Путь королей - Брендон Сандерсон

«Скорее всего, выживет…»

Кашель продолжался. Кто-то открыл замок на двери. Знают ли они, как помочь этому человеку? Такой простой способ. Дайте ему воды, и он будет жить.

Не имеет значения. Лучше не вмешиваться.

Люди, умирающие на поле боя. Молодое лицо, такое знакомое и родное, обращено к Каладину в поисках спасения. Рана от меча на шее, сбоку. Всадник в осколочных доспехах, несущийся сквозь ряды солдат Амарама.

Кровь. Смерть. Крах. Боль.

И голос его отца: «Ты действительно бросишь его, сын? Позволишь умереть, когда мог бы помочь?»

«Забери меня буря!»

– Стойте! – заорал Каладин, вскакивая.

Другие рабы отшатнулись. Блат прыгнул внутрь, захлопнул дверь клетки и поднял дубину. За спиной наемника, словно за щитом, прятался Твлакв.

Каладин глубоко вздохнул, сжал листья в ладони, а другой вытер со лба струйку крови. Пересек маленькую клетку, топая босыми ногами по доскам. Блат внимательно следил за тем, как Каладин опустился на колени возле больного. В неровном свете фонаря можно было разглядеть длинное лицо со впавшими щеками и почти бесцветными губами. Раб кашлял мокротой, зеленоватой и густой. Каладин ощупал его шею в поисках припухлостей, потом проверил темно-карие глаза и сказал:

– Это называется кашель-скрежетун. Он выживет, если давать ковш воды каждые два часа на протяжении пяти дней или около того. Его придется поить насильно. И добавьте сахар, если есть.

Блат почесал мощный подбородок, потом бросил взгляд на невысокого работорговца.

– Вытащи его, – сказал Твлакв.

Больной раб проснулся, когда Блат отпирал клетку. Наемник махнул дубиной, приказывая Каладину отступить, и тот с неохотой подчинился. Опустив нехитрое оружие, Блат взял раба под мышки и выволок наружу, не спуская с парня напряженного взгляда. В последней попытке к бегству, организованной Каладином, участвовало двадцать вооруженных рабов. За такое следовало бы казнить, но его хозяин заявил, что бывший воин «занимателен», заклеймил его отметиной «шаш» и продал за гроши.

Всегда находилась какая-то причина, чтобы Каладин выжил, в то время как те, кому он пытался помочь, умирали. Кто-то мог бы счесть подобное благословением, но сам Каладин видел лишь мучительную иронию судьбы. У прежнего хозяина ему доводилось беседовать с рабом с запада, селайцем, который рассказывал о легендарной Старой магии и ее проклятиях. Может, его угораздило навлечь на себя что-то подобное?

«Не дури», – приказал себе Каладин.

Дверь клетки вернулась на прежнее место, щелкнул замок. Клетки необходимы – Твлакву приходилось защищать свое хрупкое имущество от Великих бурь. У клеток были деревянные боковины, которые вытаскивали и закрепляли в преддверии яростных порывов ветра.

Блат подтащил раба к костру, к непочатому бочонку с водой. Каладин почувствовал облегчение. «Ну вот, – подумал он. – Возможно, ты еще можешь кому-то помочь. Возможно, есть причина не быть безразличным».

Каладин разжал пальцы и посмотрел на раскрошившиеся черные листья на ладони. Они ему не нужны. Подсыпать их в питье Твлакву – не только сложное, но и бессмысленное дело. Разве ему и впрямь хочется, чтобы работорговец умер? Чего он этим добьется?

Послышался негромкий треск, потом – звук потише, словно кто-то уронил мешок с зерном. Каладин вскинул голову, устремив взгляд туда, где Блат положил больного. Наемник снова поднял дубину и резко отпустил, расколов череп раба.

Ни вопля боли, ни мольбы о пощаде. Во тьме тело несчастного обмякло. Блат небрежно поднял труп и закинул на спину.

– Нет! – завопил Каладин, бросаясь через всю клетку и обрушиваясь на прутья.

Твлакв грелся у костра.

– Забери тебя буря! Ублюдок, он мог выжить!

Работорговец посмотрел на него и неторопливо подошел, поправляя свою синюю вязаную шапочку:

– Понимаешь, из-за него вы бы все заболели. – У Твлаква был легкий акцент, он делал слишком короткие паузы между словами и неправильно ставил ударения. Каладину всегда казалось, что тайленцы говорят невнятно. – Я не могу потерять целый фургон из-за одного человека.

– Он был не заразен! – воскликнул Каладин, снова ударяя кулаками по прутьям. – Если бы кто-то из нас мог заболеть, это бы уже случилось.

– Надеюсь, не случится. Думаю, его было не спасти.

– Я же сказал тебе, что это не так!

– Дезертир, а почему я должен верить тебе? – с веселым изумлением спросил Твлакв. – Человеку, у которого в глазах тлеет ненависть? Ты бы меня убил. – Он пожал плечами. – Наплевать. Главное, чтобы вы были достаточно сильными, когда начнутся торги. Ты должен меня благодарить – я спас тебя от болезни, которая поразила этого человека.

– Я поблагодарю твой могильный курган, что сам и насыплю, – ответил Каладин.

Твлакв улыбнулся и направился обратно к костру:

– Береги свою ярость, дезертир, и свою силу. За тебя хорошо заплатят, когда мы прибудем на место.

«Только если ты доживешь», – подумал парень. Твлакв всегда кипятил остатки воды из ведра, которое использовал для рабов. Подвешивал над огнем и делал себе чай. Если Каладин устроит так, что ему дадут воду последним, можно измельчить листья и бросить их в…

Каладин застыл и перевел взгляд на свои руки. Поддавшись гневу, он забыл, что продолжает сжимать черногибник. Сухие листья рассыпались, когда он бил кулаками по прутьям клетки. Лишь несколько кусочков прилипли к ладоням, и этого ни на что не хватило бы.

Парень резко повернулся. Пол клетки был грязным и сырым; если листья и упали на него, собрать их не представлялось возможным. Внезапно поднялся ветер и выдул пыль, крошки и грязь из фургона в ночь.

Опять ничего не вышло.

Каладин рухнул обратно на прутья клетки и уронил голову, переживая свое поражение. Проклятый спрен ветра продолжал носиться вокруг, и вид у духа был удивленный.

3

Город колокольчиков

«Человек стоял на утесе и смотрел, как его родина превращается в ничто. Далеко-далеко под ним бушевала вода. И он слышал, как плачет ребенок. То были его собственные слезы».

Записано четвертого танатеса 1171 года за 30 секунд до смерти. Наблюдался известный в округе сапожник.

Шаллан и не надеялась когда-нибудь посетить Харбрант, город колокольчиков. Хотя девушка часто мечтала о путешествиях, все шло к тому, что юность она просидит взаперти в семейном особняке и единственной отдушиной для нее будут книги из домашней библиотеки. Она предполагала, что выйдет замуж за какого-нибудь отцовского союзника и остаток жизни проведет тоже в четырех стенах – но уже в доме супруга.

Однако ожидания похожи на дорогой фарфор: чем крепче его держишь, тем скорее он бьется.