Три яйца, или Пистолет в задницу - Виталий Ханинаев

Гриша ("ЫБА") неподвижно, как известная скульптура, все сидел, сопя чуть слышно, на ступеньке возле урны. Впечатление такое, будто спал он наяву, в относительном покое, "Яву" мучая во рту. Наша шумная четверка аккуратно пролетела над безжизненным над телом, над аморфным гетеристом, напевающего Листа (пятую симфонию для оркестра и для скрипки). Захотелося нам рыбки: скумбрию, сардины, шпроты, и оставили мы "ЫБКу" в состоянии блевоты...

Игорь Первый прыгал с Таней под мелодию Джеймс Ласта, почему-то на диване, что конечно же, напрасно, и не слишком современно... Своевременно заметил я, что в девушке Елене так, слегка, но тем неменье, совершилась перемена. Кто-то девушку обидел, кто-то взял ее за что-то, Лена позвонила маме, сообщив, что будет дома в десять, ровно через час. Я спросил ее: "Елена, Боже мой, что же случилось? Вы скажите, покажите, кто посмел обидеть Вас?" Лена тихо прошептала: "Я не знала, я не знала, что у Вас такое будет, я пойду домой, пожалуй, мне нельзя здесь оставаться, у меня больная мама, мама будет волноваться. Вы, Виталий, извините, что я рано ухожу, но к компании, простите, Вашей я не подхожу".

Будучи нетрезвым в доску, проводить пошел Елену (только спьяну может низко человек так опуститься). Я шагал нетвердым шагом, по возможности, в такт Лене, и, с естественным волненьем, думал, не случилось с "магом" моим дома что-нибудь. Длинным мне казался путь, мы дошли до остановки, девушка меня спросила, как доехать до "Каховки". Я понять ее пытался и, поняв, промолвил хрипло: "Нужно на сэсссот двадцатом...", а она: "Такого нету..." "Нету? Ах, простите, Лена, нужен Вам другой автобус, сто восемьдесят девятый...", а она, чуть ли не плача: "Здесь такого тоже нет..." "Быть не может, что за бред?! Нету? Посадили, значит ... Эврика! Я вспомнил, Лена, где-то ходит здесь двухсотый, и он Вас в мгновенье ока до "Каховской" довезет". "Вы меня простите, только здесь такого тоже нет..." Тут моча меня пробила, то есть пот пошел со лба, Лена молча слезы лила, я себе сказал: ТРУБА... Но тут вспомнил я про школу, про свою сорок вторую, про родную дорогую, и про то, какие баллы я в ней часто получал, и тогда я закричал: "Господи! Какой профан я. Лена, нам нужны "бананы"! То есть я хотел сказать, Вам необходим автобус номер 222!" К моему большому счастью, Лена тоже просияла, здесь такой автобус был... "Что ж, спасибо Вам, Виталий, Вы идите, Вас там ждут..." "Нет, я Вас собственноручно на автобус посажу..." Вот подъехал и автобус, я услышал: "До свиданья", подо мной качался глобус, предо мной шаталось зданье, надо мной плясало небо, а в глазах - магнитофон, я решил: неплохо мне бы наконец найти свой дом...

Я нашел свою квартиру, я зашел в нее и вижу: Гриша Рыбников с гитарой, рядом Тимофеев Гриша, оба Игоря и это - на диване, том, что слева. На диване, том, что справа - Оля, Света и Татьяна, а в прокуренном тумане, где-то там под потолком, люстра ходуном ходила, "ЫБА" песенки вопила, Оля молча водку пила, у ней чуть спустились джинсы, у ней расстегнулась блузка, я послал подальше принцип, я подумал, как там узко, и голо, ля, и голо, ля, и голо, куда же я смотрел и где Никола, ля, Никола, ля, Никола (а Чекист, то есть Никита, мирно спя, храпел в корыте, у Шемякина у Пита, в позе древнего пиита)...

Я забыл, что стало позже, я забыл, что было раньше, а на кухне наш Алеша, его лучший друг - Наташа, сообща посуду мыли, почему-то детским мылом, и нечаянно разбили: он - стакан, она - фужер, видимо, дошли уже, он держал ее за же...лтоватое тряпье, коим вытирал посуду, кто-то бегал в неглиже, но об этом я не буду.

А потом, те три созданья, что лежали на диване, я в виду имею правый, возжелали уходить, потому что те, что слева, попытались сдвинуть вместе (ведь природа выше чести) свой диван с другим диваном, из истории известно нам, что сдвинуть левый с правым, право, просто невозможно и тогда лишь только можно, если правые желают, но такого не бывает. Мы закрыли дверь на ключ, ключ лежал в моем кармане, Игорь шептался с Таней, Оля (опыту, конечно, можно ей не занимать), очень даже эстетично и вполне дипломатично, заявила: "С вами спать, извините, мы не будем, с нас хотя и не убудет, мы и без того, ей-богу, вам позволили так много, что достаточно и так..." Рыбников промолвил: "Мрак". "... Открывайте, а то мы вас перестанем уважать..." Мы открыли, отпустили, и, конечно же, без мысли, чтоб еще там провожать.

Итак, все когда шло к ночи, и когда хотелось очень, мы остались ввосьмером, белоснежка и семь гномов (жаль, что не ушел Пахомов). Леша с другом был на кухне, и оттуда доносился легкий скрип оконной рамы, я, как подобает хаму, заглянул, сказал: ЭКСКЛИЗ... Кто-то предложил: "Давайте, групповой балдеж-стриптиз мы устроим. Раздевайтесь!" Долго нас просить не надо, Гриша Тимофеев сразу обнажил себя до плавок, и, в момент большого секса, в комнату вошла Наташа, кто-то спьяну предложил ей присоединиться к нам, а Наташа: "Я не можу, если б не было Алеши..." Я сказал: "Причем Алеша? Я тебя, Наташа, прошу..."

Дальше наступил провал, утром я с кровати встал: никого в квартире нет, может все приснилось мне? Затрезвонил телефон, я взял трубку: "А-алло". "ХАМ! - раздался пьяный голос, - это я, Чекист, ну как там? - и Чекист задал коронный и любимый свой вопрос: - Кто-нибудь кого-нибудь смог... вчера... так... невзначай?"...

Я пошел ставить чай...

март 1979 года