Дед Мороз для Веры (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame"

— Волосы цвета льда на закате светила… и только ваш бесценный дар заставляет нас губить свои желания, потому что священен! Но ты меня предала!

Рывок. Вера слабо вскрикнула, когда рукава ее нового свитера, купленного сегодня, плавно сползли по рукам на пол, оторванные. Плечи полоснуло мимолетной болью от впившегося шва. Она даже не успела испугаться — Хейм запустил руку в ее волосы, намотав их на свой кулак.

Ей надо был закричать, оттолкнуть его, пригрозить, что сейчас сбегутся соседи — но Вера застыла, отказываясь верить собственным ощущениям. Тело предало ее, а от собственнического поведения мужчины все внутри взорвалось каким-то сладким, темным ликованием. Сильные мужские руки развернули ее, прижав крепко, до боли. Пальцы мужчины скользили по ее лицу, задевая губы, пробуждая внутри первобытное желание близости.

— Ты заплатишь мне сполна за все это! — угроза прозвучала как страстное обещание. Возможно, так оно и было. — Я даже рад, что ты оказалась совсем иной!

Между бедер стало жарко и влажно. Вера закрыла глаза, чувствуя, как ее уносит на волнах неведомой прежде реки, у которой нет берегов. Чувственность безбрежна. А ведь он даже не поцеловал ее. Только трогал, и прикосновения были по-хозяйски властные, отнюдь не нежные.

— Втяни! — велел, нажимом раздвинув ее уста, скользнул давящим движением пальца по деснам, нажал на язык. — Целуй так, будто это мои губы!

Даже приставь ей кто в этот момент пистолет к виску, приказав этого не делать, Вера бы не подчинилась. Жар в теле нарастал, предвещая сладкую агонию. Тысячи микроразрядов сексуального томления опоясывали с головы до ног, осыпалась искрами, когда она подалась вперед, жадно втянув палец Хейма в свой рот. Привкус льда и металла ударил по ее вкусовым рецепторам, стало трудно дышать. Но ни за что на свете ей не хотелось прерываться.

— Вот так… еще глубже… ты такая послушная! — накрывали чувственной сетью слова Хеймдаля, пока Вера с наслаждением сосала его палец. — Горячая, и уже готовая для меня полностью…

Его ладонь заскользила вниз по позвоночнику, остановилась на пояснице, а затем легла на пуговицу джинс, расстёгивая. Лишь на миг Вера вынырнула из сладкого омута страсти, осознав, что именно произойдет. Разве такому мужчине достаточно будет поцелуев и оральных ласк пальцев?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он ощутил ее замешательство. В голубых глазах появился беспощадный самодовольный проблеск. Хейм наслаждался свей властью и силой, прекрасно зная, кто теперь хозяин положения.

— Подними руки! — палец покинул ее рот, вызвав мимолетное чувство потери. — Сейчас же.

Ей хотелось закрыться, но непримиримый приказ в словах мужчины и его пронзительный взгляд ясно давали понять, что лучше этого не делать. Вера подчинилась, с изумлением осознав, как сладостны сейчас испуг и уязвимость. Снова.

Хеймдаль без излишних сантиментов стянул то, что осталось от свитера. Усмехнулся, вглядываясь в перепуганные и одновременно замутненные желанием глаза Веры, сжал ее подбородок:

— Руки не опускай. Что на твоей гуди?

— Л… лифчик… — прошептала Вера, и тут же вскрикнула от неожиданности. Лямки больно впились в кожу, раздался треск ткани. Девушка едва устояла на ногах, выставила ладони, упершись в грудь Хеймдаля. Мужчина повертел в руках разорванный бюстгальтер и швырнул его в угол комнаты.

— Руки, Ве-ра. Заведи их за голову и дай мне рассмотреть твое тело.

Вера с трудом сглотнула. Приказы мужчины одновременно пугали и заводили ее. Она стеснялась своего обнаженного тела, своих запредельных чувств под его подавляющей волей. Покачала головой, чувствуя себя как никогда прежде нежной и уязвимой, непроизвольно отступила в сторону.

— Руки на свой затылок, Ве-ра. Как раба на торгах Ледяного Терема. Ты будешь делать все, что я захочу, и не посмеешь мне перечить.

Как сладко и неумолимо. Неумолимо и сладко. Всхлипнув от столь приятной томительной уязвимости, Вера сцепила пальцы в замок на затылок. Грудь тотчас же приподнялась манящими полушариями. Она не знала, о каких рабах и теремах говорил Хейм, но в этот момент явно ощутила себя одной из них. И это было вовсе не унизительно и не страшно. Ощущать себя такой было ошеломительно приятно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Не шевелись. Покорность во всем! — Велел ее поработитель, ловко поддев пуговицу джинсов и расстегнув ширинку. Так же легко, словно делал это всю жизнь, стянул облегающий деним по ногам Веры, присев на одно колено. Живот и бедра девушки обдало жарким, прерывистым дыханием мужчины. Она не осознала, что инстинктивно подалась вперед, навстречу. И тут же пожалела о своем порыве: Хейм потянул за кружево ее трусиков, отодвигая, обнажая истекающую влагой киску.

Первым порывом девушки было его остановить, но она лишь всхлипнула, встретив его взгляд. Поняла без слов, что в случае неподчинения ее ждет наказание. Отвела глаза, стараясь не краснеть, понимая, что ластовица трусиков насквозь мокрая, как и внутренняя поверхность бёдер. Закусила губы, когда Хейм накрыл ладонью ее лобок, а затем, стянув трусики вслед за джинсами, надавил пальцем на клитор.

Вера пошатнулась, с шипением выдохнув сквозь сжатые зубы. Пальцы Хеймдаля были беспощадны. Исследовали, не оставив ни единого сантиметра без прикосновений, скользили, размазывая влагу предвкушения по лепесткам ее вульвы. И когда один из них проник внутрь, легко, слово горячий нож в масло, у Веры потемнело в глазах. Вихри удовольствия закружили ее, словно снежинку в ледяном смерче, нарастая, сдавливая сладкими тисками. А Хеймдаль продолжал ласкать пальцами. К указательному присоединился средний. Как же сладко, невыносимо… еще немного…

Но Хейм вдруг резко достал их, словно не заметил, как Вера продолжает извиваться всем телом. Что же до девушки, ей было сейчас все равно. Пусть уже ледяные ублюдки трижды захватили Землю, никто и ничто сейчас не в состоянии погасить огонь страсти в ее крови!

Хеймдаль выпрямился во весь рост, отошел в сторону, изучая лицо Веры, ее попытки сомкнуть ноги, чтобы удержать ускользающее наслаждение, ее извивающееся тело. Не помня себя, Вера протянула было руку, чтобы накрыть своё пылающее естество и приблизить разрядку, но он ей не позволил.

— Руки, Ве-ра. И открой глаза.

Его хриплый голос не оставлял шанса на неподчинение. И хоть перед глазами плясали серебристые льдинки, Вера послушалась. Стояла, тщетно пытаясь погасить огонь в своей крови, и смотрела, как Хеймдаль снимает свитшот, вновь демонстрируя свое идеальное тело. Когда за свитером последовали джинсы, у нее пересохло во рту и потемнело в глазах. Тело реагировало на него как никогда ни на кого прежде.

А затем он шагнул к ней. Без излишней спешки, уверенный в своих силах хищник, беспощадный воин. Как снежный барс, учуявший свою добычу и точно знающий, что никуда она от него не денется. Желание противиться чему-либо окончательно ушло, и Вера задохнулась от страстного прилива, когда совершенно обнажённый Хейм поднял ее, обхватив за талию, прижал к себе. Забыв напрочь недавние приказы, обняла его за шею, ощущая кожей твердые мышцы груди, каменную эрекцию. Но больше ее не пугало ничего: ни его размеры, ни бескомпромиссность, ни отсутствие нежности. Осталось только желание, горячее, негасимое, волнующее.

Их губы встретились. Поцелуй буквально растворил обоих в реальности и во времени. Долгий, поглощающий, стирающий границы. Когда пожар в крови стал нестерпимым, Вера, зажмурившись от переполнивших эмоций, обвила ногами торс Хейма, принимая его член в свои истекающие влагой тесные глубины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ее стоны сплелись с его хриплым дыханием в одну тональность. Сердца поймали совместный ритм. Каждый толчок его фаллоса в глубине ее истекающей страстью вагины рассыпал по телу яркие и горячие искры ни с чем не сравнимого удовольствия. Его можно было смело назвать счастьем.

Хеймдаль был умелым любовником. Не стала преградой принадлежность к чужой расе, рождённой во льдах арктического холода. Когда накрывает страсть, подобные вещи теряют смысл. Его губы терзали сладкой пыткой, которой не предвиделось конца, а фрикции уносили в запредельный мир наслаждения.