Спин - Роберт Уилсон

Это, конечно, звучит странновато, но ведь я влюбился в нее не потому, что она скорбела о собаке, а потому, что она оказалась в состоянии скорбеть о собаке, к которой ее родственники не испытывали особых эмоций, а то и ощутили облегчение, избавившись от докуки.

Диана отвернулась от меня, не мигая, глядела в окно, на освещенные солнцем кроны пальм.

— Я чувствовала тогда, что сердце у меня разбито.

Мы похоронили Сент-Дога в лесочке, под деревьями. Диана собрала пирамидку из камней, которую каждой весной обновляла, пока не оставила дом десятью годами позже. И иной раз молилась над песьей могилой, молча, сложив руки. Кому, о чем? О чем люди молятся — мне это неизвестно. Не думаю, что смогу это понять.

Но именно эта молитва показала мне, что Диана живет в мире, большем, чем «большой дом», в мире, где печаль и радость накатывают, как прилив и отлив, весомо, поддержанные массой океана.

* * *

Ночью снова накатила лихорадка. Ничего о ней не помню, кроме повторяющихся каждый час приступов страха перед потерей памяти. Я опасался, что сотрется больше памяти, чем потом восстановится. Меня охватывало отчаяние, ощущаемое при осознании безвозвратной утраты. Вроде сна, в котором ищешь, ищешь что-нибудь потерянное: кошелек, часы, самосознание… Мне казалось, что марсианское средство гуляет по организму, атакует иммунную систему, заключает с ней временные перемирия, завоевывает плацдармы в извилинах, захватывает в плен хромосомные наборы…

Когда я снова пришел в себя, Дианы в номере не было. Отгороженный от боли введенным ею морфином, я прошаркал до туалета, потом выполз на балкон.

Время к вечеру. Солнце еще высоко, но небо над закатным горизонтом уже слегка потемнело. Воздух пахнет кокосовым молоком и дизельным выхлопом. Арка на западе поблескивает, как замороженная ртуть.

Меня неудержимо потянуло к перу и бумаге — отзвук лихорадки. При мне блокнот, наполовину заполненный полуразборчивыми каракулями. Надо попросить Диану купить еще одни. Или даже два. И тоже их заполнить. Слова, слова, слова…

Слова — якоря, которыми память пытается удержаться в виду берега, чтобы шторм не унес ее в открытое море.

Слухи об апокалипсисе доходят до Беркшира

После того зимнего пикника я несколько лет не встречался с Джейсоном, но постоянно поддерживал с ним контакт. Мы снова увиделись, когда я окончил свою медшколу, летом, на даче в Беркшире, в предгорьях Аппалачей, в двадцати минутах езды от Тэнглвуда.

Куда как занятым парнем был я тогда. Оттарабанил четыре года в колледже плюс интернатуру в местной клинике, готовился к очередным вступительным тестам. Мой средний балл, результаты тестов, куча рекомендаций преподавателей и разных авторитетов — плюс, разумеется, щедрость И-Ди — дали мне возможность еще на четыре года обосноваться в медицинском кампусе университета штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук. После всего этого мне предстояли еще три года специализации, чтобы я мог приступить к работе.

Благодаря этим обстоятельствам я жил той же жизнью, что и большинство людей планеты, как будто воображая, что о конце света ничего не известно.

Конечно, будь точно известен день и час, парод бы реагировал иначе. Паника, самоотречение и покорность судьбе — каждый действовал бы соответственно своим наклонностям и обстоятельствам. Но высказываемые догадки и предположения такой реакции не вызывали. Все видели данные орбитальных зондов НАСА, но ведь нас защищал невидимый барьер, природы которого никто не понимал… Если и предстоял кризис, то предвестников его тоже не ощущалось, кроме очевидного отсутствия звезд. Просто не было звезд. И все.

Как организовать жизнь, которая должна исчезнуть? Этот вопрос стал основным для нашего поколения. Джейсону было легче. Он с головой окунулся в проблему «Спина», «Спин» стал его жизнью. Со мной тоже все относительно просто. Я полностью погрузился в медицину, что на первый взгляд казалось мудрым выбором перед лицом надвигающегося кризиса. Пожалуй, я воображал себя спасителем жизней при наступлении конца света, который, естественно, затянется на длительный период. Но есть ли смысл в спасении обреченной жизни? Собственно, медики не спасают жизнь, а лишь несколько продлевают ее, а если невозможно продлить, хотя бы облегчают страдания, снимают боль и так далее. Возможно, это самое полезное, на что они способны.

Но главное — колледж, медшкола представляют собою нелегкую ношу, эффективно отвлекающую от мирских забот.

Так что со мной все нормально. С Джейсоном еще более нормально. Но многим приходилось нелегко. К последним относилась и Диана.

* * *

Джейсон позвонил средь бела дня. Я занимался уборкой своего жилого закутка в Стоуни-Брук. Липовое солнце наяривало вовсю. Мой секонд-хендовский «хюндай», уже загруженный, ждал меня — я собирался домой, хотел провести пару недель с матерью, а потом, примерно столько же не спеша помотаться по стране. Свой последний отпуск перед интернатурой в «Харборвью» (Сиэтл) я собирался использовать, чтобы бросить взгляд на мир или, по крайней мере, на часть его, заключенную между Мэйном и Вашингтоном — штатом, не городом. Но Джейсон отмел мои планы. Едва поздоровавшись и дав мне ответить тем же, он перешел к основной теме:

— Слушай, Тайлер, тут редкая возможность. И-Ди снял на лето дачку в Беркшире.

— Ну молодец.

— Но ему теперь не до дачи. На прошлой педеле он инспектировал алюминиевое производство в Мичигане, свалился с погрузочной платформы И сломал бедро.

— Сочувствую от всей души.

— Да ничего смертельного, он уже поправляется, однако с костылей еще не скоро слезет, и радости ему переться в Массачусетс, чтобы сидеть там на веранде да сосать «Перкодан», сам понимаешь… Ну а Кэрол и вообще не хотела туда ехать.

Ничего удивительного. Кэрол уже спивалась окончательно. Пила бы в Беркшире так же, как дома. Какая ей разница, где напиваться.

— А от найма отказаться он не может, контракт подписан, — продолжал объяснения Джейсон. — Три месяца. Вот я и подумал, что ты от своей медицины мог бы отдышаться там недельку-другую. Встретимся, потолкуем. Диану уговорим приехать. Фестиваль посетим, концерты. По лесу погуляем. Как в детстве.

Я уже туда собираюсь. Что скажешь на это, Тайлер?

Конечно, надо было отказаться. Я и собирался отказаться. Но… Диана… Вспомнились несколько писем, звонков «по случаю» — Рождество там, дни рождения… Невыясненные вопросы… Конечно, рассудком я Понимал, что надо отказаться. Но слова сорвались с губ сами собой:

— Ну дак…

* * *

По этой причине я провел еще ночь на Лонг-Айленде, утром запихнул последние пожитки в багажник и дунул по Северной Парк-уэй до сквозного Лонг-Айлендского автобана.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});