Наследники Ваньки Каина - Валентин Саввич Пикуль

ручищи. — Витя! Хоро-шо!

Куда уж лучше, — Климов с трудом высвободился из его объятий.

Климов! — кричал Филин, толкая его в грудь. — Хо-ро-шо!

В это время Климов увидел высокую девушку, светловолосую, с траурно выделяющимися на белом лице черными ресницами, и рядом с ней златозубого. «Это же Клембовская, — успел подумать он. — Что она делает тут с этим типом?»

— Климов! — орал, восторженно обнимая его, Филин. — Хо-ро-шо!

Вдруг рука Филина слетела с плеча Климова, и перед ним встала черноволосая подруга Филина. На галочьем лице цвела наркотическая улыбка.

— Витя, вас зовут.

Он оглянулся. У трюмо, глядя на него в зеркало, припудривалась Таня.

Он подошел, заглянул в это милое осунувшееся лицо с резкими морщинками в углах рта, потупился.

Как живешь? — спросила она, оглядывая его с новым в ней женским вниманием.

Живу, — сказал он неопределенно.

Как остальные?

Кто именно?

Ну… хотя бы Клейн?

И в ту же минуту он вспомнил. Клыч послал его зачем-то к Клейну, и он вошел в приемную начальника, когда тот додиктовывал что-то Тане.

… Начальник губрозыска Клейн, — закончил тот. И она, непохожая на себя, с лихорадочным румянцем на нежно-бледных щеках, вынула и протянула ему листы, и рука ее дрогнула, и листы затрепетали в воздухе, и рука Клейна, взявшая листы, дрогнула в ответ, и Климов, незамеченный стоя у двери, поймал взаимную горестную мольбу их глаз: застенчиво сдавшийся взгляд Тани и взгляд Клейна, мужской, страстный.

Товарищ начальник! — сказал он тогда злобно, и безгласное соединение двух душ оборвалось.

Пройдем ко мне! — приказал, выпрямляясь, Клейн, и Климов прошел за ним в кабинет, бешено и подчеркнуто громко стуча сапогами, ненавидя ее, ненавидя себя, уничтоженный в самой вере в себя, ссутуленный от собственного ничтожества и ревности.

Что-нибудь ему передать? — спросил он теперь, пробуя улыбнуться и закладывая руки в карманы.

Нет, — сказала она, задумчиво и взросло вглядываясь в него. — Что передать! У вас же изобретено много отговорок. Я хотела быть с вами. Вы выбросили меня. Я хотела быть с ним, он бросил меня в самую тяжкую минуту жизни. Его не проймешь, у вас это называется принципиальностью. Он мог спасти меня, мог повернуть всю мою судьбу, он струсил.

Ясно, — сказал Климов. — Дальше неинтересно. У тебя ко мне все?

Все, — сказала она, усмехаясь. — Ах, сколько решительности. — Она вдруг затихла, потом потянулась к нему лицом. — Климов, я верю, ты настоящий. Не прикидывайся со мной. Меня сейчас можешь спасти только ты…

Но в это время из двери одновременно вывалились двое. Гигант с пшеничной укладкой волос и Стас. Гигантподскочил к Тане, Стас — к Климову.

— Пошли! — шепнул Стас, и Климов с солдатской готовностью бросился за ним. Уже из-за поворота коридора он оглянулся. Гигант уводил безвольно повисшую на его руке Таню.

Глава IV

Утром была оперативка. В бригаду по особо тяжким пришел Клейн.

— Товаричи, — сказал он с мягким своим акцентом, — вчера ми продольжали выполнять задуманное. Притони на Рубцовской прикрити. Взято трое знакомих — налетчики. С поличным попались содержатели этих уютных уголков. Это звено в большой цепи чистки города. Это есть так. Но о Коте мы ничего не выяснили, хотя ребьята из второй бригады очьень интересовались именно им. Теперь о вашем вчерашнем промахе. Кто докладчик?

Стас встал.

— Это я виноват, — сказал он. — Куцый нас провел. Я думал, что, раз нас подсадит Ферзь, Куцый примет за своих. Была хорошая идея выдать нас за блатных, которые хотят взять с Кота и его парней за кого-то из своих, кого те будто бы убили. — Стас замолчал, поглядел в стол и стал алым до корней волос. — Я ему сказал, что это мы банк в Новочеркасске очистили. Но Куцый раскусил нас. Когда он пообещал быть через час на Вознесенском рынке с Красавцем, мы поверили. Вернее, я поверил. — Стас опустил кудлатую голову и замолчал, потом вновь поднял глаза на остальных. — Мы взяли трех оперативников из дежурной группы. Но на пустыре никто так и не появился.

Климов сидел, не поднимая глаз. Он вспоминал, как они ринулись со Стасом по коридору, как он оглянулся и увидел Таню, безвольно повисшую на руке гиганта в коричневом костюме. Нет, теперь уже она никогда не простит ему. Она не простила Клейну, когда он выступил на собрании и не защитил ее. Теперь не простит Климову, хотя бы сто Красавцев проходило на расстоянии трех метров от него. Женщины не прощают… Он посмотрел на Клейна. Тот внимательно слушал, что говорил Клыч, но глаза у него были далекие, отсутствующие. В густых волосах Клейна уже засеребрилась седина, и вообще в последнее время начальник как-то высох и ушел в себя, раньше он любил пошутить на оперативках, теперь этого почти не случалось.

— На полундру хотели взять, — говорил Клыч, постукивая пальцами по столу. — А Кота на полундру не возьмешь. Это хищник матерый. Мы же почти раскрыли карты. Кот знает, что его ищут, и будет вдвойне хитер. Селезнев, что у тебя накопилось по убийству Клембовских?

— Поначалу я вот о чем, — пригладил волосы Селезнев. — Товарищей наших, устроивших вчерашнюю панику и получивших кукиш в результате, полагаю, надо наказать. — Он взглянул на Клейна.

Клейн холодно и любезно улыбнулся.

Рад услышать ваше мнение, но постараюсь решить это сам.

По делу Клембовских, — озлобляясь от тона Клейна и как-то сразу старея от этого, продолжал Селезнев, — никаких новостей нет. Факт, что действовали Кот и его шайка. Надо его брать, в этом все дело. Прибавилась лишь одна деталь: дочь Клембовских непрерывно шляется по подозрительным местам, сводит знакомство с самой жуткой бражкой. Не она ли навела Кота на папашу? Предлагаю установить за ней наружное наблюдение.

Клейн помолчал. Потом положил на стол сухую длиннопалую руку и поиграл пальцами, как на фортепьяно.

Товарич Клич, — сказал он, — товаричи. За вчерашнюю ошибку сотрудникам Ильину и Климову виношу взискание. По поводу вашей работи могу сказать одно: мало психолегии, товаричи. Товарич Селезнев говорит: не могла ли Виктория Клембовская участвовать в убийстве своих родителей? Я отвечаю: не могла. Почему? Потому что чем больше знакомишься со свидетелями, тем вернее узнаешь, что Клембовские очень любили дочь и она любила родителей. В семье били, я би сказал, нежные отношения. Эта версия отпадает совершенно. Далее, по действиям Ильина и Климова заметна польная недооценка психолегии преступника. Блатной всегда подозревает. Он подозревает