Неоконченный пасьянс - Алексей Ракитин

Мелешевич ещё несколько секунд помедлил, словно не в силах оторваться от завладевшей его вниманием мысли, но потом, сделав над собой усилие, вновь углубился в чтение.

— Мне известно, что у матушки было большое количество облигаций коммерческих банков на предъявителя. Я сам однажды увидел их целую пачку, — он раздвинул пальцы на четверть вершка, показывая, какой толщины была виденная им пачка, — они были увязаны красной атласной лентой. Но в этом списке их нет, тут только именные облигационные билеты. Если матушка переложила облигации в какие — то иные ценные бумаги, то тогда они должны быть здесь, но… нет ни того, ни другого, — наконец изрёк он.

— Вы сказали «вложила». Она что же, хорошо разбиралась в ценных бумагах и финансовых вложениях?

— Насколько я знаю, у нее был бухгалтер, или брокер, доверительный управляющий, как теперь говорят. Служил на Фондовой бирже, подсказывал ей, что покупать, что продавать. За процент, естественно.

— А фамилию его знаете?

— Штромм, по — моему.

Путилин сделал пометки в своем блокноте.

— Еще один вопрос, Дмитрий Николаевич, а были ли у Александры Васильевны ещё близкие родственники? Ну, кроме знаменитого дяди? — поинтересовался Путилин.

— Да, у матушки всего четверо братьев и сестра, правда, все они не родные, а двоюродные. Из оставшихся в живых в Петербурге сейчас проживает только дядя Иван Николаевич, он капитан второго ранга.

— А с кем теснее всего общалась Александра Васильевна? Может, у неё были подруги?

— Ну — у, — замялся Мелешевич, — насчёт подруг не скажу, а полковник Главного штаба Волков, бывший друг отца, думаю, часто навещал матушку.

— Хорошо. — кивнул Путилин. — Мне надо, чтобы вы ещё кое — что объяснили. Идёмте со мной!

Начальник сыскной полиции в сопровождении Дмитрия Мелешевича прошёл в комнату, служившую хозяйке библиотекой. В громадных, почти до потолка книжных шкафах, стоявших вдоль стен и в простенке между окнами. На их полках теснились ряды фолиантов, блестевших сквозь стёкла золотым тиснением корешков. Однако, Путилин, не проявив интереса к книгам, подошёл к двух шкафам, задвинутым в самый угол за дверью. Содержимое этих шкафоф при ближайшем рассмотрении можно было с полным основанием счесть весьма необычным для петербургской квариры: на полках во множестве располагались странные фигурки и статуэтки самых невообразимых видов и размеров. Изготовленные из разнообразных материалов — золота, терракоты, необычных камней — статуэтки эти изображали жуков, людей с головами птиц, а также в необычных головных уборах. Многие из этих странных предметов были расписаны невиданными значками. В нижней части обоих шкафоф стояли большие, примерно в аршин высотою, терракотовые сосуды, похожие на кувшины, только лишённые горлышка: верхние части сосудов венчали изумительно вылепленные головы человека, собаки, коршуна и шакала. В каждом из шкафов помещалось лишь по два таких сосуда.

— Что это такое, расскажите мне, — попросил Путилин, указав на шкафы.

— Это часть египетсткой коллекции Николая Николаевича Барклая. Ещё до того, как заняться Полинезией, Николай Николаевич изучал Древний Египет. Он там побывал в составе большой экспедиции, устроенной немцами. Вывез много чего интересного. Основная часть коллекции была им вручена Географическому обществу, часть предметов он оставил у себя. Поскольку он не имел в Петербурге своей квартиры и много времени проводил в разъездах, то отдал оставленные предметы родственникам, в том числе и матери.

— Этот жёлтый металл золото? — уточнил Путилин, указав на фигурки жуков, расставленных в ряд на одной из полок.

— Да, эти скарабеи золотые.

— А вот это что такое? — начальник Сыскной полиции показал на терракотовые сосуды в нижней части шкафоф.

— Это канопы, сосуды для хранения внутренностей набальзамированных людей. Матушка мне все уши прожужжала, рассказывая, какому богу посящен каждый сосуд. У нее даже списочек был составлен, вы поищите получше, наверное, где — нибудь в бюро. Для меня же запомнить это все… вы же понимаете, это просто пытка. Для светского человека… — взглянув на Путилина, он внезапно осекся и после секундного замешательства продолжал, — Вот эта канопа с головой человека предназначена для хранения желудка и больших кишок. Та, что рядом, с головой собаки, — для мелких кишок. Вот эта, с головой сокола, содержит печень и желчный пузырь. А здесь, видите, крышка выполнена в виде головы шакала, — там сердце и лёгкие.

— И они всё ещё там?

— Ну конечно. Канопы запечатаны. После помещения внутрь каждой из каноп соответствующих органов, крышка сажалась на так называемый «пластер», органический клей, который ее герметично запечатывал.

— Это очень дорогие предметы? — уточнил Путилин.

— Канопы? Нет. Их отыскивают в Египте в больших количествах. Здесь есть гораздо более ценные во всех отношениях предметы… я хочу сказать, ценные как исторический памятник, и как ювелирное изделие. Вот, например, посмотрите: полкой выше стоит ушебти — маленькая статуя бога Озириса — с прекрасно читаемыми надписями. Дело в том, что на большинстве ушебти надписи нечитаемы. За эту же любой музей заплатит очень большие деньги. А вот рубиновый скарабей. Очень ценная вещь во всех смыслах. Вот женский браслет со скарабеем: тут и золото, и сердолик, и снова рубин. Целое состояние стоит. Вон ажурные кольца: снова золото и рубин. И таких вещей тут немало, думаю, не одна дюжина.

— Вы хорошо разбираетесь в древнеегипетской атрибутике… — проговорил Путилин и было непонятно, то ли он задавал вопрос, то ли констатировал факт.

— Ну, не так чтобы очень… Вот матушка — та да, просто одержима была. А мне — ну, не, то, чтобы все это было очень интересно, но надо всё же разбираться в том, чем тебе, возможно, придётся владеть. Хотя бы для того, чтобы не дать обмануть себя при продаже. — простодушно объяснил Дмитрий Мелешевич.

Путилин от такого рода откровенности чуть не крянул. Сынок, видимо, уже записал себя во владельцы коллекции, к которой по большому счёту не имел ни малейшего отношения. Воистину, простота хуже воровства.

Вслух, разумеется, Путилин своего отношения к услышанному не высказал, а заговорил о другом:

— Господин Мелешевич, а теперь посмотрите, пожалуйста, не пропало ли что — либо ещё из квартиры — подсвечники, серебро, фарфор, может, что из носильных вещей или обуви… Потом обратитесь к господину товарищу прокурора, вам надо будет расписаться в протоколе осмотра.

Мелешевич дотошно изучал содержимое шкафов и столов, но не отметил больше никаких пропаж вещей. От внимания Путилина не ускользнуло то обстоятельство, что сын не слишком хорошо знаком с гардеробом своей матушки, да и многие детали интерьера ему как будто были в новинку. Так, остановившись напротив вычурных каминных часов, он не удержался от реплики: «А это когда же она успела прикупить?». Было ясно, что сынок нечасто наведывался к своей матери и потому вряд ли бы мог заметить пропажу вещей. Во всяком случае его уверение, будто из дома ничего более не пропало, не могло быть истиной в последней инстанции и требовало подтверждения.

4

По окончании обыска, товарищ прокурора, сыскные агенты и их начальник закрылись в комнате, служившей Александре Васильевне спальней, и устроили «летучее совещание», совсем как днём ранее.

— У нас появляется традиция собираться вместе после обнаружения очередного трупа, — не удержался от ёрнического замечания Путилин. — Причём, каждый день. Прямо скажем, традиция скверная. Давайте подведём предварительный итог, благо события сегодняшнего дня дали богатую пищу для размышлений. Александр Борисович, вы у нас за прокурорскую власть, так что начинайте.

Эггле опустил глаза в блокнот, восстанавливая в памяти свои записи, и заговорил:

— Полагаю, картину преступления можно считать ясной. Сначала была убита хозяйка квартиры. Произошло это примерно в половине десятого утра. Преступник располагал временем и принял меры к сокрытию следов убийства. Труп Александры Васильевны Мелешевич был завёрнут им в ковёр, лежавший на полу в гостиной, и спрятан в кладовке. Пол под ковром был замыт и на место исчезнувшего ковра был положен другой, взятый в той же самой кладовке. Замена ковра не бросилась в глаза ни отставному полковнику Волкову, ни домоправителю, ни дворникам, хотя все они побывали вчера в квартире. Ничего подозрительного я в этом не вижу, по — человечески можно объяснить такое невнимание общей суматошной обстановкой, царившей здесь вчера. Манипуляции с коврами указывают на то, что убийц, возможно, было двое: оба ковра достаточно велики, тяжелы и неудобны для переноски в одиночку.

Товарищ прокурора сделал паузу, сверяясь с записями, а Иванов, откашлявшись, заметил: