Паутина. Книга 3 (СИ) - Стоев Андрей

— Не Жданов? — переспросил я, усаживаясь за стол.

— Нет, у неё сестра была Кошелева по мужу, — пояснил Кельмин.

— А муж где?

— Никто не знает, давно исчез куда-то. Прикажете разыскать?

— Да нет, зачем он нужен, — махнул я рукой. — Просто спросил.

Наконец я обратил внимание на парня передо мной и начал задумчиво его рассматривать. Да, непохож он на организатора грабежа, да и вообще ни на какого организатора не похож. В банде своей он, скорее всего, шестёркой бегал, потому и пошёл отсиживать за всех. По виду это был типичный трудный подросток из тех, что показывают характер только перед родителями. Хотя какой он уже подросток? Подросток подрос, но ума так и не набрался. Или всё же набрался в тюрьме? Посмотрим…

Я молчал, разглядывая его, и парень неловко заёрзал на неудобном стуле. Не сильно-то он уютно здесь себя чувствует, впрочем, ничего удивительного, что неуютно. Не успел выйти из тюрьмы, как его сразу повезли сюда, а здешний пейзаж от тюрьмы не сильно-то отличается. И вряд ли парни Кельмина его вежливо приглашали — скорее всего, просто закинули в машину без лишних слов.

— Знаешь, кто я? — наконец обратился я к нему.

Он начал было отвечать, но голос у него дал петуха. Он прокашлялся и со второй попытки ответил:

— Мне сказали.

— Как дальше жить собираешься?

— Не знаю ещё, — ответил он. Ну, хоть честно.

— Я не советую тебе связываться со старыми друзьями, — с лёгким напором сказал я.

— Они сами со мной свяжутся, — угрюмо ответил он.

— Им объяснили, что тебя надо оставить в покое. Если там найдётся кто-то тупой, кто не понял, позвонишь по номеру, который тебе дадут, и про этого тупого больше никто никогда не услышит.

— Всё равно мне жизни не будет, — с тоской сказал он. — Пацаны же из-за меня сели.

— Они из-за себя сели, — с некоторым удивлением заметил я. — Мы с ними по душам поговорили, и они решили пойти в стражу и во всём честно признаться. Потому твоё дело и пересмотрели. Они ничего чужого на себя не брали.

— Они же не по своей воле в стражу пошли сдаваться. Мне уже предъяву кидали, что я ссучился.

— Ты, случаем, не собрался из меня слезу давить? — я уже начал слегка злиться. — Мне плевать и на тебя, и на твоих дружков-бандитов. Я вас всех хором в прорубь спущу, и у меня ничего внутри не дрогнет. Ты это понимаешь?

— Понимаю, — он исподлобья сверкнул на меня глазами, крысёныш.

— Так вот, я тебе сейчас обрисую ситуацию, а ты лучше это сразу уясни себе как следует, потому что я повторять не буду. Мне плевать на тебя. Жив ты, сдох ты — мне разницы нет. Но на тебя не плевать Есении Ждановой, а мне не плевать на неё. Понимаешь связь? И вот оказалось, что ты её расстраиваешь, а это расстраивает меня. Я это терпеть не буду. Можешь с ней не мирится, мне ваши отношения безразличны, но я тебе очень советую порвать со старыми дружками и взяться за ум. За тобой будут присматривать, и если окажется, что ты опять взялся за старое, или как-то по-другому тётю огорчаешь, я тебя уговаривать больше не стану. Ты просто исчезнешь. Твоя тётя получит письмо, написанное твоим почерком, из Гамбурга или ещё откуда-нибудь, о том, что ты решил посмотреть мир и нанялся на судно. И потом она будет изредка получать письма из Нихона[7] о том, что ты осел там, счастлив и домой не собираешься. Она тебя постепенно забудет, может, наконец, своего ребёнка родит. И всем будет хорошо, кроме тебя, конечно. Уяснил?

[7 — Нихон — самоназвание Японии.]

— Уяснил, — мрачно отозвался он.

— Ну вот и замечательно, — обрадовался я. — Я рад, что сумел до тебя достучаться. Видишь, Антон — нужно всего лишь подобрать правильные слова, и человек сразу всё понимает. А все те, кто до этого безуспешно пытались до него достучаться, они просто верных слов не знали.

Кельмин заухмылялся, и даже у двух его громил промелькнули ухмылки.

— Сейчас тебя проводят к тёте, — продолжил я, снова становясь серьёзным. — Веди себя там прилично. А потом можешь валить куда угодно. Но мои слова не забывай, потому что с тобой никто больше разговаривать не будет. Если ты опять огорчишь тётю, за тобой придут вот они и безо всяких разговоров отвезут тебя в болото. На этом всё, ведите его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Очень надеюсь, что он всё-таки не станет огорчать тётю. На самом деле я совсем не уверен, что выполню свою угрозу, скорее даже наоборот — уверен, что не выполню. Не то чтобы я особенно переживал об этом гадёныше — общество только выиграет, если одним бандитом станет меньше. Такой вариант в самом деле наилучшим образом решал проблему, но что если до Есении дойдёт, куда на самом деле делся её племянник? Риск слишком велик, так что, скорее всего, придётся в случае чего искать менее радикальный способ. Для начала надо бы поговорить с Есенией, чтобы она помогла ему порвать с прошлым — купила квартиру в другом месте, помогла поступить учиться, ещё что-нибудь.

Я тяжко вздохнул — вот уже докатился до того, что вынужден нянчиться с бандюками. Вообще — это слуги для меня или я для слуг? Интересный вопрос…

Глава 6

Лена прошла знакомой тропинкой мимо трансформаторной будки, на всякий случай привычно просканировала ближайшую окрестность и сунула ключ в неприметную скважину. Ржавая дверь бесшумно отворилась на хорошо смазанных петлях. Короткий коридор, лестница, ещё одна хорошо смазанная железная дверь, и перед ней открылось помещение архивного отдела. Впрочем, сотрудники отдела очень смутно представляли себе, что такое архив, и зачем такая бесполезная штука могла бы кому-то понадобиться. Разумеется, никаких архивов здесь и не водилось, зато присутствовала Марина Земец с медной туркой, которая распространяла одуряющий аромат свежего кофе.

— Мне тоже налей, Марин, — распорядилась Лена. — Здравствуй, кстати.

— О, Лена, — обрадовалась Марина. — Где ты пропадала? Я уже начала беспокоиться.

— У нас экзамены были просто жуткие, — поморщилась та от неприятного воспоминания. — Преподы как с цепи сорвались, решили припомнить нам всё. А сразу после экзаменов надо было готовиться к княжескому приёму. Ну и потом я же знаю, что вы сейчас отдыхаете после командировки, вот и не торопилась. Ты-то зачем здесь сидишь?

— Скучно дома, — пожаловалась Марина. — Здесь, правда, тоже скучно. Ну так что — получилось у преподов вам всё припомнить?

— Не особо, — усмехнулась Лена. — То есть, они очень старались, но только до тех пор, пока Кеннер не разозлился всерьёз. На этом все сразу же и успокоились.

— А что он сделал? — загорелась любопытством Марина.

— Да ничего особенного. Кеннеру как раз пришёл счёт из Академиума на очередное пожертвование. Он отослал его обратно с припиской, что его удивляет недоброжелательная политика Академиума по отношению к семье Арди, и что он был бы признателен ректору за разъяснение причин подобного поведения преподавателей. После этого преподы даже экзамены у нас отказывались принимать, пытались сразу ставить «превосходно». Приходилось требовать билет, представляешь?

— Не представляю, — честно ответила Марина. — Вообще не могу себе представить наших преподов, чтобы они с порога ставили «превосходно». Я так думаю, это хорошо показывает, что значит фамилия Арди.

— Сомневаюсь, что фамилия Арди сильно много для них значит, — резонно возразила Лена. — Я так думаю, это хорошо показывает, что может высказать преподам ректор, мимо которого только что просвистел чек на десять тысяч гривен. Он, похоже, не хуже Кеннера умеет находить нужные слова.

— Кеннер умеет, — вздохнув, согласилась Марина.

— А что он тебе сказал? — полюбопытствовала Лена.

— Объяснил, как потакание собственной дурости закрывает мне путь к возвышению. Ну ещё много чего сказал, даже не хочу вспоминать, — махнула рукой Марина, явно расстроившись от воспоминаний. — А ты как отделалась?

— Отслужила полтора месяца десятником дружины.

— Десятником? — сделала круглые глаза Марина. — Ну ты даёшь! И как оно?