шостака, где мы дверь открыть не смогли, вожу с собой гидравлические ножницы. Под сиденьем лежат, чтобы всегда под рукой были.

– А что ты парнишке свой телефон не оставил? – поддела Лариса. – Вдруг у него снова наручники сломаются?

– Любой уважающий себя мужик должен обходиться собственным инструментом, – ответил Юрий Палыч. – Это во-первых. А во-вторых, не надо выеживаться. Ну что это за любовь в ванной, на холодном полу, да еще и когда одна рука к трубе пристегнута.

– Много ты понимаешь, Юрочка, – скривилась Лариса. – Чтобы оценить, надо сперва попробовать…

Глава восьмая

Шерлок Хаус

Скрипичная соната Шостаковича весьма сложное для исполнения произведение. Вдобавок она еще и длинная, из трех частей – медленной, стремительной и еще одной медленной. Шостакович был пианистом и скрипкой не владел совершенно. Скрипачи убеждены, что именно поэтому он писал столь сложные произведения для скрипки. Самому играть не придется, так отчего же и не усложнить? Сонату Шостаковича Данилов играл очень редко. Нужен был особый душевный настрой и соответствующие условия. Ночью в кабинете условия были самыми подходящими. Те, кому положено спать, ушли домой. Тех, кто надеялся подремать на дежурстве, разогнали по вызовам. Диспетчеры оперотдела сидят в наушниках, им музыка не помешает, а охранникам, вечно курящим у входа, она даже в радость – приятное развлечение. Кроме того, сегодня соната Шостаковича была как никогда в тему, поскольку посвящалась она теме борьбы с силами зла.

Силы зла властвовали на центральной подстанции севастопольской скорой помощи безраздельно… Началось все с рассказа о скандале, который фельдшер Чернецова устроила своему бывшему мужу. После развода они не смогли разменять двухкомнатную квартирку на что-то более-менее путное – не хватало денег на доплату. Поэтому рассудили, что лучше уж жить в коммуналке друг с другом – как-никак семь лет вместе прожили, знают все привычки и заморочки, – нежели с незнакомыми посторонними людьми. Получив вожделенную свободу, то есть законное право возвращаться домой в любое время и в любом состоянии, муж Чернецовой начал спиваться быстрыми, нет, не просто быстрыми, а какими-то сверхзвуковыми темпами.

– Это ужас какой-то! – жаловалась на подстанции Чернецова, сверкая своими большими красивыми глазами. – Не стала с ним разъезжаться, чтобы не жить с какими-нибудь ханыгами, а все равно с ханыгой живу! И ладно бы с одним. К нему же дружки табунами ходят, а я теперь их даже выгнать не могу!

– Выйди за него замуж снова, Юлек! – советовали ей циничные коллеги, в глубине души жалевшие несчастную Юльку.

– Нет уж! – трясла кудряшками Чернецова. – Два раза в одно г. но вляпываться нельзя! Вот накоплю денег и перееду в однушку. А до той поры придется терпеть. Оно и к лучшему, что дома появляться не хочется. Чем больше дежурств наберу, тем скорее с ним разъедусь!

В понедельник Чернецова пожаловалась коллегам на то, что ее бывший муж опустился до прямого воровства – украл деньги из ее кошелька, причем не все, а примерно половину. В расчете, что она не сразу заметит пропажу, а заметив, может подумать, что обсчиталась или, например, что ей недодали сдачу в магазине.

Во вторник о пропаже части денег рассказали врачи Шарко и Петровский. Шарко подозревал сына-девятиклассника, несмотря на то, что тот в краже так и не признался, а Петровский грешил на престарелую тещу-маразматичку, у которой на фоне маразма развилась клептомания.

Все встало на свои места после того, как в четверг утром фельдшер Вадик Бувайло обнаружил, что в его бумажнике, который всю смену пролежал в шкафу, теперь вместо восьми с половиной тысяч лежит всего три. Большинство сотрудников в начале смены оставляли бумажники с кошельками в шкафах. Брали с собой «на перекус» небольшую сумму – рублей двести или триста. Работа на «скорой» хлопотная, в запарке легко потерять бумажник. Вывалится, сам машинально выложишь из кармана и забудешь, или забудешь переложить из кармана куртки в сумку после сдачи смены, а то и свистнут на вызове – всякое бывает. Да и вообще сотрудникам «скорой» лучше не иметь при себе на дежурстве лишних денег. Бывали случаи, когда невменяемые пациенты – маразматики или алкаши – сразу же после отбытия бригады звонили в полицию и рассказывали, как «врачи-убийцы» украли у них последние сбережения. Приедет бригада на следующий вызов, а там ее уже наряд поджидает – проедемте в отделение. А в отделении первым делом просят вывернуть карманы… Деньги и документы возили с собой на дежурстве единицы, из числа самых недоверчивых. Остальные за сохранность своего добра не беспокоились, потому что случаев воровства на центральной подстанции, да и вообще на всей севастопольской «скорой» давно никто не помнил. Свои же люди кругом, коллеги. Могут пирожком без спросу угоститься или сока из пакета отпить, но чтобы деньги красть, да еще и таким иезуитским методом…

Заведующий центральной подстанцией Мамлай пришел в кабинет к Данилову в четверг сразу же после видеоконференции. Его появление Данилова удивило – ведь только-только обсудили все дела, что срочного могло произойти за минуту?

– Не хотел при всех говорить, – сказал Мамлай, – хотя к вечеру и так все будут знать. Шила в мешке не утаишь. У нас, Владимир Александрович, завелась «крыса». Сегодня у фельдшера Бувайло обнаружилась пропажа, а до того было еще три случая, которые мы вместе не увязывали. Брали не все, а только часть, поэтому люди думали на домашних. Кто на бывшего мужа, кто на тещу. Хорошо, что Бувайло заметил сразу, а то еще долго бы тянулась эта волынка. Что делать будем? Бувайло позвонил в полицию, но там его мягко послали. Сам, мол, обсчитался, а теперь волну гонишь. Я когда в Ялте на «скорой» начинал, у нас на подстанции был подобный случай. Фельдшер одна баловалась, крала деньги и все мало-мальски ценное, у меня, например, «ливайсы» новые украла. Дернул черт в обновке на подстанцию прийти, похвастаться. Поймали ее случайно и нескоро, примерно через полгода от первой кражи. А за эти полгода все сотрудники друг с дружкой перегрызлись. Сильнее всего подозревали диспетчеров и охранников, которые круглые сутки на подстанции торчали. Но и другим доставалось. Обстановочка была поганая. Работать невозможно, я уже думал о том, чтобы перевестись на другую подстанцию…

– Могу представить, – кивнул Данилов, хорошо понимавший Мамлая. – Надо самим что-то делать, раз никто больше нам помочь не в состоянии.

– Надо срочно что-то делать, – уточнил Мамлай, напирая на слово «срочно». – И без того некомплект сорок процентов. Если народ начнет собачиться и разбегаться то придется закрывать подстанцию.

– Закрыть подстанцию нам никто не даст, – усмехнулся Данилов. – Предлагайте другие варианты, Константин Миронович.

– Не знаю, что и предложить, – развел руками Мамлай. – Табель анализировать, чтобы вычислить вора, бесполезно. У нас же проходной двор. Постоянно кто-то из своих заходит. Кто мимо шел, кто арбуз забыл, кому с диспетчером пошушукаться приспичило. Опять же все с других подстанций, кто приходит к вам или в бухгалтерию, заходят и к нам…