Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дома за соблюдением религиозных обрядов следил глава семьи. В храме за них отвечал главный аристократ области, поскольку это был храм его предков. В самом главном храме, посвященном предкам верховного правителя, а следовательно, и всей нации, обряды совершал царь. Помогавшие ему чиновники и слуги являлись самым близким подобием чжоуского духовенства, поскольку они присматривали за храмом, были сведущи в ритуалах и составляли молитвы.
Судя по всему, молитвы были не столько ритуалом, сколько насущной потребностью. Чаще всего молящийся просил о долголетии — в силу высокого положения стариков, как в семье, так и в обществе. Богатый человек мог написать специальную молитву на бронзовом сосуде, стоимость которого вряд ли смог бы проигнорировать даже самый мрачный дух, но обычно считалось достаточным использовать метод шанцев, состоявший в сожжении молитвенного письма, чей дым должен был донести послание до небес. По-видимому, существовали некоторые разногласия по поводу места обитания духов. Небеса — место, где они, как считалось, пребывали, — все чаще отождествлялись с Шан-ди, или Верховным владыкой, — главной силой, поддерживающей гармонию вселенной. Поэтому духов постепенно переселили под землю, в место, которое называлось Желтый источник.
В тех случаях, когда от духов требовалось получить ответ, применялось искусство гадания. Даже подготовку к жертвоприношению нельзя было начать без предварительного одобрения духов относительно предмета или животного, предназначенного в жертву. Некоторые западные народы той эпохи, такие как этруски, у которых учились римляне, гадали на внутренностях животных, но чжоусцы по примеру шанцев использовали кости, главным образом черепаший панцирь. Они сочетали этот метод с целым рядом других, самый распространенный из которых был основан на гадании на стебле тысячелистника. На протяжении многих поколений китайцы использовали «Книгу Перемен» («И цзин»), где детально описываются всевозможные сочетания боковых побегов тысячелистника различной длины, по которым посвященный мог интерпретировать волю духов и предсказывать будущее. Никто теперь не понимает эту книгу, старейшую в китайской литературе; она выглядит как каббалистическое руководство для колдунов. И все же многие века великие мыслители писали к ней глубокие и тонкие комментарии. Здесь следует напомнить, что еще несколько столетий назад мистика и наука были неразделимы. Так, например, Пифагор, считающийся одним из основателей западной науки, рассуждал о мистических свойствах бобовых семян.
За пределами дома главным местом для вызова духов являлся храм предков, где их имена были начертаны на деревянных табличках. Храм предков считался самым важным местом в каждой общине, а храмы князей и царя — самыми важными в княжествах и всем царстве соответственно. В этих храмах решались вопросы, связанные как с богами, так и с людьми. Здесь вершились важнейшие государственные дела, включая назначение наследника, провозглашались декреты, присваивались титулы, устраивались дипломатические приемы и даже официальные банкеты; отсюда армии уходили в поход, захватив с собой некоторые из деревянных табличек, которые возвращали в храм после победы или поражения. Можно сказать, что в те времена в Китае вряд ли можно было найти такое дело, которое обходилось бы без участия духов. Их почитание эволюционировало в сложный храмовый ритуал, нашедший свое отражение в утонченном церемониале аристократического сословия.
Тема ритуала затрагивает самое ядро китайской цивилизации, а в том, что касается мотивов, побуждающих человека к соблюдению определенных моральных и этических норм, отличает ее от всех остальных. Мотивы, существовавшие на Западе, представляли собой смесь религии, закона и общественного мнения, причем религия стала таким мотивом в последнюю очередь, так как поначалу она лишь призывала своих последователей совершать установленные ритуалы. Считалось, что только ритуалы, а не абстрактная добродетель, способны умилостивить богов — совсем неудивительно, притом что мораль считалась простым определением того, как люди могут лучше жить в обществе. Переход к вере в то, что богам требуется еще что-то, кроме бесхитростного религиозного служения, возможно, был связан с их персонификацией, наблюдавшейся во многих цивилизациях — от этрусской, персидской, ассирийской, еврейской, финикийской и египетской до греческой; они воспринимались мистически и трансцендентально, как люди, или люди, наделенные сверхчеловеческим могуществом. В процессе персонификации возникали достаточно необычные верования — например, что вселенная была создана богом, который породил сам себя; что бог имеет моральный кодекс (так, иудейские пророки настаивали на том, что Иегова в высшей степени справедливый бог, в то время как греческие боги достаточно далеки от морали); что в зависимости от того, насколько ревностно человек соблюдает этот кодекс, бог может либо вознаграждать его, либо наказывать и что цель жизни состоит в служении богу. Из веры в то, что верховный отец следит за поведением своих детей, выросла концепция божественного воздаяния. В условиях, когда порочность очень часто приводила к процветанию, данная идея, возможно, так никогда бы и не укоренилась, если бы не еще одна, выдвинутая следом за ней, замечательная идея, утешавшая человека перспективой получения своего маленького вознаграждения если не при жизни, то после смерти. Великие иудейские пророки, современники Восточной Чжоу, только начинали пропагандировать это верование, желая перенести акцент с ритуала на этику. Тем не менее в иудейской религии ритуал всегда сохранял свое первостепенное значение как внешнее проявление религиозной веры, требующее содержание целого класса профессиональных священников для надзора за ним.
Просвещенный Китай VII века до н. э. был далек от этого. Китайцы верили в бессмертие души, но без райских блаженств или адских мук — да, душе усопшего грозили страдания, но лишь в том случае, если родственники не будут совершать для нее необходимые жертвоприношения. Шан-ди, верховное божество, не был ни космическим творцом, ни вершителем верховного правосудия, ни автором моральных кодексов, и его единственная связь с добродетелью состояла в необходимом условии получения божественной санкции на царское правление — добродетель, которая определена не божественными заповедями, а тем, как ее понимает каждый человек. Хотя природные духи, столь многочисленные и могущественные в крестьянской среде, были смутно персонифицированы — несомненно, по аналогии с духами предков, — мысли китайцев все больше обращались к силам, которые не разделялись на группы добрых и злых демонов, о которых позднее рассказывал персам Заратустра, а скорее были ближе к таким физическим силам, как, скажем, гравитация или магнетизм. Они действовали в соответствии со своим конкретным характером, а не божественным статусом (с которым мы до сих пор считаемся, ошибочно называя научные гипотезы «законами»), в то время как высшая первичная сила сохраняла единство вселенной, поддерживая порядок. Этот порядок был не фиксированным, а постоянно меняющимся и эволюционировал по мере того, как различные силы взаимодействовали, порождая гармонию или равновесие между всеми явлениями. Вселенная была единой, и гармония вселенной складывалась из гармонии ее составных частей, а человек вместе со своими собратьями являлся частью вселенной в такой же степени, как и солнце на небе.
Таким образом, мораль была всего лишь соблюдением естественного порядка. Хорошее поведение способствовало приведению человеческого общества в созвучие с гармонией небесных сфер; плохое поведение вносило диссонанс и вредило общему благосостоянию. Некоторую склонность придать морали религиозные мотивы можно увидеть в любви китайцев к прецеденту, которая приводила к тому, что любое отклонение от поведения или мнения предков могло быть расценено как неуважение, но усилия некоторых мыслителей убедить общество в том, что добродетельное поведение само по себе приносит удовольствие предкам, не имели особого успеха. Однако, даже несмотря на то, что единственным выражением религиозной веры в Китае был ритуал, он не стал таким затянутым и многословным, как, скажем, в индийском брахманизме, и для его проведения не требовался класс профессиональных священников.
Вместо этого чжоуская цивилизация взрастила близкий к духовенству, но в то же время совершено иной общественный класс. Он являлся продуктом своего времени, которое, после того как ранняя эпоха военной оккупации уступила место внутренним сложностям разросшегося правительства и внешним трудностям борьбы за власть, требовало, чтобы правители все больше и больше полагались в делах управления на ученых людей, обращаясь к ним за советом. Эти люди были наследниками традиции, начатой еще слугами и рабами шанского государства и продолженной потомками их хозяев — поскольку представители бывшей шанской аристократии были одними из главных учителей чжоусцев, жадно впитывавших в себя достижения завоеванной цивилизации. Так появился класс высокообразованных людей, поставлявший государству непревзойденных гражданских чиновников, замечательных мыслителей и художников. Эти люди, бывшие источником и проводниками китайских интеллектуальных достижений, стали известны как просто «ученые».
- Великая Китайская стена - Джулия Ловелл - История
- СССР. Автобиография - Кирилл Королев - История
- Скрытый Тибет. История независимости и оккупации - Сергей Кузьмин - История
- Вехи русской истории - Борис Юлин - История
- Мой Карфаген обязан быть разрушен - Валерия Новодворская - История
- 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе - Николай Черушев - История
- Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд - Военная документалистика / История
- Весна 43-го (01.04.1943 – 31.05.1943) - Владимир Побочный - История
- Если раскопать холм… - Анатолий Варшавский - История
- Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты - Рональд Фредерик Делдерфилд - Биографии и Мемуары / История