Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера - Чарльз Уайтинг

Служившие в дивизии «исконные» немцы презрительно называли их за глаза «трофейными немцами», но и они понимали, что без этого пополнения «Лейбштандарт» обойтись не может. Так что их принимали — румын, венгров, эльзасцев, бельгийцев, даже «расово неполноценных» французов, а они, стремясь компенсировать свое происхождение, вели себя еще более фанатично и безжалостно, чем их товарищи-немцы. Таким «трофейным немцем» был и Георг Флепс, 21-летний рядовой из Семиградья.

Подняв пистолет, он прицелился и выстрелил. Один выстрел, два… Он не промахнулся. Шофер Лэри, тоже стоявший в первом ряду, громко застонал, схватился за грудь и упал. Пленники, казалось, целую вечность с ужасом смотрели на лежащего на земле человека, из груди которого хлещет кровь, не в силах поверить, что такое может произойти с американским солдатом. Анри Ле Жоли с таким же ужасом наблюдал эту сцену из дверей кафе.

А потом открыли огонь автоматы. Бойня началась.

Казалось, немцами овладела какая-то первобытная ярость. Танкисты и саперы боевой группы со всех сторон стреляли по американцам. «Стойте!» — отчаянно крикнул какой-то офицер, в последних попытках не допустить давки, и в ту же секунду сам упал замертво.

В стрельбу вступало все больше автоматов, и пленные валились целыми рядами. Они были полностью беззащитны. Некоторые пытались вырваться и убежать, но их скашивали, не давая пройти и полдюжины метров. Кто-то закрывал глаза руками, как будто это могло помочь… Повсюду валялись мертвые, раненые и умирающие, а автоматы продолжали стрелять.

Некоторые из американцев поняли, что это расстрел, с первыми автоматными очередями. Лэри, раненный первым же залпом, упал на землю и притворился мертвым. Он в страхе затаил дыхание и ждал, когда прекратится огонь. Так же поступили и военный полицейский Хоумер Д. Форд, Кен Эренс, военный врач Сэмюэль Добинс, прошедший Нормандию и вытащивший там из-под огня раненого немца — всего, наверное, человек двадцать лежали среди окровавленных тел в ожидании, когда прекратится стрельба.

Наконец, она прекратилась. Сперва замолчали автоматы, за ними — винтовки, последними звучали отдельные пистолетные выстрелы. Наступила тишина. Выжившие затаились в напряженном ожидании с потными от страха лицами.

Ждать пришлось недолго. Вскоре Лэри услышал рядом с собой пистолетный выстрел и шаги ботинок среди трупов. Он закрыл глаза и задержал дыхание, чувствуя шаги все ближе и ближе. Вдруг шаги прекратились, и Лэри решил, что его заметили. Но нет — шагающий прошел мимо.

Лэри приоткрыл один глаз. К нему шел еще один немец, пиная каждое тело — методично, как будто он занимался этим каждый день, метя ботинком с окованным носом в лицо лежащему. То один, то другой «мертвый» дергался, и тогда немец всаживал в лежащего пулю. Остальные немцы тоже взяли на вооружение подобный метод проверки, сопровождая его идиотским смехом. Много лет спустя Лэри будет описывать этот звук как «смех маньяка».[18]

Сэмюэль Добинс не хотел покорно умирать. Собрав все силы, он вскочил и бросился бежать. Раздались крик и очередь из автомата, которая настигла его метрах в двадцати от места бойни. Тело Добинса пробили четыре пули, еще восемь — разнесли в клочья его одежду. Он тяжело рухнул наземь, обильно обагряя землю кровью. Эсэсовцы направились к нему, но потом повернули назад. Возможно, они решили, что он и так уже мертв, — Добинсу было все равно. Он чувствовал, что умирает.

В живых остались немногие. Некоторые из раненых сумели переползти через дорогу в надежде укрыться в домах местных жителей; но эсэсовцы не позволили им войти. Пауль Пфайффер, пятнадцатилетний мальчишка, нашедший приют в доме Перре, видел, как тем, кто еще мог ползти, разрешили забраться в сарай, остальные остались на дороге.

Из дома Манте, у которых по злой иронии судьбы один из сыновей служил в СС, а другой — сидел в концентрационном лагере, видели, как танки из Бюллингена ехали прямо по распростертым на дороге телам. Были ли американцы в тот момент еще живы, местные не видели. Они в ужасе смотрели на то, как очередной танк выезжает из-за угла и прокатывается по телам.

Избиение практически завершилось. На перекрестке почти не осталось немецких машин. Стоны затихли. На окровавленной траве и в грязи вокруг кафе лежали сто пятьдесят человек, восемьдесят четыре из них были мертвы, остальные — тяжело ранены.

Вот последний из немцев покинул место бойни, крича своим товарищам, чтобы подождали, и над полем повисла тишина.

Кафе «Бодарве» было объято пламенем, сама мадам Бодарве исчезла, и больше ее никто никогда не видел.[19] Анри Ле Жоли убежал. Он вовремя понял, что очевидцам всего произошедшего жить осталось недолго. Стрельба еще не закончилась, а он уже перебежал через дорогу к себе на ферму.

Но примерно через полчаса после бойни он снова оказался в беде. На дороге из Бюллингена напротив тропинки, ведущей к нему на ферму, остановился немецкий танк. Ле Жоли неуверенно вышел навстречу. Вдруг один из восемнадцатилетних мальчишек, сидевших на башне, достал пистолет и направил на фермера. Тот сразу же вспомнил жест Флепса и закричал:

— Ich bin doch deutsch![20]

Солдат, казалось, вообще не слышал его. Он выстрелил с двадцати метров — и промахнулся. Ле Жоли развернулся и бросился бежать в дом. Там он слетел вниз по каменной лестнице в подвал, где уже сидели старик немец, ветеран Первой мировой войны — беженец из Кельна и какой-то незнакомый восемнадцатилетний юноша бельгиец.

Знакомиться было некогда. Только захлопнулась дверь подвала, раздался рев, а за ним — чудовищный взрыв. Подвал заходил ходуном. На троих укрывшихся в нем посыпалась пыль и штукатурка. Снаряд, выпущенный из танка, разрушил кухню над подвалом.

— Почему они стреляют?! — закричал старик. — Мы же немцы! — Он повернулся к Ле Жоли: — Скажи им, что мы немцы и они еще в Германии!

Анри послушно сделал то, что ему сказали. Он взобрался по лестнице и выбрался из развалин своей бывшей кухни. Теперь на башне танка стоял сержант и смотрел прямо на развалины. Увидев Ле Жоли, он пальцем поманил его к себе. Тот отрицательно помотал головой и сам поманил к себе солдата. Сержант спустился с танка и осторожно пошел по тропинке в сопровождении двух солдат.

— Почему вы стреляете в нас? — набросился на него Анри, когда те подошли ближе. — Мы такие же немцы, как и вы! Мой отец сражался в Первую мировую, а мой дед — в войну семидесятых!

За спиной фермера выбрался наверх и беженец из Кельна и подтвердил:

— Так и есть. Я немец. Я воевал в Первую мировую, — и протянул свою учетную книжку, где перечислялись битвы, в которых он участвовал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});