Восход над деревом гинкго - Елена Кондрацкая

остановился и выпустил стрелу Тоонинтэмах в спину. Упала она, поражённая выстрелом, но ещё дышала. Такэру прошёл сквозь тории и приставил к горлу Тоонинтэмах нож, чтобы завершить начатое. Но тут задрожала земля и стало вокруг светло, как днём, – это яркая, будто полуденное солнце, вышла из святилища Сияющая Богиня, разгневанная тем, что Такэру посмел осквернить её храм.

«Как посмел ты пролить кровь на моей земле? – спросила Богиня. – Почему гонишь женщину, как дикого зверя?»

Упал Такэру на колени, поклонился, коснувшись лбом земли: «Эта женщина и есть дикий зверь – носит шкуры вместо шелков, чернилами покрывает лицо, но что хуже всего – не чтит Сияющую Богиню».

«А ты глуп и слеп, охотник, раз не в силах различить, где зверь, а где человек, – отвечала Богиня. – И это ты не чтишь меня, раз дерзнул нарушить запрет и отнять жизнь в моём святилище».

Такэру хотел оправдаться, но Сияющая Богиня взмахнула рукой и обратила его в чёрного пса, подошла к умирающей Тоонинтэмах, вынула стрелу из её спины и, коснувшись лба, обратила в белую волчицу.

«Ты больше не добыча, Тоонинтэмах, я даровала тебе силу, чтобы противостоять врагам, и эту силу обретёт и твой народ. А ты, Такэру, и весь твой народ отныне будете следовать за Тоонинтэмах и хранить её и её детей, и будет так всегда, потому что вы – одно».

Так шаманка Тоонинтэмах стала первой из Ооками, а охотник Такэру – первым из Инугами.

– Чего это ты решил вспомнить старую легенду? – спросила Кёко. Она эту историю не любила. Жестокая богиня наказала Такэру, но не дала выбора Тоонинтэмах, навеки связав её жизнь с жизнью убийцы. Кёко это казалось несправедливым. А ещё Кёко злилась на Тоонинтэмах за то, что та смиренно приняла свою судьбу.

– Потому что дело не только в клятве, которую я принёс тебе, но и в том, что так было заведено от начала времён. Я следую за тобой так же, как Такэру следовал за Тоонинтэмах, как Инугами должны следовать за Ооками.

Кёко покачала головой и взяла Такаю за руку. Сжала его тёплую ладонь в своей и заглянула в глаза.

– Я хочу, чтобы ты был свободен, – тихо сказала она, потому что ком в горле не позволял говорить громче. – Ты не заслужил такой жизни.

Такая мягко улыбнулся и сжал её руку в ответ.

– Я никогда не мечтал о свободе, Кёко. – Он коснулся ладонью её щеки, стерев сбежавшую слезу. – Мне она не нужна.

– Ты просто не знаешь другой жизни. – Она отстранилась.

– Десять лет я не служил тебе. – Такая выпустил её и вернул взгляд небу. – И нашёл утешение в служении другим. Ты мечтала о свободе, Кёко. А я шёл за тобой. Не потому, что люблю тебя, не потому, что не знал другой жизни, а потому, что выбрал долг. И продолжаю выбирать.

Кёко поджала губы и тоже подняла глаза к звёздам, чтобы не дать второй раз за вечер пролиться слезам. Она не заслужила их. Ни Мико, ни Такаю, ни Райдэна – она никого из них не заслужила. Она делала им больно, она разрушила их мечты, была груба и жестока, так почему же они всё равно остаются на её стороне?

– Наши хвосты связаны. И я не дам тебе упасть так же, как ты не дала упасть мне.

– Спасибо, Такая, – сказала Кёко. – За всё.

Глава 8. Искра в ладони

Деревья в саду оплетали разноцветные ленты. Ветер подхватывал лёгкий шёлк, и они оживали, шелестя в тон листве. На поляне за ночь собрали помост, который украсили цветами и флагами с гербами пса и волка. Инугами собрались вокруг, заполнив собой всё свободное пространство, стучали барабаны тайко. Нагамасу был выше почти всех своих подданных и стоял в первых рядах, над ним слуга держал большой шёлковый зонт. В тени Нагамасу приютилась низенькая, очень красивая женщина – его жена. Она говорила с мужем, склонив голову и не поднимая глаз, прятала улыбку за веером и выглядела робкой и кроткой. Мико невольно хмыкнула – возьми Нагамасу в наложницы Кёко, быть может, сам бы от неё в итоге и сбежал, не выдержав взрывного характера.

– Чего смеешься? – спросил Райдэн, обводя взглядом нарядных гостей. Он, Мико и Ицуки, в отличие от окружающих, были одеты совсем не по-праздничному. И то ли поэтому, то ли из-за слухов Мико всё время ловили на себе любопытные взгляды. Мико их почти не замечала, а вот Райдэна они, кажется, здорово раздражали.

– Да так, – отмахнулась Мико и оглянулась в поисках Ханзо. Он тоже пришёл на церемонию, но скрывался в тенях, то появляясь, то исчезая из поля зрения. Кёко лично попросила его прийти, и Мико была рада, что он согласился. – Надеюсь, с Кёко всё будет в порядке.

– Вчера приходил Такая, – сказал Райдэн. – Они с Кёко всю ночь просидели на энгаве. Хочется верить, что это хороший знак. Для них обоих.

– Хочется верить, – отозвалась Мико.

Зрители заволновались, а барабаны вдруг стихли, все разом обернулись.

По каменной дорожке в сопровождении шести слуг шли Кёко и Такая. Она – в красном, расшитом золотыми цветами кимоно. Он – в чёрном с серебряным гербом дома Инугами на рукавах. Медленно, под взглядами по меньшей мере сотни ёкаев, Кёко и Такая поднялись на помост и встали друг напротив друга. Кёко взяла у слуги кагура-сузу, Такая, помедлив, взял ленты, что крепились к его рукояти.

Сердце Мико ёкнуло, и она бросила взгляд на Райдэна. Совсем недавно они точно так же стояли в шаге друг от друга, готовые обменяться душами и навеки связать свои судьбы. Но вместо них это сделали Кёко и Хидэо… Пока Мико и Райдэн боролись за земли Истока, они боролись друг за друга. И теперь Кёко будет танцевать снова, на сей раз уже ради них, и ради того, чтобы смерть Хидэо не была напрасной. Думала ли она, что потеряет его? Что сражение, которое обещало победу, завершится гибелью одного из них? Верила ли? Допускала ли мысль?

Ударили барабаны, и Кёко, не сомневаясь, сделала первый шаг навстречу Такае. Она потеряла любимого мужчину, а до этого едва не потеряла друга. Глиняные чашки золото собирает воедино, чтобы они продолжили свой путь, но что, если чашка обратилась в пыль?

Кёко повернулась вокруг своей оси, позволяя Такае опутать её лентами. Зазвенели бубенчики на кагура-сузу. На щеках Кёко блестели слёзы. Били барабаны, и так же