Как убивали партию. Показания Первого Секретаря МГК КПСС - Юрий Прокофьев

К 90-м годам появились совершенно новые тенденции. Поясню на примере. Когда в 1990 году я был в Узбекистане, я практически весь его проехал в течение месяца. Здесь столкнулся с недоумением людей, которым навязывали, что теперь бригадиром надо было поставить обязательно узбека, вместо хорошего русского бригадира, и только потому, что он недостаточно знает узбекский язык. Меня с удивлением спрашивали: почему они теперь должны плохо относиться к русским? Этого никогда не было! Посмотрите, говорили мне, в Ташкенте стоит памятник семье узбекского кузнеца, которая во время войны приняла 11 детей разных национальностей — и русских, и украинцев, и прибалтов — всех приютили, обогрели, и никто не спрашивал, какой национальности ребенок, — все были свои. Теперь же проблема национальности навязывалась искусственно — национальный вопрос поджигался целенаправленно.

Причем не все вопросы были хорошо изучены, не определены болевые точки. Скажем, при установлении границ между Арменией и Азербайджаном не учли ситуацию с Карабахом. Передали территорию Азербайджану, хотя большую часть населения составляли армяне. В той же Грузии есть несколько районов, которые полностью заселены и сейчас армянами.

Этими недоработками воспользовалась та часть националистически настроенной интеллигенции и та часть политиков, которые, понимая, что национальный вопрос — наиболее болезненный, хотели сыграть на этом и прийти к власти. Тем более опыт по развалу многонационального государства уже был успешно апробирован в Югославии.

Безусловно, большую роль в разжигании национализма в СССР сыграли «наши зарубежные приятели», с которыми мы сейчас так «крепко дружим».

Я в 1992 году встречался с одним югославским предпринимателем и задал ему вопрос: «Что вы делаете?» Он ответил: «Неужели вы думаете, что мы сами такое сотворили с нашей страной? Это все организовано не македонцами и не сербами, а спровоцировано «дирижерами» из-за рубежа. Мы в этом участвовали как статисты».

Примером тому могут служить и все эти «бархатные» и «оранжевые» революции. Они показывают, насколько отлажена методика разжигания национальной вражды. Готовились к этому за рубежом основательно.

В начале 90-х годов в Штатах была издана книга, написанная Джином Шарпом, — у меня она есть: «Мирные методы перехода от диктатуры к демократии». Там описано 198 таких методов, причем подробно — что делать с населением, что делать с чиновничеством, как поступать со средствами массовой информации, как организовывать ненасильственные митинги, забастовки и прочее. 198 — точно!

В 2004 году эта книга была издана на украинском языке — результат известен. Сейчас она издана на русском языке и есть уже в Интернете. Если проанализировать, что произошло в Грузии, на Украине, что происходило в Киргизии, — все в соответствии с этими разработками. Вся эта методика используется. Это первое.

И второе, о чем хотел бы сказать. Чтобы широко развернуть эту работу, используется сеть различных неправительственных фондов и организаций, в том числе и правозащитных. Есть такая организация в Америке, как «Фридом Хаус», есть фонд Сороса, и таких фондов можно назвать не один десяток. Они, кстати, перечисляются в письме посла США в Киргизии в Госдеп. В этом письме посол докладывает о том, как готовится переворот в Киргизии, какие фонды задействованы, как они финансируются, какие они создают организации в Киргизии. После опубликования этих материалов посольством США был заявлен протест, но если это даже написано не самим послом, а его подчиненным, то там совершенно четко описаны все действия, которые производили Соединенные Штаты и посольство США в Киргизии.

* * *

Может быть, в конце 80-х годов непонимание остроты национальной проблемы происходило из-за того, что в Москве руководство партии и Советов большей частью состояло из представителей коренного населения, которое никогда никакими гонениями и ущемлениями в национальном вопросе не было затронуто? Поэтому так и отнеслись к этой проблеме, не понимая, какие процессы происходили в стране.

Кроме того, у меня, да и многих руководителей, не было необходимых знаний. Когда я обратился к специальной литературе, стал изучать эту проблему, то узнал, что на всех крутых поворотах истории резко обостряется национальная проблема. Это должны были предугадать, предвидеть, предусмотреть и руководители партии, но они, видимо, как и я, были в этих вопросах недостаточно подготовлены, а ученые, во всяком случае своевременно, об этом не сказали, да их и не спрашивали.

Только конкретные события в Москве заставили обратиться к национальному вопросу, изучить ситуацию в стране, а затем уже стали работать на опережение.

Начну с небольшой статистики.

В Москве, когда я был первым секретарем горкома партии, проживало 9 миллионов человек. Называли 8900 тысяч, но было 9 миллионов. Из них 1 млн. 200 тысяч человек — лица некоренной национальности. Фактически их было значительно больше, но это официальные данные.

Пропорции такие: примерно 300 тысяч украинцев, столько же или чуть меньше татар, по 150–180 тысяч представителей Закавказья — грузин, азербайджанцев, армян. Евреев было примерно 300 тысяч, но численность их сокращалась: те, кто считал, что их родина Израиль, выезжали. Численность еврейского населения в Москве шла на убыль. Немало проживало в столице представителей Дагестана, курдов.

Вот, пожалуй, те основные национальности, которые помимо русских проживали в Москве.

Когда в 1988 году возникли проблемы чисто национального характера в Армении, Нагорном Карабахе, трагедия Сумгаита, тогда горком партии (к сожалению, только тогда!) обратил внимание на национальную проблему в Москве. Стали ее изучать.

До этого все к чему сводилось? Праздники, сабантуи в Измайловском парке проводила татарская часть населения; Пасху и Новый год около синагоги на улице Архипова (теперь она называется Большой Спасо-глинищевский переулок) отмечали верующие евреи. Вот и все, если говорить о национальных особенностях, которые более или менее открыто проявлялись у нас в Москве.

Когда произошли эти страшные события, начались митинги армянской диаспоры на Армянском кладбище. Там собирались, вывешивались плакаты с фотографиями событий, происходивших в Сумгаите, в Нагорном Карабахе. Приезжали представители из тех мест. Все это поначалу не выходило за рамки кладбища и не вызывало особого беспокойства. А вот когда армяне вышли за стены кладбища и пошли к центру города, тогда в горкоме партии (секретарем в ту пору был Зайков) заволновались по поводу возможных националистических проявлений в Москве.

* * *

Но это я говорил о лицах некоренной национальности. Еще раньше проявились национал-патриоты, или, я бы сказал, национал-шовинисты из радикального крыла общества «Память», которые проводили митинг на Манежной площади. Это тоже было проявлением национализма.

Они потребовали встречи с Ельциным. Тот вначале побоялся к ним поехать. Послал Сайкина и меня. Но руководитель общества «Память» Васильев категорически отказался разговаривать с нами и потребовал встречи с секретарем горкома партии. Мы с Сайкиным отправились к Ельцину. Ельцин позвонил Горбачеву: «Как быть?» Тот порекомендовал ему все-таки встретиться.

Но Ельцин поставил условие, что на улице он встречаться не будет — только в помещении. Мы предложили Васильеву два варианта: либо Манеж, либо актовый зал Моссовета. Тот выбрал Моссовет: Манеж рядом, зашли и все, а тут еще можно демонстрацией пройти по Тверской улице.

Их вначале было, наверное, около 500 митингующих — с лозунгами, плакатами. Когда члены этого общества шли по Тверской, поддержки им никто никакой не оказывал. Люди стояли и глазели. Стремления присоединиться к ним не было. Обычное ротозейство, так как подобное явление было тогда еще внове.

Лозунги — чисто шовинистические: часть против евреев и других нерусских, некоренных жителей Москвы; часть в защиту памятников истории, архитектуры; часть — в защиту монархического строя. Все это было необычно.

Пока демонстранты шли по Тверской к Моссовету, число их заметно сократилось, и когда они вошли, зал оказался неполным, хотя он рассчитан именно на полтысячи человек.

Собрался тогда в актовом зале народ самый разный. Были нормальные люди, стоявшие на здравых позициях. Они выступали в основном в защиту исторических и культурных памятников, то есть отстаивали те принципы, на которых «Память» и создавалась. Они пытались пойти на какие-то соглашения, договориться с руководством города. Но таких ораторов остальная часть, которой руководил Васильев, просто «зашикивала» — не давала выступать. Поэтому говорили в основном экстремисты.

Васильев выступил со своими требованиями, а Ельцин вел себя примерно так: «Ах, вы недовольны, что я сменил аппарат только на треть? Согласен, сменю полностью. Ах, вы требуете, чтобы приостановили стройку на Поклонной горе? Хорошо, завтра дам указание Сайкину, чтобы убрали подъемные краны». Так он сдавал одну позицию за другой. Они удалились удовлетворенные.