Николай II. Отречение которого не было - Петр Валентинович Мультатули

задумался, а затем голосом, полным горечи начал говорить»[1152].

К сожалению, на этом месте кандидат исторических наук А. Н. Закатов, который приводит эту найденную им в Гуверском институте цитату, рассказ А. П. Балка прерывает, и нам неизвестно, о чём же говорил далее великий князь.

Между тем, из книги генерала А. И. Спиридовича мы примерно можем себе представить, о чём думал и что мог говорить Кирилл Владимирович. Спиридович пишет, что того же 26-го февраля великий князь прибыл к генералу Хабалову. «В это время приехал В. К. Кирилл Владимирович, Он напал на Хабалова, что тот не дает никаких распоряжений, что делать с Гвардейским Экипажем? Хабалов оправдывался, что Экипаж ему не подчинён. Великий Князь отозвал в сторону Беляева и стал убеждать его принять в Совете министров меры — убрать Протопопова. Убеждал повлиять, чтобы Совет министров что-либо делал. В. Князь доказывал, что правительство бездействует, а революция разрастается. […] Великий же князь проехал в Гвардейский Экипаж. По его приказу и были собраны две роты молодых солдат. Князь сказал патриотическую речь, разъяснил, что роты идут в отряд к Зимнему дворцу, пропустил их церемониальным маршем, поцеловал и перекрестил фельдфебеля Рыбалко, и роты ушли. Мы уже знаем, как эти роты пришли на площадь, как мерзли там, не зная, что делать, и как разошлись»[1153].

Как мы видим, действия Кирилла Владимировича выходили за рамки только организации отпора мятежу. Великий князь давал советы политического характера — убрать Протопопова, которые явно не входили в его компетенцию. При этом мы не видим и активной роли Кирилла Владимировича в организации сопротивления революции. Вряд ли к такому сопротивлению можно отнести патриотическую речь, поцелуи, с благословения и церемониальные марши. А ведь великий князь, видя полную растерянность властей, на правах одного из старших членов династии мог подчинить себе эти власти и оставшиеся верные войска. Известно, что он был человеком лично мужественным и волевым, поэтому у него были все шансы нанести серьёзный удар по мятежу, или даже его подавить. Но великий князь этого не сделал. Всё это, впрочем, вовсе не означает, что Кирилл Владимирович симпатизировал перевороту или заговорщикам. Нет, он был полон решимости покончить с ними. Но эта решимость уступала в нём столь популярным в те годы стремлениям к политической деятельности. В эту деятельность в начале XX века активно втянулась русская аристократия, в том числе и представители династии. Не был свободен от этих устремлений и Кирилл Владимирович. При этом, будучи профессиональным военным, Кирилл Владимирович был совершенно не искушён в вопросах политики. Зато в ней были весьма искушены руководители Думы и в частности Родзянко.

28-го февраля Родзянко предложил великим князьям Павлу Александровичу и Кириллу Владимировичу поставить свои подписи под составленным проектом манифеста, в котором императору Николаю II рекомендовалось ввести в России конституционный строй. По словам английского посла Бьюкенена, со слов великого князя Михаила Александровича, эти подписи требовались от великих князей для того, чтобы «придать просьбе Родзянко [об «Ответственном министерстве»] больше весу». Цель манифеста была вполне определённой: утверждение правительства во главе с Родзянко.

Текст этого проекта был следующим: «Божьей милостью Мы Николай Вторый, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем Нашим верным подданным: в твердом намерении переустроить государственное управление в Империи на началах широкого народного представительства, Мы предполагали приурочить введение нового государственного строя ко дню окончания войны.

Бывшее правительство Наше, считая нежелательным установление ответственности министров перед Отечеством в лице законодательных учреждений, находило возможным отложить вообще этот акт на неопределенное время. События последних дней, однако, показали, что правительство, не опирающееся на большинство в законодательных учреждениях, не могло предвидеть возникших волнений и их властно предупредить.

Велика Наша скорбь, что в дни, когда на поле брани решаются судьбы России, внутренняя смута постигла столицу и отвлекла от работ на оборону, столь необходимых для победоносного окончания войны. Не без происков коварного врага посеяна смута и Россию постигло такое тяжкое испытание, но, крепко уповая на помощь Промысла Божья, Мы твердо уверены, что русский народ во имя блага своей родины сломит смуту и не даст восторжествовать вражеским проискам.

Осеняя себя крестным знаменем, Мы предоставляем государству Российскому конституционный строй и повелеваем продолжить прерванные Указом Нашим занятия Государственного Совета и Государственной Думы, поручая председателю Государственной Думы немедленно составить временный кабинет, опирающийся на доверие страны, который в согласии с Нами озаботится созывом законодательного собрания, необходимого для безотлагательного рассмотрения имеющего быть внесенным проекта Основных Законов Российской Империи.

Да послужит новый государственный строй к вящему преуспеянию, славе и счастью дорогой Нам России.

Дан в Царском Селе, марта в 1-й день, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот семнадцатое, Царствования же Нашего двадцать третье»[1154].

К этому времени Родзянко уже находился в давних и тесных контактах как с Павлом Александровичем, так и с Кириллом Владимировичем. Это вовсе не означает, что эти великие князья были участниками заговора. Просто они считали, что своими действиями они помогут вывести ситуацию из тупика и сохранить монархию. Родзянко заявил, что этот манифест будет предложено подписать Государю 1-го марта на вокзале Царского Села сразу же после его возвращения. 28-го февраля поздно вечером текст «великокняжеского манифеста» был подписан великими князьями Павлом Александровичем, Кириллом Владимировичем и Дмитрием Константиновичем. Утром 1-го марта проект манифеста был подписан великим князем Михаилом Александровичем, который, однако, в тот же день в письме к Родзянко попросил снять свою подпись.

В 18 часов 1-го марта великий князь Павел Александрович прислал в Александровский дворец Царского Села императрице Александре Феодоровне проект манифеста для того, чтобы просить императрицу поставить свою подпись под ним.

Накануне вечером, 28-го февраля, Павел Александрович был у императрицы по её просьбе. Тогда, как писал