Тайна лабиринта - Маргалит Фокс

Значение лишь одного слова линейного письма Б было известно с высокой долей вероятности. Это было слово , и хотя никто не знал, как оно произносится, контекст помог определить его. Оно появлялось регулярно в нижней части описей перед суммой и вероятнее всего означало “итого”. В общем, не так уж много для 40 лет работы.

Каким образом дешифровщик проникает в такую герметичную систему? Есть лишь один способ. Проиллюстрируем его с помощью задачи, предложенной в 2010 году на Международной лингвистической олимпиаде для старшеклассников. Задачу придумал Александр Пиперски. В ней используется существующая в действительности система письма – блиссимволика. Карл К. Блисс (Блиц), австрийский еврей, переживший Бухенвальд, предложил универсальную систему письма. Блиссимволика – пример чисто идеографической системы, в которой каждый знак обозначает целое понятие.

Ниже приведены 11 английских слов, пронумерованных и записанных с помощью блиссимволики.

Задача: найти соответствие каждому символу с корректным переводом. (Общий метод дешифровки описан ниже, решение приведено в примечаниях.) Когда кто-нибудь сталкивается с подобной проблемой, первая реакция, естественно, – это паника: символы выглядят совершенно непроницаемыми. Можно попытаться найти ключ в самой письменности. (Но не всегда он заключен в задаче.)

В данном случае у нас серьезное преимущество перед исследователями линейного письма Б: мы имеем дело с двуязычной надписью. Начнем с английских слов. Мы немедленно заметим, что эта группа состоит из разных частей речи: существительных, прилагательных и глаголов.

4 существительных: талия; губы; активность; слюна.

4 прилагательных: активный; больной; западный; веселый.

3 глагола: дуть; кричать; дышать.

Это первый ключ. Мы знаем, что группа из 11 символов содержит 4 существительных, 4 прилагательных и всего 3 глагола. Если мы найдем то общее, что характеризует последние 3 символа, то, вероятно, установим и глаголы. Обратимся к символам. На этом этапе мы не будем пытаться переводить их. Мы рассмотрим их как абстракции.

Можно заметить следующее. Во-первых, во всех случаях, кроме одного (№10), имеется больше, чем один дополнительный компонент. Это может оказаться важным, хотя мы еще не знаем, почему. Во-вторых, над некоторыми символами стоят значки: “крышечка” (۸) или галочка (۷). По этому принципу мы можем рассортировать 11 символов:

3 знака с “крышечкой”: №№ 1, 6, 9.

4 знака с галочкой: №№ 3, 4, 7, 11.

4 знака без “крышечки” и без галочки: №№ 2, 5, 8, 10.

Мы сделали первое крупное открытие. Мы искали три глагола, и в трех символах (с “крышечкой”), возможно, нашли их. Условно обозначим эти символы как глаголы. Мы еще не знаем, какой символ какому глаголу соответствует. Данные можно суммировать так:

= возможные глаголы (порядок неизвестен): “дуть”, “плакать”, “дышать”.

А вот теперь, кажется, мы застряли. У нас осталось 4 символа с галочкой и 4 простых символа. И нет способа выяснить, какая группа содержит существительные, а какая – прилагательные. Или есть?

Взглянув на перевод, мы увидим, что два слова в списке тесно связаны: существительное “активность” и прилагательное “активный”. Они отличаются лишь одним параметром: это разные части речи. Если бы мы нашли два символа Блисса, которые также отличались бы одним параметром, это нас выручило бы.

Мы найдем лишь одну такую пару: №№ 4 и 10, . Один знак – с галочкой, второй – без. Одно из них – прилагательное “активный”, второе – существительное “активность”. Галочка превращает либо существительное в прилагательное, либо прилагательное – в существительное. Но как это определить? Присмотримся к отдельным знакам. (Так Шампольон догадался, что египетский иероглиф  означает слово “солнце”.)

Начнем со знаков с галочкой: №№3, 4, 7 и 11  и ). Если это существительные, то они означают (в случайном порядке): талия, губы, активность, слюна. Если это прилагательные, то они означают (также в случайном порядке): активный, больной, западный, радостный.

Заметно, что один знак выпадает из ряда: №11 – сердце с галочкой наверху и со стрелкой, направленной вверх. Мы знаем, что блиссимволика – это идеографическая система, которая должна быть универсальной. Во многих культурах сердце считается вместилищем эмоций. Какое из оставшихся английских слов может быть связано с эмоциями?

Такое слово одно: прилагательное “веселый”. Если мы предполагаем, что символ №11 означает “веселый”, мы можем построить дедуктивную цепочку:

Если  = “радостный”, то галочка превращает существительные в прилагательные.

Следовательно,  = “активность”,  = “активный”.

Три оставшихся существительных:  – это (в случайном порядке) “талия”, “губы”, “слюна”.

Два оставшихся прилагательных:  – это (в случайном порядке) “больной” и “западный”.

Глаголы  – это (в случайном порядке) “дуть”, “плакать”, “дышать”.

Аналогично можно установить значение всех 11 слов. Заметим, что многие английские слова отсылают к частям тела или их функциям. Это также может наводить на мысль о многочастной форме многих символов: такая форма может лучше передавать значение, которое является суммой компонентов.

Сталкиваясь с линейным письмом Б, Алиса Кобер и другие исследователи имели дело с подобной дедуктивной процедурой, заполняя тысячу ячеек. Но, к отвращению Кобер, большинство ее коллег брались за задачу не с того конца: пытались сначала определить язык, на котором говорили минойцы, а затем дешифровать их письменность.

У всякого, казалось, имелось собственное представление о том, какой язык сохранили таблички. (Майкл Вентрис, например, держался за ту идею, что это был забытый язык этрусков, пока за несколько недель до успешной дешифровки не прозрел.) “Можно доказать… что критяне говорили на любом известном языке, который существовал в то время – при одном условии: если не учитывать тот факт, что полдюжины других вариантов в той же степени логичны и справедливы, – объясняла в 1948 году Кобер на лекции в Йельском университете. – Один из моих корреспондентов утверждает, что критяне были кельтами по пути в Ирландию и Англию, а другой настаивал на том, что они связаны с полинезийцами”.

В отношении языка письменности Кобер предпочитала оставаться агностиком. “Мне интересно лишь, – сказала она однажды, – что именно писали минойцы”. Она настаивала, что таблички следует изучать лишь сами по себе и, исключив предрассудки дешифровщика, письменности нужно позволить говорить самой за себя.

“Мы можем говорить не о языке, а лишь о письменности, потому что система письма не прочитана, – сказала она однажды. – Так как все, что мы знаем о языке или о языках письменности, это то, что дает нам увидеть грамматология. Доскональное понимание всех письменных источников необходимо нам до выдвижения любых лингвистических теорий. В противном случае мы неизбежно будем ходить по кругу”.

К середине 30-х годов, имея в распоряжении две сотни надписей, Кобер начала прочесывать лес символов в поисках подсказок. Она начала считать.

Язык и письменность – даже отдаленно не одно и то же. В любом языке предложения могут быть разобраны на слова, а слова – на более мелкие части. Важно заметить, что эти части организованы, по словам антрополога Элизабет Барбер, “по принципу селекции и комбинации”. Письменность, которую используют для записи того или иного языка, будет отображать эти принципы.

Простой пример. В любой надписи, пишет Барбер, “каждый знак связан особым отношением с соседними знаками”. В итальянском языке, например, допускается, чтобы за s следовал f или g в начале слова: sforza (“сила”), sfumato (“туманный”), sgraffito (“рисунок, надпись”). Не так обстоят дела с английским языком – и только по той причине, что давным-давно он решил, как себя вести. В итоге многие знаки будут возникать бок о бок в определенных позициях в текстах на итальянском, но не на английском. Перевод в таблицу такого поведения помогает дешифровщику языка надписи сузить поле возможностей.

Страница из блокнота Алисы Кобер с рабочими записями.

Когда Кобер начала работу, она хранила таблицы в записных книжках. Всего за несколько лет она заполнит 40 записных книжек: “счетные книги” XX века, в которых она составляет перечни счетных книг бронзового века. Но во время Второй мировой войны и после нее бумага была в дефиците, и Кобер приходилось прибегать к ухищрениям (иногда даже к воровству), чтобы продолжать вести статистику. Когда записные книжки стали роскошью, она начала нарезать двух-трехдюймовые карточки из любой бумаги, которую могла найти: из церковных объявлений, почтовых открыток, обложек учительских журналов, бланков из библиотеки колледжа и т.д.