Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев

Таким образом, Визенталь стал политиком и сионистом еще до Холокоста, причем до конца своих дней оставался человеком правых взглядов. Тем не менее во время учебы в Праге веселое времяпрепровождение, похоже, интересовало его больше, чем политические распри в сионистском движении.

В 1932 году отчим отказался платить за его учебу в Праге, и Визенталь уехал во Львов. Там ему пришлось начать учиться практически заново.

Львов был основан в середине XIII века и имел важное значение. Центр Львова носил на себе явные следы венского влияния, там был даже оперный театр. Накануне Второй мировой войны во Львове проживало около трехсот тысяч жителей, и треть из них были евреями. В Польше более многочисленные еврейские общины были только в Варшаве и Лодзи. Остальное население города состояло преимущественно из поляков и украинцев, которые друг с другом враждовали. Однако и те и другие обвиняли в своих бедах евреев.

Когда Визенталь приехал во Львов, ему было двадцать четыре. Во время учебы он параллельно работал бригадиром в архитектурно-строительной фирме. В качестве дипломной работы он спроектировал санаторий для легочных больных. Гелла Пик пишет, что Визенталю также принадлежат проекты нескольких жилых зданий, в том числе виллы для матери и отчима.

В то время шло много споров о нацистском движении в Германии. В январе 1933 года нацисты пришли к власти. Визенталь вспоминает, что и студенты, и преподаватели института были заражены антисемитизмом, а один раз в год объявлялся «день без евреев», когда студентам-евреям появляться в стенах института запрещалось. Как правило, этот день приходился на период экзаменов. Фашиствующие студенты объединялись в банды, издевавшиеся над евреями.

Во Львове Визенталь тоже стал членом сионистской студенческой организации – она носила ивритское название «Бар-Гиора», – а в студенческой газете «Омнибус», выходившей на польском языке, время от времени публиковались его карикатуры, направленные против нацистов. В некоторых карикатурах он также высмеивал предложение англичан разделить Палестину на два государства. «В 30-е годы, – вспоминал Визенталь годы спустя, – во Львове бурлила культурная жизнь, и там было немало талантливых молодых людей. Если бы не начались преследования и им бы удалось выжить, многие из них стали бы элитой страны». В сентябре 1936 года Визенталь женился на Циле; настроен он был оптимистически. «Мы мечтали о лучшем будущем», – сказал он двум своим интервьюерам, Марии Шпорер и Герберту Штайнеру, но в свой внутренний мир их, как всегда, не впустил.

Когда интервьюеры спросили Визенталя, не думал ли он в то время эмигрировать в Палестину или Америку, как сделали многие из его родственников, он сказал, что одна из причин, по которой он остался во Львове, состояла в том, что у них с Цилей были другие планы, да и получить разрешение на репатриацию в Палестину было трудно. Однако, судя по всему, несмотря на весь свой пылкий сионизм, такого разрешения он даже не пытался получить. Как и для большинства евреев, сионизм был для него всего лишь идеологией и увлечением, а не практическим указанием бросить все и уехать в Палестину. Своим домом он продолжал считать еврейскую Галицию. Именно там он хотел жить со своей семьей и добиться успеха на профессиональном поприще. Однако это была лишь иллюзия, и казалось бы, Визенталь не мог этого не понимать. О преследованиях евреев нацистами знали тогда уже все. Появлялось все больше признаков надвигающейся опасности, включая оккупацию немцами в 1938 году столь любимой Визенталем Праги, а также Австрии. В Польше антисемитизм тоже усиливался с каждым днем, и Жаботинский даже призывал к эвакуации евреев из Польши и других стран Восточной Европы. Но как и множество других людей, включая большинство евреев, Визенталь всей серьезности нацистской угрозы тогда не осознавал. «В ту пору, – говорил он позднее, – мы не воспринимали Гитлера всерьез. Мы считали, что это всего лишь “временный кризис, который скоро пройдет”». По словам Визенталя, люди его поколения были очарованы достижениями прогресса, а их вера в справедливость была настолько сильной, что у Гитлера, по их мнению, не оставалось никаких шансов.

Впрочем, отнюдь не у всех эта вера была настолько твердой: шурин Визенталя, например, в Палестину все-таки эмигрировал. Но уехать было и в самом деле непросто. Мать и теща Визенталя были еще живы, и их вряд ли можно было взять с собой. Поэтому, как и большинство его знакомых, Визенталь предпочитал обольщать себя иллюзией, что ситуация еще не настолько серьезная, чтобы покидать родные места, отказываться от своих планов и – как когда-то, в дни детства – бежать в чужую страну. Он надеялся, что наступят лучшие времена. По-человечески его понять, конечно, можно, но, оставшись в Польше, Симон и Циля Визенталь совершили самую ужасную ошибку в своей жизни. 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война.

3. Под властью Никиты Хрущева

Сначала во Львов пришли русские. Тогдашний первый секретарь Коммунистической партии Украины Никита Хрущев вспоминал, что между Красной и немецкой армиями было своего рода состязание в скорости. Немцы подошли к городу очень близко и даже начали бомбить его с воздуха. Но за несколько дней до этого Советский Союз и Германия договорились о разделе Польши (этот договор известен как договор двух подписавших его министров иностранных дел – русского, Вячеслава Молотова, и немецкого, Иоахима фон Риббентропа). Поэтому немцы удовлетворились пока что западной половиной Польши, а Львов оставили русским.

Красная армия принесла с собой коммунистическую идеологию, и почти сразу после того, как она вошла во Львов (это произошло в конце сентября 1939 года), жизнь в городе кардинально переменилась. Русские арестовали и выслали из города тысячи людей, являвшихся, с их точки зрения, олицетворением несправедливости «буржуазного строя», и многие из этих людей впоследствии погибли в трудовых лагерях. Новая власть национализировала банки, промышленные предприятия и частные дома, назначила новых чиновников, начала насаждать новую культуру – с новыми флагами, новыми песнями и с тысячами развешанных повсюду портретов Сталина, – и в городе воцарилась атмосфера страха. Хрущев в своих воспоминаниях восхищается тем, с какой готовностью и радостью жители Львова восприняли марксистско-ленинское учение, но при этом сухо отмечает, что тех из них, кто это сделать отказывался, приходилось сажать в тюрьму.

Коммунистическая экономика нанесла по евреям Львова тяжелый удар, поскольку большинство из них занимались торговлей. Многие потеряли свою собственность и обнищали. Хрущев с недоумением описывает выстроившуюся перед входом в здание гестапо (которому, в соответствии с подписанным договором, было разрешено открыть во Львове свое представительство) длинную очередь из людей, желавших переехать в оккупированную немцами Западную Польшу, поскольку многие из стоявших в этой очереди были евреями. Однако главное направление перемещения евреев было, по понятным причинам, все же не на запад, а на восток. Более ста тысяч евреев бежали из немецкой зоны оккупации во Львов, а десятки тысяч из них вынуждены были бежать и дальше, на территорию Советского Союза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});