Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1] - Константин Путилин

Затем страшные преступники как будто пересе­лились в город Кронштадт, и там, друг за другом, также удушением веревочной петлей были убиты и ограблены крестьянин Ковин и жена квартирмей­стера Аксинья Капитонова.

Становилось как-то не по себе при рассказах об этих страхах, а тут вдруг убийство, и также удушением, Михеля Корвонена; убийство тем же удушением легкового извозчика Федора Иванова. В обоих случаях с ограблением и уже снова в Петербурге — на погорелых местах Измайловского полка.

В то время местность Измайловского и Семеновского полков была мрачна и пустынна, и случаи гра­бежей и насилий бывали там нередки, но, собственно говоря, бывать в тех местах вовсе не было необходимым, так как жили там преимущественно тру­щобные обыватели и разная голь. После же огромного пожара погорелые места Измайловского полка, особенно ночью, казались страшными, как заброшенные кладбища.

Следом за извозчиком Ивановым близ Скотопригонного двора был найден труп другого извозчика, также удушенного и ограбленного.

Как сейчас помню панику среди жи­телей столицы, а особенно среди извозчиков. Нас же угнетало чувство бессилия. Я был тогда еще маленьким человеком — помощником надзирателя при Нарвской части, но начальство уже отличало меня. У нас в части во время присутствия только и было разговоров, что об этих происшествиях. Пристав следственных дел, некий Прач, тол­стый, краснолиций, с рыжими усами, самоуверенно говорил:

— Небось, откроем! У меня есть такие люди, которые ищут, и сам я гляжу в оба!

Но он больше гляделв оба... кармана мирных жителей своей части.

Другое дело Келчевский. Он был стряпчим по полицейским делам той же Нарвской части и проявлял незаурядную энер­гию, особенно в ведении следствия. Совершивший преступление уже не мог открутиться от него, настолько он был ловок, умен и находчив. С ним мы подолгу беседовали о таинственных убийцах. И он, и я не сомневались, что в ряде этих убийств принимают участие не один и не два человека, а целая шайка.

Одновременно с этими убийствами в Петербурге наводила немалый страх и шайка грабителей (это все в 1855 году), члены которой грабили неосторожных пешеходов в темных закоулках и на окраинах города. Келчевский думал, что убийцы и грабители — одна шайка, но я был твердо уверен в противном и на эту тему мы с ним горячо и подолгу спорили.

А в городе паника усиливалась. Многие парни бросили извозный промысел, и ни за какие деньги кого-либо из них нельзя было уговорить поехать на окра­ины города вечером. Поэтому ночью на работу выезжали только самые отчаянные из извозчиков.

Конец 1856 года и начало 1857 года можно было назвать в буквально смысле ужасными. За два месяца полиция подобрала одиннадцать тел, голых, замерзших, со страшными веревками на шее! Во всех случаях это были легковые извозчики или случайно запоздавшие пешеходы.

Не проходило утра, чтобы за ночь не объявилось о совершенном удушении или на погорелых местах Измайловского полка, или на берегу Таракановки либо Обводного канала, или на Семеновском плацу.

Из одиннадцати подобранных тел девять удалось оживить благодаря своевременной медицинской помощи. Рассказы этих оживленных, по моему мнению, страшнее всяких придуманных рождественских рассказов.

¾ Наняли меня, — рассказывал извозчик, — два каких-то не то мещанина, не то купца ехать на Рижский проспект за тридцать копеек, я и повез. Они песни поют. Только мы с седьмой роты въехали на погорелые места, они вдруг и притихли. Я поглядел: они что-то шепчутся. Страх меня забрал. Вспомнил я про убийц и замер. Кругом ни души, темень. Я и завернул было коня назад. А они: «Куда? Стой!» Я — по лошади. Вдруг — хлясть! У меня на шее петля, меня назад тянут, а в спину коленом кто-то уперся. Тут я и потерял сознание...

¾ А в лицо не помнишь их?

¾ Где же? Договаривались, а мне и невдомек!.

¾ Возвращался от кума с сочельника, — рас­сказывал другой. — Надо было мне свернуть с канавы в Тарасов переулок. Я свернул, но тут на меня напали двое. Сила у меня есть — я стал отбиваться. Один из них крикнул: «Накидывай!» Тут я почувствовал, что у меня на шее петля, а потом запрокинули меня и я обеспамятовал...

И опять: в лицо признать никого не может.

Граф Петр Андреевич Шувалов, бывший тогда Петербургским обер-полицмейстером, отдал строгий приказ разыскать преступников.

А тут еще грабители.

Вся полиция была на ногах, и все метались без следа, без толка. Я весь горел от этого дела. Потерял и сон, и аппетит. Не могут же скрыться преступники, если их искать как следует? И я дал себе слово: разыскать их всех до одного, хотя бы даже с опасностью для своей жизни.

Как было известно, кроме лошади и саней, убийцы грабили жертву до­нага, поэтому должны были куда-то сбывать награбленное, а оно было типичным — извозчичье. И я решил в разные часы утра и вечера бродить и искать на Сенной, на Апраксином, на Толкучем, пока не найду или вещей, или продавцов.

С этой целью с декабря 1856 года каждый день я наряжался то оборванцем, то мещанином, то мастеровым и шатался по известным мне местам, вни­мательно разглядывая всякий хлам. Дни шли, не принося результатов. Келчевский, посвященный в мои розыски, каждый день жадно спрашивал меня:

¾ Ну, что?

И каждый раз я уныло отвечал ему:

¾ Ничего!

Хотя и было что. В это время грабители были почти уже все переловлены, и я помогал в розыске вещей, но об этом позже.

И вот однажды, а именно 30 декабря 1856 года, я сказал ему:

¾ Кажется, нашел!

¾ Как? Что? Кого? Где? — оживился он.

Но я ничего ему не ответил, потому что сам знал еще очень мало.

Дело было так. По обыкновению, я вышел на свою беспредметную охоту и вечером 29 декабря. Я медленно шел, переодетый бродягой, мимо Обуховской больницы, направляясь к Сенной, чтобы провести вечер в Малиннике, когда меня обогнали двое мужчин, по одежде мастеровых.

Один из них нес узел, а другой ему говорит:

¾ Наши уже бурили ей. Баба покладистая...

Словно что толкнуло меня. Я дал им пройти и тотчас пошел за ними следом. Они шли быстро, видимо, избегая людей, а для меня, с моей опытностью, было ясно, что они несут про­давать краденое. Недолго думая я нащупал в кармане свой перстень с сердоликом и решил проследить этих лю­дей до конца.

Они миновали Сенную площадь и вошли в темные ворота огромного дома Дероберти. Из-под ворот они вышли на двор и пошли в его конец, а я вернулся на улицу и стал ожидать их возвращения. Идти за ними было ненужным риском. Место, куда они направились, я уже знал. Там, в подвале, сдавая углы, жила солдатская вдова Никитина, известная мне скупщица краденого. Знала она и меня не по одному делу, и я даже пользовался у нее расположением, потому что всегда старался не вводить ее в убытки, отбирая краденое, а устраивал так, что пострадавшие лица выкупали у нее вещи за малую цену.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});