Быть любимой - Людмила Белякова

Нина нарисовала еще кучу всяких хулиганских примочек вроде «Отдзынь, плесень!» или «Не стой над душой, проходи стороной!» с изображением отверстий от пуль или отпечатка босой ноги. Были, правда, и лирические плакатики, с яркими, как бы детской рукой намалеванными цветами и отмашками вроде «Ах, полноте!», или отпечатком пухлых дамских губ и призывом «Ну, подойди!».

— Давайте я сама отнесу, если вы боитесь, — говорила все это время Нина. — Он оценит! Почему вы об Александре Алексеевиче такого низкого мнения? Чувство юмора у него есть. Не будь он директором и пьяницей, очень даже приличный был бы человек…

Нина говорила, что она, как истинный Водолей, не терпит начальства по определению — дело только в степени неприятия, — и Свете придется с этим смириться. Света понимала, что Нина шутит, и не сердилась.

Алексашин просто зашелся от восторга, когда Света показала ему Нинину «коллекцию». Он, отстранившись, поглядел на Свету с восхищением во взоре.

— Нет, нет, — предупреждая его вопрос, сказала Света грустно. — Это Нина Георгиевна для вас сделала. Я ее даже не просила.

Света уже вернулась в отдел, когда по внутреннему телефону позвонил Алексашин и лично поблагодарил Нину за услугу.

— Ну что вы… Да, училась, и даже имею квалификацию художника-мультипликатора и художника-иконописца… Нет, сейчас нет — это настроя особого требует. Жизнь у меня чересчур светская… Да, спасибо за признание моих скромных возможностей…

— А чего он вам говорил? — осторожно спросила Света.

— Сказал, что больше всего понравилось про козла.

— А, да, он и мне это сказал.

Как же Свете нравилось, когда все вокруг друг друга любили и хвалили! Она просто купалась в атмосфере тепла, добра и любви! Ангелы порхали, едва слышно трепеща крылышками, люди делали друг другу подарки, говорили комплименты, и все вместе обожали Свету… Случалось это редко, но когда случалось, Света была счастлива. Вот, вроде и Нина с Алексашиным нашли общий язык, а он уходит… Такая жалость!

Юбилей Алексашина прошел, как следует, нормально, с умеренным накалом и в смысле хороших слов, и в смысле пития, потому что все знали о подоплеке и надвигающейся смене власти. Плакатиками Ниниными он так и не воспользовался — наверное, пожалел.

В отделе они с девчонками занимались тем, что собирали по всем отделам адреса сотрудничающих компаний, чтобы поздравить их с Рождеством и Новым годом, о приближении которого давали знать и длинные промозглые ночи, и выпавший, наконец, снег.

Дома у Светы все было по-старому. Толька был то ласков, то груб, в зависимости от Светиных заработков. Но рук не распускал, боясь напоминаний о романе с Алиской. Как ни говори, он запятнал себя натуральной, фактически установленной изменой, а целомудренную Свету в этом упрекнуть было невозможно.

Так потихоньку они добрались до конца декабря. Нина ходила мрачная и говорила, что ее раздражает эта «бесконечная темень».

— И вот ведь, заметьте, день уже начал прибавляться, а на улице еще темнее! Вроде я человек зимний, родившийся зимой и на Крайнем Севере, а зиму не люблю… Нет, конечно, мороз и солнце — это, без сомненья, день чудесный, но вот где это солнце?! Товарищ начальник, ну-ка, живо, осветите окрестности в соответствии с вашим именем! Невмоготу мне!

Света только улыбалась и просила Нину потерпеть — скоро весна.

Лена на конец декабря взяла отпуск за свой счет, чтобы поехать с мужем в Израиль. Она не особенно скрывала, да и все догадывались, что едут они не только навестить Сашкиных родственников, но, главное, похлопотать по поводу все так и не появлявшегося наследника.

Действовать Авессаломовы решили комплексно: и по религиозному, и по научному направлениям. В Израиле Лену за несколько месяцев вперед записали на прием к какому-то медицинскому светилу, немыслимо дорогому, к которому обращались даже голливудские кинозвезды в случае проблем с деторождением. Планировали они и выполнить какие-то религиозные обряды в специальном месте, куда приходили бездетные иудейские пары.

Лену все жалели, даже Нина, которая сентиментальностью и чадолюбием не страдала. Замуж, по ее словам, она решила не выходить и детей не заводить еще в четырнадцать лет, и неукоснительно этому решению следовала.

— Не жалеете? — как-то однажды между прочим спросила ее Лена.

— Не-а, — ответила Нина легко. — В это время, в этой стране… Для этого законченным садистом надо быть… Хорошо, вот сейчас все есть — были бы деньги. А когда мои сверстницы замуж выходили, им на загсовские талоны предлагали либо посуду, либо белье, а чтоб и то и другое — фигушки, дефицит, видите ли… А потом, когда появлялся ребенок, в зависимости от урожая хлопка или выдавали, или не выдавали комплект пеленочек… Хлопчатки не было! Младенчика хоть в подоле из роддома неси! А уж рожать-то!.. У нас в Коломне была одна акушерка — город-то не очень уж большой, все всех знают, — которая рожениц иначе, как «б…» не называла. А если кто-то пытался жаловаться, заведующая отвечала, что у нее самая лучшая статистика: очень редко осложнения при родах и дети всегда живы — та акушерка ка-а-ак матом роженицу обложит, так та сразу от испуга и родит… Но это все не для меня. Другие — пожалуйста. А без меня одной, я думаю, в этом несложном деле можно обойтись.

— Ну, как-то это все так… — неуверенно вступила в беседу Света. — Семья все-таки… Кто вам в старости чашку воды подаст?

— А много ли стариков в семье у детей живут, вы сами прикиньте? В старости практически все одиноки. И детные, и бездетные. Только детным обиднее, расти их вот, а за помощью ходи к соседям. Да и чего я бы стала думать об этом в двадцать или в тридцать лет? Что это за жизнь — ожидание старости? Может, я и не доживу…

— Ну что вы такое говорите… Такая здоровая женщина…

— Проблемы надо решать по мере их возникновения, — нравоучительно произнесла Нина, — а не планировать их. Если их планировать, они и в самом деле возникнут. У каждого положения есть свои преимущества. Отсутствие мужа и детей гарантирует беззаботную молодость, но может обернуться одинокой старостью…

— Так вы это все-таки признаете? — почти обрадовалась Света.

— Это подсказывает здравый смысл. Но если учесть, что мужья имеют свойство уходить или умирать, а дети часто забывают родителей или тоже иногда умирают молодыми, то можно и молодость за пеленками-кастрюльками просидеть, и в старости на бобах остаться — это кому как повезет. Я лично рассчитываю только на себя.

— А любовь?

— А что любовь?

— Ну как же… — Света даже не знала, как объяснить Нине, что жизнь без любви пуста, грустна, скучна и просто немыслима.