Правда зеркала - Майкл Р. Флетчер

одежда получше, – сказал Вихтих.

Морген сотворил из пустоты мешочек с монетами и бросил его на стол.

– И последнее, – произнес фехтовальщик, убирая деньги. Золото приятно звякнуло в кармане. – Штелен.

– Что насчет нее? – спросил Морген.

– Она рассердится. И Бедект бросил ее так же, как и…

«И меня. Он бросил меня».

Вихтих был не в силах произнести это вслух.

– Она рассердится, – закончил он.

– Ты боишься ее.

– Конечно, нет, – соврал Вихтих, – но она может доставить тебе много неприятностей здесь, в Послесмертии.

– Я – бог, – сказал Морген. – Она – просто клептик.

«Просто клептик?»

Мальчик был идиотом, но Вихтиха это не касалось. Она застрянет здесь, в Послесмертии, а он будет жив. Отказываться от идеи отбить у нее Лебендих было почти физически больно, но это выглядело достаточно честной сделкой.

– Ты примешь меры, чтобы отвратительная сучка не погналась за мной?

– Конечно.

– Тогда я сделаю это, – сказал Вихтих. – А ты действительно можешь это сделать? Ты можешь вернуть меня к жизни?

– Я – бог.

– Разве нет каких-нибудь правил на этот счет?

– Все верят, что некоторые – избранные – души могут вернуться из Послесмертия, чтобы завершить незаконченные дела.

Что ж, очевидно, Вихтих был особой избранной душой, и ему еще предстояло выполнить свое предназначение и стать Величайшим в мире фехтовальщиком. В словах юного бога был смысл.

– У Бедекта есть фора, – сказал Морген.

Его опасения насмешили Вихтиха.

– Найти его будет нетрудно. Для этого достаточно заглянуть в первый попавшийся бордель. Если же его там не окажется, я пойду на хруст его коленей.

– Я до сих пор не вижу причин, – сказал Морген.

«Что, черт возьми, это может значить?»

– Я знаю, – ответил Вихтих.

– Причины имеют значение. Или должны иметь. Особенно для бога.

Крайне озадаченный Вихтих, тем не менее, продолжил подыгрывать ему:

– Так и есть.

– Каждое решение, которое я принимаю, может лишить кого-то шанса на счастье или лучшую жизнь. Или на искупление.

– Это все сказки, – Вихтих решил, что наконец-то нащупал нить беседы и может извлечь из нее что-нибудь полезное. – Счастье – это поцелуй красивой девушки, которая ушла раньше, чем ты им насладился.

Он заметил румянец на щеках мальчика. В отличие от любой другой серой души здесь, бог расцвечивал мир своими чувствами.

– Искупление – это сладкая ловушка или розга, алая от крови с твоей спины. Все зависит от того, кто ее держит, и чего те, кто ее держат, хотят от тебя. Тебе, как богу, стоит научиться быть и тем, кто хлещет, и тем, кого хлещут.

Морген покраснел и нервно посмотрел на него. Мальчик выглядел так, словно Вихтих небрежно бросил ему в лицо неудобную правду. Вихтих попытался вспомнить, что сказал, но он в тот момент сам себя не слушал. Он выбросил эту мысль из головы.

«В этом нет ничего удивительного. Откуда парню еще почерпнуть житейской мудрости, кроме как из бесед со мной».

– Я думаю, что причины, по которым люди что-то делают, должны иметь значение, – сказал Морген. – Может быть, если бы я знал эти причины, я бы принял другие решения.

– Учитывать прихоти и потребности других при принятии собственных решений – глупо.

– Я все еще верю в искупление.

Вихтих рассмеялся:

– Ты можешь быть богом, но ты все еще наивный маленький мальчик.

Морген откинулся на спинку стула:

– Убей Бедекта. Я дам тебе все, что ты заслуживаешь.

Глава пятая

Гнилое сердце вырежь из груди

И ощути любви остывшей вздох.

Покоя нет, хоть чувства укради:

Смерть заживо настигла, дух усох.

Хальбер Тод, поэт-котардист [2]

Штелен ехала в Зельбстхас бок о бок с Лебендих Дурхдахтер. Пришлось прожить целую жизнь, полную убийств, воровства и безответной тоски, и умереть, чтобы найти хоть какое-то тепло.

Она украдкой взглянула на мечницу. Взгляд Штелен задержался на могучих перекатывающихся мускулах, которые не мог полностью скрыть даже обшитый цепями хауберк. Лебендих была всем, чем мог бы быть Бедект, будь он лет на десять младше, стройнее, умнее, красивее, не стеснялся проявлять чувства и женственнее. Сойдись Штелен и Лебендих в честном бою, мечница обязательно победила бы. Но Штелен никогда не дралась честно. Честность – для идиотов и мечников. Но не для мечниц. Лебендих была другой.

Лебендих заметила, что Штелен смотрит на нее, и лицо мечницы озарилось улыбкой – светлые глаза принимали в этом гораздо больше участия, чем губы. Она подъехала ближе, протянула руку Штелен.

Штелен мельком взглянула на темно-русые волосы Лебендих, и память немедленно подкинула запах пота и стали, их неотъемлемую принадлежность. Подруга носила короткую, выше бровей, грубо обрезанную челку. Сами же волосы ее, если бы Лебендих распустила спрятанную в цельнокованый стальной шлем косу, свесились бы ниже талии.

– Никогда не бывала в Зельбстхасе, – сказала Лебендих. – Мне казалось, что таких, как мы, там не особо привечают, – она снова улыбнулась одними глазами. – Даже в Послесмертии.

«„Таких, как мы“. Мы – похожи друг на друга».

При этой мысли у Штелен потеплело в груди.

– В целом да, – ответила она.

Она глянула вперед, на город и стражников у его ворот.

– Но Бедект сказал, что хочет встретиться там, в «Ляйхтес Хаус».

Лебендих молчала, зная, что Штелен еще не закончила свою мысль.

«Она так хорошо меня знает и понимает меня».

– Мы останавливались там в прошлый раз, когда заезжали туда. Но в мире живых.

Лебендих ждала.

– Когда мы покидали таверну, я убила там всех. Каждого пьянчугу. Каждую служанку-шлюху.

Бровь Лебендих дернулась при слове «шлюха».

– Мне пришлось, – сказала Штелен. – Бедект был ранен, умирал. Я должна была твердо знать, что никто не погонится за нами.

Лебендих коротко кивнула один раз, соглашаясь.

– Почему он хочет встретиться именно там? – спросила Штелен. – Это какой-то тонкий намек?

– Если бы это сделал Вихтих, – ответила Лебендих, чуть замявшись перед тем, как произнести имя фехтовальщика, – то я бы сказала «да». Но Бедект… Он скажет тебе все, что сочтет нужным, напрямую. Это, наверное, просто единственная гостиница в этом городе, которую он смог вспомнить.

Она была права. Что старик любил – так это планировать свои замыслы до мельчайших деталей, но по части намеков он был настолько же изыскан, как пинок по яйцам. Штелен вновь ощутила, как пытается схватить воздух разорванной трахеей, и горло ее сжалось. За Бедектом был должок; за тот удар она ему еще так и не отплатила. Да и за многое другое.

Они продолжали ехать в уютной тишине, приближаясь к западным воротам. Штелен окинула стражников привычным оценивающим взглядом. Начеку,