Щит земли русской - Владимир Буртовой

— О том и я думаю — чем? Торговые мужи за корм золотники, куны да резаны[38] спрашивать будут. Много ли их у ратаев — про то и мне ведомо.

— Твоя правда, Михайло. На бояр да на торговых мужей нам не опереться. У них свой прищур глаза на огонь, у нас свой. Голод скорее печенегов ударит в ворота. Не все, конечно, но есть и такие, среди знатных мужей, которые болотной кочке подобны. Думаешь опору найти, наступая на нее, а под ней бездна темная, погибель страшная…

Михайло, жалея ратая, предложил:

— Иди ко мне в кузницу, вдвоем мы на корм себе отработаем: воевода Радко заказ дал — оружие чинить, в сечах попорченное. И жить на моем подворье будешь.

Ратай Антип согласился с радостью: тревожился только что — ночь скоро наступит, где детям голову приклонить?

Снова смотрели, как ввечеру подходили к Белгороду отставшие отряды войска, как на холме, близ которого пали смелые дружинники со Славичем, поднялся белый шатер Тимаря, а вокруг разбили свои шатры многочисленные князья. Пала ночь, и принесла она белгородцам тревогу осады. Только один перелет стрелы разделял теперь русичей и передовые печенежские дозоры. Тьма окутала землю и небо. Лишь желтые огни сторожевых костров высвечивали неясные фигуры всадников. Да крупные звезды Большой Медведицы стояли, не мигая, над долго не засыпавшим городом.

До света не смыкали глаз сторожевые дружинники, меряя шагами помост на стене. И всю ночь налетавший со степи ветер нес горький дым вражеских костров.

Перунов овраг

А по тых мест молодому славы поют,

А по тых мест слава не минуется.

Былина «Кастрюк и царица Крымская»

Не открывая глаз, в полусне еще, Вольга зашевелил ноздрями и втянул в себя свежий утренний воздух, а вместе с ним запахи мокрой травы, душистого чебреца, прелых листьев и близкого берега реки.

«Мать Виста, поди, дверь открытой оставила, а со двора свежий воздух в горницу идет», — подумал Вольга, но потом сообразил, что во дворе у них чебрец не растет. «А может, старейшина Воик рано поутру принес с поля свежего чебреца да разложил на полавочках сушить в зиму от хвори?»

Рядом раздался яростный сорочий крик. Вольга вскочил, головой ткнулся в жесткие ветки бузины и присел. Какое-то время не мог понять, где он и что с ним? Почему спал не на широком ложе за очагом, а на траве? Почему над ним шумят листьями деревья вместо привычного с малых лет звона наковальни за стеной избы?

Вольга повернул голову влево: в утренней прохладе Боян и Бразд тесно жались друг к другу. И вспомнил все — печенеги! Это из-за них друзья не смогли вернуться в город! Поздно расслышали сквозь гомон леса удары сторожевого колокола, а когда выбежали к опушке и упали в траву, все поле перед Белгородом было уже под печенегами…

Вольга поднял с травы нож с широким лезвием, прислушался: вдруг рядом находники рыщут? Но все было тихо, даже сорока куда-то снялась с ближних веток. Осторожно вылез из-под куста, осмотрелся. Густой туман уже поднялся от реки вверх, открылась степь перед городом, вся в дыму бессчетных костров. И на этой стороне реки, на луговой, тоже стояли печенеги — обложили крепость со всех сторон.

Глядя из кустов, Вольга прикидывал, откуда легче незаметным дойти до вала. Перед Ирпеньскими воротами место открытое, сразу же приметят и схватят. Не лучше ли обойти луг дальним краем, лесом, который растет по западным холмам? А потом перейти реку и укрыться в Перуновом овраге? В том овраге заросли непролазные, от него до оврагов Трех Богов, которые сходятся воедино у рва возле Киевских ворот, не более версты, можно пройти по краю речного обрыва, дождавшись ненастной ночи… А из трехпалого оврага на вал взобраться — какой труд? Там каждый куст ведом, не один раз играли в междуовражье.

Был Вольга и на старом требище,[39] у холма над дальним оврагом. Ему старший брат Янко рассказывал, что плакал старейшина Воик, да и не он один, когда дружинники, исполняя повеление князя Владимира, срубив, бросили Перуна в овраг. С той поры и прозывается тот овраг Перуновым. И по сей день еще тайно ходят на старое требище те, кто в душе не отрекся от старой веры. Но мало уже таких: суров к ним князь Владимир, держит во врагах своих.

— Вольга! Ты куда делся? — раздался за спиной испуганный шепот младшего Бразда.

— Здесь я, — так же тихо отозвался Вольга. — Идите ко мне, да стерегитесь, печенежские конники близко.

К Перунову оврагу шли сквозь густой лес, имея ирпеньский луг по правую руку. Продирались по зарослям мелколесья, перелезали через буреломы. Местами по склонам холмов заросли были столь густы, что надо было выходить из леса и ползти в траве, по самому краю луга, опасаясь внезапного наезда конных печенегов. Пополудни, изрядно устав и изодравшись, вышли к реке, спустились от Белгорода вниз по течению. Остановились в камышах, на отмели. Вольга осторожно выглянул — крут и высок противоположный берег! И пуст, врагов на нем не видно, а совсем рядом темнеет буйной зеленью Перунов овраг.

— Я пойду первым, дно разведаю, нет ли корневищ под водой, — сказал Вольга. — Как выйду на берег, тогда и вы следом ступайте.

Вольга торопливо скинул ноговицы и платно, смотал одежду в тугой ком, ступил в воду. Со дна пошли черные круги мутного ила, ноги увязли по щиколотку. Над головой камыш зашумел, качал длинными тупоносыми наконечниками, жесткими листьями цеплялся за коричневые от загара, голые плечи, словно не хотел пускать в холодную глубь воды: даже он, камыш, не отваживается входить туда, а жмется ближе к берегу!

Но Вольга пошел дале. Дно стало твердым, глинистым и круто ушло вниз. Вольга поплыл на спине, левой рукой дер жа одежду, чтобы не намочить. Он видел, как друзья шли сквозь камыш по его следам. С тревогой поглядывал через плечо влево, на кручу берега, за Перунов овраг. Но тихо там, над рекой: солнце слепит глаза и греет лицо, серебряными бликами играя по волнам.

Угадав близость берега, Вольга перевернулся со спины на грудь, потом нащупал песчаное дно. Вышел на берег, ближе к кустам, торопливо натянул ноговицы.

— Быстрее! — махнул рукой друзьям, а они уже на середине реки, между собой перекликаются.

Страшнее грома с ясного неба упало вдруг на воду конское ржание. Чужие крики раздались следом за ним, с обрыва покатились комья земли — их приняла, звучно плеснув, река.

— Печенеги! — Вольга не успел даже испугаться. Тело само вжалось в крутой берег. Обдирая спину, он сделал несколько шагов вправо, птицей юркнул в заросли Перунова оврага — только шелест кустов над мокрой головой. Махнул было в самую чащобу, да опомнился: ведь он не один! Ведь там, в реке, Боян и Бразд! Что сталось с ними?