Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой - Бенгт Янгфельдт

Неподалеку от семьи Кольвинов в Гринвиче жил генеральный консул Швеции в Нью-Йорке Улоф Ламм, знакомый Густава Валленберга, “ростом два с половиной метра и дико жирный”, по описаниям Рауля. И пусть соотечественник и не произвел особого впечатления на Рауля, совсем по-другому обстояло дело с городом, в котором тот служил высшим дипломатическим представителем Швеции и в который после Гринвича отправился Рауль:

У меня появилась возможность составить представление о Нью-Йорке. Я бродил по нему несколько дней. Многие районы небоскребов, особенно тот, что окружает Центральный вокзал, то есть между 41-й и 52-й авеню, производят величественное впечатление. Там находятся, например, новые здания Эмпайр-Стейт-билдинг (107 этажей) и Крайслер (72 этажа) – это гораздо выше, чем здание Вулворт-билдинг. Также на Уолл-стрит есть отдельные 40-этажные здания. Новые небоскребы очень красивы и кажутся легкими и изящными. Ни горизонталь, ни вертикаль не подчеркиваются чрезмерно, и равным образом исчезли все орнаменты и колонны классического стиля. Обычно небоскребы облицованы мрамором самых светлых тонов, какие только можно вообразить. Архитекторы отказались от карнизов, от мудреной системы башенок. У меня исключительно благоприятное впечатление от этих зданий.

“Мне очень и очень по душе атмосфера этого большого города. Я думаю, как грустно будет возвращаться в мой крохотный Энн-Арбор”, – заканчивал Рауль свой отчет Густаву Валленбергу на Рождество 1931 года. Но он не мог не вернуться. Сразу после Нового года начинались занятия.

Великолепный учебный год

Во втором семестре занятия стали более интересными. Рауль начал изучать историю архитектуры, а это “очень приятный предмет”. “Весь последний месяц мы погружались в греческую цивилизацию, во-первых, потому что изучаем историю греческой архитектуры, а во-вторых, потому что проходим греческие мотивы и по черчению, и по свободному рисунку. Теперь я знаю Парфенон и все другие храмы и снаружи, и изнутри”.

Официальная студенческая фотография Рауля.

Однако, если не считать истории архитектуры, по которой Рауль получил высшую оценку на зачете и потому был освобожден от заключительного экзамена, дела с учебой у него во втором семестре шли не блестяще. По архитектурному черчению у него, как он сам считал, прогресс, однако, сообщал он деду в конце семестра, он не надеется получить более высокую, чем в прошлом семестре, оценку. По деревянным конструкциям – а это был новый предмет – вначале дела обстояли скверно, но потом пошли лучше. С чем была “настоящая катастрофа”, так это с химией и математикой. Иными словами, ситуация была точно такая же, как в гимназии. И точно так же, как в сообщениях о гимназических оценках, Рауль очень старается подчеркнуть, что средние результаты учебы обусловлены не отсутствием у него способностей, а другими факторами. “Поскольку это все в основном из-за лени, я не переживаю”, – успокаивал он Густава Валленберга. “Не знаю, нет ли здесь черты авантюриста, – спрашивал он себя. – Я испытываю особое удовольствие, когда выключаюсь на недельку или две, чтобы было время заняться тем, чем мне хочется, а потом могу резко взять себя в руки и трудиться всю ночь, что придает жизни бóльшую остроту, чем когда занимаешься рутинными делами”. В своих интеллектуальных способностях Рауль не сомневался.

Рисунок Парфенона, сделанный Раулем.

Возможно, Рауль все-таки преодолел лень, потому что вопреки его опасениям оценки в результате оказались не такими уж низкими и даже превзошли оценки первого семестра: “А по свободному рисунку, РОТС (военная подготовка) и истории архитектуры, В по еще двум архитектурным предметам и математике”. С химией было хуже всего, по химии ему поставили С. К концу второго семестра Рауль также сдал окончательный вариант проекта ресторана, завершенный в результате долгих бессонных ночей.

Семестр закончился в середине июня. Оглядываясь на первый учебный год в Энн-Арборе, Рауль находил, что все было “совершенно замечательно”:

У меня масса товарищей, которые мне очень нравятся и с которыми я прекрасно себя чувствую. Люди по отношению ко мне очень добры и дружелюбны. Учеба в целом дала хорошие результаты, не только в смысле оценок, потому что они мало что значат, но и потому, что я чувствую, что в самом деле чему-то научился. Дедушка, Вы помните, что до моего отъезда сюда я говорил, что наши учебные заведения не уступают американским. Но теперь я вижу, что помимо предполагавшейся выгоды – что я поживу в Америке и приобщусь к ее духу – я получил удовольствие от самого учебного процесса, который, наверное, устроен не хуже шведского. По крайней мере лениться тут не приходится.

Ценные лица

Точно так же, как и раньше, весной 1932 года обсуждались планы Рауля на лето. Рауль всерьез размышляет над тем, чтобы летом поучиться, а затем съездить в Швецию и в конце сентября, к началу семестра, вернуться. Альтернативный вариант – поездить по США, может быть, подыскать работу на лето, а домой тогда возвращаться на следующий год. “Я хочу знать, как Вы относитесь к этому, потому что в результате пострадает Ваш кошелек, – писал он. – Я не ощущаю такой уж потребности ехать домой, но я обещал маме, что как-нибудь появлюсь у нее за время своей четырехлетней отлучки”.

Дед, как и следовало ожидать, воспринял план поездки домой как “совершенно несвоевременный”. Эта идея, писал он Раулю, “слишком отдает тягой к удовольствиям, что неправильно, особенно в нынешних экономических условиях, и показывает, что ты не воспринимаешь цель своего пребывания в Америке вполне au sérieux[4]”. Сам Густав Валленберг представил два альтернативных плана первого лета Рауля в Америке. Суть одного сводилась к тому, чтобы он “устроился на работу, чтобы получить представление о том, что значит зарабатывать себе на хлеб”. Из-за безработицы этот план, однако, пришлось отложить на следующий год. Другой вариант предполагал, что Рауль отправится в Калифорнию, чтобы там познакомиться с personnes de valeur, полезными людьми. “К этой идее меня привела мысль, что не повредит, я полагаю, дополнить книжное образование знанием людей, изучением характера, привычек и образа мышления людей опытных. Накопленные книжные знания легко приводят к сознанию собственной исключительности, к своего роду зазнайству”. В длинном письме дед развивал свою мысль так:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});