Восточный проект - Фридрих Незнанский

— Обожаю догадливых людей, — без тени улыбки ответил Турецкий. — Ну и как же мы, по-вашему, должны поступать в дальнейшем? Вопрос чисто риторический, я-то знаю, интересно, что вы подскажете.

— Еще два слова предыстории вопроса, можно?

— Да хоть три, — хмыкнул Грязнов.

А Симагин, заметив устремленные на него с откровенной насмешкой взгляды женщин, словно бы засмущался.

— Дело было так. И тут я готов расписаться, что называется, собственной кровью под каждым словом. Я сам принимал телефонные звонки и могу с полной уверенностью сказать, что говорили три разных человека, а не один какой-то шутник. Это — раз. Далее, я сам на место падения…

— «На яму», как выражаются профессионалы, — подсказал Турецкий.

— Ну да, не выезжал. Там была оперативно-следственная бригада, в которой от нашей транспортной милиции был задействован старший оперуполномоченный майор Гуляев. Я не первый день знаю Расула Акимовича и, в принципе, мог бы голову дать на отсечение, что он — честный человек и прекрасный профессионал. Но руководителем бригады был назначен нашим прокурором Семен Харченко, сотрудник прокуратуры края, старший следователь по особо важным делам. Его я лично не знаю, в делах не пересекался, и, хотя работает здесь он давно, только слышал о нем.

— Что именно, если это не секрет? — поинтересовался как бы между прочим Турецкий, но глаза его сузились, и он опустил их, чтобы не сбивать говорившего.

— Да как вам сказать? — бесхитростным тоном, пожимая плечами, продолжал Симагин. — Вы про нашего прокурора, про Романа Владимировича Зинченко, что-нибудь у себя, в Москве, слыхали?

— Вопрос на вопрос? — хмыкнул Турецкий. — Слыхал, и что? Но учтите, я первый спросил! — И он как бы шутливо ткнул указательным пальцем в подполковника.

— Я-то задал вопрос с другой целью, не для того чтобы «перевести стрелку». Просто если вы его уже знаете, мне не придется вдаваться в ненужные подробности. Семен Никитович — уменьшенная, но точная копия своего шефа. Злые языки поговаривают, что они вообще чуть ли не из одной деревни родом, а там же у нас, знаете небось, все поголовно родственники, фамилии только разные. А идет это еще едва ли не со столыпинских реформ, когда крестьян с Украины отправляли в Сибирь для освоения новых земель целыми селами. Извините, я ответил, или надо объяснить более подробно? — Симагин в свою очередь хитро сощурился.

«Не прост мужичок-то», — переглянувшись с Грязновым, подумал Турецкий. Видно, и Вячеслав решил то же самое.

— Будем считать, частично ответили, — кивнул Грязнов. — Но вернемся к вашему Гуляеву. Он что, тоже из этих? Сегодня — одно, а завтра — другое? Какой же он после этого профессионал, позвольте спросить? И кто его определил в бригаду?

— Ну, это самый простой вопрос. Направил туда его я, поскольку моего шефа на месте не было. Он с Митрофановым находился. А «заболел» уже позже, наверное, такую команду от Георгия Александровича получил. Так что ответственность кругом на мне. И соответственно все шишки тоже мои. Нет, я не жалуюсь, Вячеслав Иванович, но так уж вышло.

— Значит, охоты выехать «на яму» у вас у самого не появилось? — словно бы констатировал Грязнов.

— В этой связи сообщаю следующее, — почти официальным тоном заговорил Симагин. — Личным указанием генерала Митрофанова мне предписано постоянно находиться на месте, чтобы отсюда курировать и координировать действия бригады, так как это может потребоваться в любую минуту. Короче говоря, «сидеть» на информации для срочных докладов в Москву, другими словами, мне, как диспетчеру, выезд на место падения самолета был изначально, с первых минут, запрещен. Я же сам после первых известий из Рассвета перезвонил на мобильный телефон Лямкина и проинформировал его максимально подробно, насколько это было возможно. А получил указания уже от самого Митрофанова. Не в буквальном смысле, никто не говорил «нельзя», просто я не имел, да и теперь не имею права покидать свое рабочее место — служебный кабинет. Это не своеобразный арест, а как бы острая служебная необходимость. Надо понимать, на время отсутствия полковника Лямкина. А он, видите ли, отсутствует плотно и появится, по моим прикидкам, не скоро.

— А как же с сегодняшней встречей? — с иронией спросил Турецкий. — Отпустили, что ли, для сопровождения?

— Никто, естественно, не отпускал, но сочли резонным, если московскую следственную бригаду будут встречать представители уголовного розыска и транспортной милиции, уже задействованные в расследовании. Но с недвусмысленным указанием: никаких относящихся к делу разговоров с вами не вести, однако обо всем, что говорилось, подробно докладывать. А «разбор полетов» со мной еще впереди. Крайнев поди уже доложил по команде, что я подозрительно кружусь вокруг вас, проявляя, стало быть, ненужную активность. Значит, с минуты на минуту последует начальственный окрик, и мне будет указано место, где я обязан находиться. Может, пока без оргвыводов, а возможно, и с соответствующими выводами. У нас это скоро делается.

— Боитесь? — улыбнулся Грязнов.

— Даже если бы это было и так, — тоже улыбнулся подполковник, — в присутствии двух таких интересных женщин я бы ни за что не сознался.

— Ладно, — сказал Грязнов, — мы вас не выдадим.

И все засмеялись — даже с заметным облегчением. Точки были, во всяком случае, расставлены.

— Перейдем к делу, — Вячеслав Иванович заговорил уже серьезно. — Саня, я предлагаю выслушать Бориса Егоровича, с чего начал бы он, если бы… А затем наметим конкретный план собственных действий. Не возражаешь?

— Ты опередил меня ровно на один вопрос, — ответил Турецкий. — Добавлю только, что надо сразу распределить наши силы — это во-первых, и, во-вторых, уточнить, на кого из местных коллег мы можем полностью рассчитывать. У меня по ходу разговора возникли кое-какие соображения, но — позже. Борис Егорович, прошу. Так на чем тут ваши прокололись?

— Следственная работа с «отказниками», я имею в виду тех мужиков из Рассвета, проделана грубо. Это лишний раз указывает на то, что именно таких свидетельств и опасались те, кому была крайне невыгодна огласка истинной подоплеки происшествия. Значит, я бы начал еще раз именно с них, со свидетелей. Хотя не исключаю, что с ними придется очень трудно. Им либо хорошо заплатили за отказ от первоначальных показаний, либо так же хорошо припугнули. И то и другое в наших условиях вполне реальная вещь. Далее. Я бы немедленно, пока, думаю, еще не уничтожены следы преступления, съездил бы, как вы говорите, «на яму». Расул говорил мне, но сугубо в доверительном плане, что там лично для него сразу возникла масса совершенно необъяснимых вопросов. Однако все ответы на них взвалил, так сказать, на свои могучие плечи Семен Харченко.

— Действительно могучие? — с явным интересом переспросила Галя Романова и засмущалась некоторой двусмысленности своего интереса, поскольку все посмотрели на нее и засмеялись. — Нет, ну что вы?

И это вызвало еще больший смех.

— Галка, ты не о том думаешь, — лучась от удовольствия, воскликнул Грязнов. — Вот Володьке настучу!

— Ладно, успокоились, — поднял руку Турецкий. — Вопрос верный, я понял, о чем Галя спрашивает. Подоплека такая: мог ли этот следователь воздействовать на свидетелей? Ты об этом, Галя?

— Ну конечно, — словно обиделась она. — А вы сразу… бог весть что…

— Действительно, — серьезно ответил подполковник Романовой. — Образно говоря, типичный сибиряк, в классическом его исполнении. Рост, плечи, облик — все в его пользу.

— Кроме? — спросил Турецкий.

— Ну да, можно сказать, кроме того самого. Правда, верность хозяину всегда, во все века в России высоко ценилась, это вам должно быть хорошо известно, — многозначительно развел руками Симагин. — Кстати, я не сказал вам: там, на месте, был еще один важный свидетель, который также отказался в дальнейшем от своих показаний. Это местный участковый, некто Данин. Он первым облазил еще горевшие обломки, некоторые трупы обнаружил и, кроме того, вытащил к самой дороге еще живого тогда пассажира. Который, как вам известно, умер через три дня в больнице. Не приходя в сознание. Но у меня есть подозрения, что ему помогли. Хотя доказательств никаких. Я там не был. А расследований также никто не проводил.

— «На яму» эксперты выезжали?

— Александр Борисович, да я сам бригаду послал!

— И надо полагать, их заключение по горячим следам дает основание сделать выводы об ошибке экипажа?

— Теперь — да.

— Что с телами погибших?

— Их собирались отправлять в Москву, когда от вас пришло указание оставить на месте. Это обстоятельство вызвало, скорее, не недоумение, а определенную тревогу. Предлагалось даже сжечь тела тут, а родственникам выдать урны. Думаю, дело в том, что вы быстро прилетели. И еще позволю себе один факт. Расул сказал мне, что видел во лбу покойного министра след от смертельного огнестрельного ранения. На это ему указал участковый инспектор Данин, и он же показал на отверстия в обшивке самолета, напоминавшие такие, что оставляет пулеметная очередь. И эти факты еще больше напрягли ситуацию. Видимо, поэтому в уголовном деле они не фигурируют. Я полагаю, что с этими уликами, оставленными преступниками, возиться не стали, их попытались уничтожить. Если смогли.