И штатские надели шинели - Степан Бардин

- Все это так. Но чтобы разбить гитлеровскую армию, надо иметь огромные силы, иметь танки, самолеты, а их у нас...

- Будут и танки, - перебил я Лупенкова, - и самолеты, и свежие силы! Мобилизация резервов, видимо, не закончена. Полностью еще не перестроилась на военный лад и промышленность. Для этого время нужно. Время!.. К тому же и у фашистов есть предел. Думаю, они скоро, во всяком случае, к зиме или зимой, выдохнутся.

- Возможно... Но пока что они занимают наши города и деревни, вот уж почти вплотную подошли к Ленинграду... - И, помолчав, спросил меня в упор: Как думаешь, долго продержимся в Юрках?

- - А это уже зависит от нас с тобой и от тех, кем мы командуем.

- Если бы только от нас!.. Нам долго не продержаться, если немцы перейдут в наступление, - продолжал Лупенков. - Мы вооружены плохо. На голом энтузиазме далеко не уедешь.

- Верно, сейчас мы вооружены плохо. Но убежден: Урал и Сибирь скоро дадут танки и самолеты. Да и руководство Ленинградом не сидит сложа руки. В помощь Красной Армии создана многотысячная народная армия, и наш батальон ее частица.

Лупенков посмотрел на меня долгим взглядом.

- Боюсь, немцы в ближайшие дни перейдут в наступление. По данным разведки, они стягивают большие силы. Что тогда будем делать?

- Драться. Драться до последнего!

- А дальше, когда не останется последнего?

- Придут другие и сделают то, что не удастся нам.

- Твоими бы устами да мед пить. - Он тяжело вздохнул.

В те дни я, как и многие советские люди, был убежден, что вот-вот наша армия перейдет в наступление и разгромит фашистские полчища. Должны же быть где-то резервы! Ведь наша страна превосходит Германию и по территории и по численности населения. Я был также уверен, что и из Ленинграда скоро подойдет подкрепление. Хотя мы, ополченцы, в обороне Ленинграда играем большую роль, однако же это вспомогательная сила. Ополченческие дивизии сделают свое дело, выиграют время. Но, чтобы разбить фашистов, нужны хорошо обученные и хорошо вооруженные войска. И они довершат начатое нами. Я непоколебимо верил в это и потому с - такой убежденностью отвечал Лупенкову.

- В сущности, я такого же мнения, что и ты, - вновь, после долгого раздумья, заговорил комбат. - Но давай на вещи смотреть трезво. Сейчас мы воюем еще не ахти как хорошо, хотя и покалываем фашистов. Нам позарез нужны танки и самолеты, - - настойчиво, как заклинание, повторил он. - Что касается меня, я смерти не боюсь. За Родину, за ее свободу готов отдать жизнь. И сделаю все, чтобы за смерть каждого из нас, кто в батальоне, фашисты уплатили втридорога...

Тут мы оба притихли в изумлении: откуда-то прилетел соловей и опустился на ветку березы, под которой мы сидели. Почесал маленьким клювом под крылом, перепорхнул на другую ветку и неожиданно завел свою трель. Соловьиная песнь - в августе?! Мы слушали затаив дыхание. Но вот лесной певец умолк и улетел.

- А жизнь идет, - философски заметил Лупенков. И добавил: - Запоздалая песнь. Наверное, остался без подруги... - Голос его смягчился: - И не передать, до чего люблю соловьиную песню! Мальчишкой частенько бегал в березовую рощу на берегу Волги, чтобы послушать, понаслаждаться... Казалось бы, совсем невзрачная на вид птаха, а стоит ей запеть - создает какое-то особенное, поэтическое настроение...

Эти неожиданные в устах комбата слова были созвучны и моим мыслям, я тоже с детства люблю соловья, и только было раскрыл рот, чтобы сказать это, как перед нами выросла фигура связного: начальник штаба послал его сообщить нам, что в батальон прибыл с подарками и письмами представитель Московского района.

- Пойди к гостю ты, - попросил Лупенков, - а мне с начальником штаба надо составить программу занятий на завтра.

10

Гость из Ленинграда - участник гражданской войны Николай Борисович Бойков - приехал с делегацией в дивизию по поручению первого секретаря райкома партии Г. Ф. Бадаева. Он уже успел кое с кем познакомиться. И, когда я подошел к нему, о чем-то оживленно разговаривал с телефонистом и связным Андреевым. Бойков, хоть и был солидного возраста, выглядел бодро, и даже борода с проседью, которую он отпустил, по-видимому, чтобы не очень бросались в глаза следы оспы на лице, не старила его.

- Как воюете? С каким настроением?

- Воюем пока средне, - чистосердечно ответил я. - А вот настроение неплохое. Главное - драчливое.

- О, это уже хорошо! Раз "драчливое", можно вручить вам и подарки, - пошутил посланец райкома партии.

В блиндаже еще до моего прихода были разложены пакеты с пряниками, папиросы, бритвенные приборы и письма, адресованные ополченцам. Некоторые из писем пришлось отложить в сторону. Бойков понизил голос:

- Адресаты погибли?

- Да, их уже нет...

Старый рабочий молча склонил голову... Затем протянул мне письмо секретаря райкома, написанное от имени трудящихся нашего Московского района. В нем говорилось, что они с чувством глубокой гордости узнали о нашей первой схватке с врагом, о храбрости и геройстве ополченцев, об их беспредельной преданности Родине: "Мы уверены, что своим подвигом вы приумножите героические традиции отцов - питерских рабочих, уготовивших могилу для врага на подступах к Петрограду в 1919 году".

С этим письмом мы с Николаем Борисовичем отправились по ротам и там, в землянках, читали его ополченцам. Потом Бойкову всякий раз приходилось отвечать на множество вопросов. Фронтовиков интересовало все: часто ли город подвергается бомбежке, выпускает ли все еще "Скороход" обувь или перешел на изготовление военной продукции. Ополченцы расспрашивали, как живут их семьи, что слышно у товарищей по работе. Мы сообща написали ответное письмо, под которым подписалось более ста ополченцев, заверивших райком, что "ни один фашист не переступит черты города. Ленинград был, есть и будет стоять гордым, а ленинградская земля станет для фашистов могилой".

На второй день, когда мы угощали гостя фронтовым завтраком, в блиндаж вошел юноша лет семнадцати. Гимнастерка свисала с его узких плеч, пилотка налезала на уши. Он лихо козырнул комбату:

- Товарищ капитан, по вашему вызову боец Бойков... Лупенков, не дав бойцу договорить, подошел к нему и мягко сказал: "Не надо, Юра, доклада".

Отец и сын бросились друг другу в объятия. Затем Бойков-старший отстранил и критически осмотрел своего сына. "Ишь ты, вояка" - только и сказал он.

Мы пригласили за стол к завтраку сына Бойкова.

- Николай Борисович, что же вы раньше не сказали, что у нас в батальоне воюет ваш сын? - осторожно спросил я.

- Сначала дело надо было сделать, а потом уж и с сыном свидеться. К тому же он ушел на фронт тайком от меня и матери...

- Не надо, папа! - взмолился Юра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});