Колдун 3 - Кай Вэрди

осознать то, что только что услышали.

Из динамиков понесся взволнованный голос В.М. Молотова. Он говорил страшные вещи. Бомбили Киев, Житомир, Каунас? Люди ловили каждое слово, несшееся к ним из динамиков и, казалось, не дышали.

Молотов замолчал. Все продолжали стоять в полнейшей прострации. Ждали? Чего? Но вот раздался первый громкий полувсхлип-полустон:

— Господиии… Да что ж это деется-то?..

Этот всхлип словно снял с застывшей толпы чары. Люди зашевелились, зашептали, заговорили, заплакали…

Казаков, выбравшись из толпы, забыв про оставшийся стоять на земле чемодан, бросился в общежитие разыскивать своего друга Сашку Смородинова.

Глава 7

На следующий день молодые люди стояли в довольно быстро двигавшейся очереди у военкомата. Добровольцев было много. От военкомата то и дело отъезжали полуторки, заполненные молодыми мужчинами, там и тут плакали женщины и девушки, провожая родных на фронт.

Настроение было возбужденное, приподнятое. И хотя витало в воздухе напряжение, хотя и раздавался плач женщин и детей, прощавшихся с уходившими на фронт отцами, братьями, сыновьями, но была и твердая уверенность, убежденность: это ненадолго. Неделя, две, ну месяц — и мы прогоним врага с нашей земли! Комсомольцы торопились — успеть бы доехать до фронта и так наподдать немцам, чтобы забыли, как смотреть в сторону Советского Союза.

Лишь старики, прошедшие войну с немцами в начале века, горестно качали головами: глупые, глупые мальчишки!!! Сколько-то их вернется?

Казакова и Смородинова из военкомата отправили в аэроклуб — оттуда организовывалась доставка пилотов к линии фронта. Большую часть выпускников летного училища и пилотов аэроклуба направили в 41 и 55 авиационные дивизии ВВС Северного фронта.

Сашка и Влад попали в 41 дивизию. Молодые люди, узнав о распределении, решили держаться вместе. 24 июня их доставили к месту службы.

Первые бои, первые вылеты на боевом самолете были вместе с летчиками, уже получившими боевой опыт. Влад внимательно слушал своего ведущего, стараясь не отрываться от строя, от боевой тройки, понимая, что останься он один — и его легко убьют. Именно тогда он осознал, что война далека от игры, что там убивают.

Ему и Сашке выдали по истребителю И-3. Их задачей было сопровождение и прикрытие небольших групп бомбардировщиков.

На первом боевом вылете Казаков был собран и сосредоточен. Им было дано задание уничтожить аэродром противника. Вылетели. Бомбардировщики, сделав положенные по инструкции четыре захода, разбомбили заданный аэродром и отправились на базу. И вдруг из-за облаков прямо на них вылетел немецкий двухбалочный самолет-разведчик. Ведущий Влада, совершив маневр, бросился в атаку, но очередь прошла мимо. ФВ-189, уходя из-под огня, оказался очень удобен для атаки Казакова. Не раздумывая, он нажал на гашетку. Разведчик вспыхнул, завалился на бок и, оставляя за собой черный дымящийся след, устремился к земле.

Казаков, выдохнув, вышел из атаки и снова пристроился в хвост своему ведущему. Тот, увидев целого и невредимого подопечного, покачал крыльями: поздравил с удачной атакой. Но Влад не испытывал радости — он вдруг осознал, что точно так же мог погибнуть и он.

Вечером в строй не вернулось десять самолетов. Погибших товарищей помянули. Влад, глядя на мрачных пилотов, вливавших в себя спирт не чокаясь, внезапно пожалел, что смог уничтожить только одного фрица. Всего одного!!! А у них на аэродром не вернулось десять товарищей…

Казаков быстро влился в военную жизнь. Ему доставляло мрачную радость уничтожение вражеских самолетов. Он, словно родившийся за штурвалом, выполнял совершенно немыслимые, рисковые фигуры пилотажа, лишь бы уничтожить противника. От командира эскадрильи Владу ежедневно «прилетало» за излишнее бахвальство и неоправданный риск, но его ничто не могло остановить. Да и наказывать лучшего истребителя эскадрильи, на счету которого было уже чуть ли не в два раза больше подбитых самолетов, чем у других, не поднималась рука. Совершив меньше чем за месяц более полусотни вылетов, он буквально сросся со своим И-3. На аэродроме он холил и лелеял железного друга, а тот в воздухе верно служил ему, вынося своего хозяина из совершенно немыслимых петель и пике, не единожды спасая его жизнь.

Прошедшие пара недель сильно изменили характер Влада. Сейчас он понимал, что война не закончится ни через месяц, ни через два. Фрицы оказались серьезным противником, и уверенно продвигались вперед, захватывая все новые и новые территории. В нем появились злость и ненависть. Все меньше и меньше он общался с сослуживцами, опасаясь привязаться к ним, и все злее и опаснее становились его атаки на врага. Прежней оставалась только любовь к небу. Хотя нет. Изменилась и она. Теперь он не стремился в небо. Теперь он только в небе мог жить, дышать. Без неба его попросту не существовало, и Казаков считал минуты до того, как снова окажется в воздухе.

Вернувшись однажды с боевого вылета, он застал разбомбленный аэродром. С трудом посадив истребитель, он бродил между раскуроченных взрывами самолетов, а по его щекам текли слезы. К вечеру выяснилось, что в дивизии осталось пятнадцать самолетов и около двадцати уцелевших пилотов.

После той бомбежки остававшихся пилотов перевели в 55 дивизию. Прибыв на место, Влад и Сашка бросились разыскивать своих товарищей. Тогда-то и выяснилось, что из их выпуска в живых осталось всего восемь человек, включая его и Смородинова. Восемь! Из прибывших на фронт сорока трех…

В тот вечер Влад впервые напился. До бесчувствия, до потери памяти. Он не мог простить себе того, что вокруг него гибли люди, гибли его товарищи, а он… За почти двадцать дней, что он находился на фронте, он потерял тридцать пять своих однокашников. Тридцать пять! Два человека в день… Они погибали, а он жил! Да за каждого из них мало будет уничтожить и тысячу, и две тысячи фрицев! Сейчас он готов был рвать их зубами, душить собственными руками, резать, стрелять!!! Он задыхался от охватившей его ненависти, жаждал мести… и плакал. Впервые он рыдал как дитя, в голос, оплакивая тех, кого было уже не вернуть.

Да, на его глазах погибали люди, его товарищи, пилоты из его эскадрильи. Это было горько, тяжело… Но большинство из них он едва знал, многих даже по именам не успевал запоминать… Они гибли, и Влад с каждым днем ожесточался, все больше желая отомстить за однополчан, все злее бросаясь на врага. Но они не были настолько… родными.

Так случилось, что в 41 дивизию из их потока попали всего семеро. Остальные были направлены в 55 дивизию. И из тех семерых, которые воевали с ним, погибли двое. Двое! Узнав, что погибли практически все, Казаков проклинал тех мразей,