Тонкая нить (сборник) - Наталья Арбузова

Валерий Иваныч взял свои меры против моего вторженья. Он забил все щели, вымазал поверху забор мазутом, запер в сторожку весла, прикрыл листьями подрастающие белые грибы. Он равнял каждый день мои следы на песчаных дорожках и озабоченно мерил их, обнаружив назавтра снова. Он проверял с пристрастьем, не раздавила ли я улиток, совершающих свое многодневное путешествие по замкнутым кругам дорожек. Он ходил по саду с вилами наперевес, зорко всматриваясь в кусты жимолости. Я же беззвучно смеялась, сидя на ветке дуба и глядя на эти тщетные предосторожности. Слезала я лишь тогда, когда он запирал ворота с другой стороны. Война длилась полгода с переменным успехом и окончилась моей полной победой. Однажды он застал меня и разрешил остаться. Вскоре я переехала в Серебряный бор, не известив его, и стала дриадой другого парка. Долго ли, коротко ли, я вернулась навестить свой потерянный рай. Валерий Иваныч так обрадовался мне, что ему стало плохо, и он пошел в сторожку принять валерьянку.

115. Мальчик-с-пальчик

В олимпиаду детей посылали работать в буфет продуктового магазина. В заднем помещенье стоял ящик хороших конфет, припрятанных от покупателя. Студенты их потихоньку подъедали. Кирилл же Сельвинский набросал в темном коридоре след из конфетных бумажек, как мальчик-с-пальчик. След привел к их буфету, и им была выволочка.

116. Ура директору завода «Водоприбор»!

Вот уж мои дети женаты. Чтобы ты, мой участливый читатель, не беспокоился, сразу скажу тебе, что мои невестки – вознагражденье мне за собственные мои неудачи. Аленушка – моя жаленушка, Наташа – мое имечко, светлые головки! Дела вдаль не отлагая, обе собрались родить. Сыновей же моих той порой послали рушить и перекладывать перегородку в детском саду завода «Водоприбор». Но ты уже этому, читатель, не удивляешься.

Порушили и снова сложили они злополучную перегородку. К тому времени у обоих родилось по сыну, с разницей в 18 дней. На радостях новоиспеченные отцы по собственному почину расписали перегородку, испросив для этого краски. Представь себе, мой чадолюбивый читатель, развесистое дерево, на ветвях коего возлежат в разных позах различной масти коты с разноцветными бантами. Директор завода «Водоприбор» зашел, увидел и умилился. Сыновья же мои сказали, что расписали стену по усердию к детям, кои теперь и у них есть. Директор поманил моих сыновей пальцем в отдел кадров и приказал там выписать им трудовые книжки. Этого студентам никак не полагалось. Действие сие было противозаконное, но благое. Теперь лишь Андрюша с Митей могли сами зарабатывать деньги для Феди с Мишей. А ты-то, мой читатель из будущего, знать не знаешь, что такое трудовая книжка. Это, милый мой, такой трудовой паспорт. В нем за печатью записывается весь послужной список человека. Выговоры, увольненья по статье, то есть принудительные увольненья с указанием причины номер такой-то: прогул и хуже. После школы с аттестатом зрелости на руках человек мог ее получить впервые. Но пока аттестат лежал заарестованный в вузе (высшем учебном заведении, мой друг), человек получить ее не мог, шалишь. Теперь он подлежал принудительному распределенью после окончания института, и нигде в другом месте никто оформить его на работу не имел права. Понял ли? То-то. И трудовая книжка у человека была одна на всю жизнь. А у Андрюши с Митей их было по две – там, куда их распределили, им выписали еще по одной, законной.

117. Заклинатель мышек

Проще всего было устроиться в булочную разгружать по ночам машины с хлебом. Эти места везде были свободны. Оба моих сына сразу же нашли такую работу рядом со своими домами. Митькина булочная была на старом Арбате, в зале стояла большая китайская ваза. Митька брал с собой на дежурство флейту, и мышки выходили слушать.

118. Сатана скрежещет

И пошел у них в обоих домах детский дух. Который дух от детей идет, тот ангелов радует, а сатана – скрежещет. Над Мишкиной младенческой кроваткой висели коврик и кинжал. Малый умудрялся высвободиться из любой пелены и просыпался голышом, за что был прозван Маугли. При этом еще грыз прутья кроватки – свою решетку. Он умел облить как из брандспойта очень далеко отстоящие предметы. Но коврик с кинжалом щадил. Однажды при мне Мишка провалился в щель между диваном и горячей батареей. Он быстро молча подтянулся, вылез и завалил подушкой щель.

Первое его слово было «ав». Собак он чуял носом. Скажет утвердительно свое «ав», и тотчас из кустов выйдет собака. Второе – «папа». Третье – «дать». Это он жестко говорил, видя еду, и ноздри его трепетали. В два года Мишка уже заявлял с элегической интонацией: «Все, ребята, осень наступила». В ту пору у него уже была полугодовалая сестра Анюта. Сатана скрежетал.

119. Руфь с Ноеминью

Однажды мы вдвоем с Ленкой бегали перед домом культуры завода «Серп и молот», ловя лишние билеты на некую пластическую драму современного толка. Было глухо, как в танке. Меня вроде бы взял с собой по пригласительному билету на два лица молодой провинциальный режиссер. Но я свистнула Ленку, и он с большим трудом протащил нас обеих. Очень мило улыбался на наши разновозрастные лица, охваченные одинаковым азартом.

120. Завтра же в собачий ящик

Ты следишь, мой читатель? Загибай пальцы на обеих руках. У Митьки уже двое детей, у Андрея один сын. Надо тебе сказать, что в то время в армию не брали или с тремя детьми, или с ребенком до трех лет. Так что Андрею армия уже светила. Война в Афганистане тянулась ровно с восемнадцатилетнего до двадцатисемилетнего возраста моих сыновей, то есть на протяженье всего их призывного периода. Ихний одноклассник Вирма уже там побывал, но Бог берег. Цинковые же гроба шли сплошным потоком, безрукие и безногие парни появились в Москве. Сейчас стало намного больше – Чечня оказалась пуще Афганистана.

Андрея уже забрали, и обрили, и велели явиться на стадион с вещами к семи утра. Я с ним распрощалась. Но тут сотворилось чудо. Вторая беглая медкомиссия его не пропустила. Направили в больницу снять неправильный ноготь на ноге, который должен был помешать ему проходить в сапогах строевую подготовку. Никогда еще медицинская волокита не была так кстати, как в данном случае. Андрея прооперировали только через месяц. К тому времени и набор кончился. Военкомат послал его пока на курсы получить профессиональные шоферские права. Пока суд да дело, Наташа управилась родить второго сына, Илюшу. Загибай палец, мой веселый читатель, счет два-два. Невестки мои состязались аки Лия и Рахиль, устроившие дом Иакова. Потом расклад рожденья детей в наших двух семьях был таков, что сыновья мои в армию никогда не попали. Илюше же я всегда говорила, что он сын молёный – он отца от рекрутчины избавил.

121. Российское могущество прирастать будет Сибирью

Я повадилась в Иркутск. Свела дружбу с энергетическим институтом в иркутском академгородке. И пошла счастливая жизнь. Вот мы с ними живем в палатках на острове Ольхон посреди Байкала. Байкал, мой читатель – это разлом в кристаллическом щите Восточной Сибири. Посреди этого разлома осталась узкая пластинка, гривка-остров Ольхон. Наверху каменистое плоскогорье. Ветер колышет невысокие желтые маки. Буряты пасут овец. Ниже благоуханная лиственничная тайга. Опавшая хвоя не гниет, но лежит мягким слоем за много лет. Ложись на душистое ложе, мой усталый от цивилизации читатель. Цветут дикие золотые лилии – те, что не ткут и не прядут, но и Соломон во всей славе своей не одевался так, как они. Я нашла в лесу лисий хвост, а уж что было с лисой, можно только догадываться.

У института свой пароходик под названьем «Спасский». Мы плывем на нем к северу. Байкальские мысы выдвигаются, как кулисы. Ребята знают их по порядку не хуже, чем нежели мы платформы электрички. Котельники, Покойники… Почему Покойники? Там деревня полностью вымерла в суровую зиму. Только летом приехали, похоронили. На Котельническом мысу горячие серные источники. Буряты в теплом нижнем белье сидят мокнут в каменных углубленьях, леча застуженные спины. Рядом в июле цветет черемуха. А вот мы идем по тропе с натянутой проволокой в ущелье Сарма, на рубиновые россыпи. На Байкале ветры носят имена ущелий, из которых они вырываются – баргузин, сарма.

Живем на севере у теплых Слюдянских озер, каждый день смотрим на безымянные вершины Забайкальского хребта. Нас катают на вертолете поглядеть тайгу. Обратно торопимся на самолет, должны со «Спасского» пересесть на ракету, а тут туман, зги не видать. Играем на палубе в карты, а сами беспокоимся. Валера Зоркальцев знаменит тем, что две бывшие жены его стакнулись, подкараулили своего лиходея и побили. Сейчас всякий раз, как бьет козырем, красавчик Валера приговаривает: «Опппоздаем». И точно. Мы проскочили в тумане, ракета нам гудела и ушла полупустая. И самолет наш улетел полупустой. Торчим сутки на маленьком аэродроме по колено в теплой пыли. Потом сели в рейсовый самолет на Улан-Уде. Уже в воздухе выяснилось, что всем пассажирам, нам и еще пятерым, на самом деле нужно в Иркутск. Пилот объявил по радио и поворотил в воздухе на Иркутск, под наши дружные аплодисменты. О моя не вполне регламентированная родина, как ты мне подходишь! Ты – моя единственная счастливая любовь, не считая детей и внуков. С тобой я все стерплю, охота пуще неволи. Не приведи Господь меня на чужбину, я этого не вынесу.