Пришелец - Александр Волков

И тут Унээту опять стало страшно. Вид распростертого на полу тела не пугал его: смерть как смерть, рано или поздно она настигает каждого, — он со страхом смотрел на свою руку, все еще сжимавшую рукоятку. Ведь он этого не хотел. Он хотел совсем другого. Он уже чувствовал, что это другое вот-вот подступит, захватит, захлестнет, — и вдруг вместо этого такое? Вспомнил, как он выследил Сега, как еще в галерее услышал шумное пыхтящее дыхание и, осторожно приблизившись ко входу в зал, увидел, что воин идет вдоль стены и постукивает по разрисованному камню рукояткой клинка. Обнаружив место пустого звука, Сег положил клинок на пол и стал пальцами нашаривать щель между плитой и стеной. И тогда Унээт бесшумно вошел в зал, поднял клинок с пола, отступил на два шага, негромко окликнул воина и, когда тот резко развернулся и прыгнул, выбросив вперед каменные кулаки, пригнулся и направил Сегу в живот острие клинка. Но там он сам все знал наперед с того мига, когда услышал впереди тихое постукивание, а здесь он просто смотрел на собственную руку и не мог ее остановить. Он думал об этом, отодвигая закрывавшую проход плиту и втаскивая в зал коченеющее тело. Мелькнула мысль о Гильде: перенести к нему, и он спасет, остановит кровь, прикосновением пальцев сведет края раны — зачем? Чтобы эта дурочка ожила и все рассказала? Они все и так неизвестно о чем шепчутся за его спиной, думая, что он уже настолько оглох от старости, что не в состоянии распознать в этом шелесте языков и губ собственное имя. И не только они: Гильд, Эрних, Бэрг, Янгор, Дильс — все, все… Унээт опустил тело жрицы на пол, сходил в зал за факелом и, вернувшись, поднял его над головой. Влажные стены и купол потолка тускло замерцали в рваном красноватом свете. А что, если они знают и про это? Знать-то, может быть, и не знают, но догадываются. Что, если кто-то, кроме Сега и Тьорда, знает про эту плиту, прикрывающую вход? Унээт оттащил тело к дальней стене, положил на спину и скрестил на груди мертвые руки молодой жрицы. Прошел по кровавому следу до алтаря и вытер подсыхающие на камнях потеки клочком заячьей шкурки. Затем вернулся к мертвой, опустился на колени и кровью пометил ее лоб, плечи, груди, лоно и колени знаком Ворона. Летучие мыши, влетавшие в пещерку сквозь широкую темную щель в куполе, беспорядочно и бесшумно заметались над головой Унээта. Крупная смолистая капля щелкнула по его плечу и стекла на грудь, застыв на коже тонкой упругой пленкой. Скоро мыши зальют своей смолой весь труп, окутав его бледным прозрачным саваном. А когда он вернется сюда? Унээт в последний раз высоко поднял факел, загнав в щель черные хлопья мышиных теней, осмотрел себя, вытряхнул из набедренной шкуры две запутавшиеся в ней желтые чешуйки, растер по бедру брызги крови и выбрался в алтарный зал, плотно задвинув за собой тяжелую плоскую плиту.

На другой день Унээт собрал все племя перед входом в пещеру. Две молодые жрицы, потупив глаза, поднесли ему мантию, и он облачился в нее, чувствуя, как царапают кожу ости вороньих перьев. Но даже сквозь мантию он ощущал на спине враждебные вопросительные взгляды. Пока еще среди них были испуганные, но и в этом испуге зрела темная глухая угроза. Унээт взошел на помост из толстых жердей, поднял руку, и по его знаку Дильс и Мэнг, второй воин, встали по краям помоста. Их глаза не выражали ничего, кроме готовности убить любого по приказу Верховного Жреца.

— Наше посольство к маанам погибло, — выкрикнул Унээт, с силой выталкивая звуки сквозь щель в маске. Одна из жриц подала ему жезл с волчьим хвостом, он потряс им и начертал перед собой в воздухе знак смерти.

— Это саки, — услышал он сиплый голос Янгора, — они оборотни…

— Кхе-кхе, — послышался тихий то ли смешок, то ли кашель Гильда. Они с Эрнихом, как всегда, сидели на широком пне чуть поодаль и в стороне от остальных.

— Кассы убили Тьорда, — продолжал Унээт, — они пытали его, перед тем как убить. Зачем они это делали?

Вопрос прохрипел над склоненными безответными головами кеттов и замер над поляной, ясно освещенной светом Синга.

— Что им нужно было от него? — кричал Унээт сквозь прорезь в маске. — То же, что от всех нас, — смерть!

— Смерть! Смерть! — дважды повторили воины, взметнув над собой тяжелые копья.

— Они найдут дорогу! — хрипел Унээт, взмахивая шуршащими рукавами мантии. — Они убьют нас всех!

— Всех! Всех! — дважды прогудели воины.

— Янчур! Когда последний раз видели янчура в водах Священного Озера? — выкрикнул он. — Есть ли среди нас тот, кто видел его?

— Я видел, — раздался вдруг в тишине голос Эрниха.

— Когда? — Унээт за клюв сорвал душную маску с лица и быстро посмотрел на юношу: — Почему ты молчал?

— Он был мертв.

— И что ты с ним сделал?

— Я вынес его из пещеры и спрятал в дупле старого дуба.

— Дальше! — повелительно выкрикнул Унээт. — Что было дальше?

— В дуб ударило Огненное Копье, и он сгорел, — ответил Эрних.

Унээт не сразу сообразил, что сказать. Янчуры — повелители Подземных Вод. Они навлекли на себя Гнев Богов — это ясно. Но если всемогущие Боги так расправились с последним из них, то что теперь делать людям племени, особенно жрецам, чей род происходит от янчуров? Уходить. Но куда? Когда-то их предки заняли эту пещеру, изгнав медведей. Об этом рассказывают рисунки на стенах вокруг Подземного Озера. Еще на них есть поляна и люди. Они стоят, задрав головы, а над ними среди белых звездочек, густо усыпавших ночное небо, висит большое бревно, гладкое, без сучьев, с правильно расположенными круглыми светлыми пятнами и лучистой метлой на конце. Что это такое? Унээт терялся в догадках, блуждая с факелом по каменным галереям и выискивая на стенах хоть малейший намек на разгадку тайны. А что, если предки просто подшутили над ними, думал он, внимательно разглядывая непривычный звездный узор, из которого проглядывали очертания незнакомых Унээту зверей. Опять шутка предков? Нет, такая шутка могла стоить шутнику головы, а сам рисунок был бы тотчас уничтожен, дабы не вызвать гнев Раана, создателя и повелителя всякой лесной твари. Одно только было знакомо Унээту на этом рисунке — очертания далеких белых вершин. Но такой вид на них открывается только с одного края кратера, а это означает, что кратер возник на месте поляны. Но как? Эти мысли уже давно не давали покоя Верховному. Как давно? Наверное, всю жизнь, если считать, что она началась тогда, когда он впервые, глядя на черточки и кружочки, украшающие стены, вдруг понял, что это — люди. Такие же, как он, но давно покинувшие здешний мир. Потом он узнал, что их души приняли обличья воронов. Но ведь вороны тоже умирают — и что с душами делается тогда? Все эти мысли быстрым посторонним смерчем пронеслись в голове Унээта, пока он думал о том, что сказать людям племени. Объявить Большой Совет? Он опустил руку и взял протянутый ему жрицей небольшой барабан. Опять закрыл лицо клювастой маской и, сжав коленями круглый выдолбленный ствол ели, стал медленно отбивать ладонями удары по сухой, туго натянутой шкуре. Отбивал и сквозь глазные щели смотрел на людей, стоявших поодаль редкой неровной дугой. Удары нарастали; крупные твердые ладони Унээта молотили воздух, как два хвостовых плавника огромной рыбы. Казалось, что шкура барабана вот-вот треснет под его узловатыми пальцами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});