Брут. Убийца-идеалист - Анна Берне

167

Плутарх описывает эту сцену, как и ряд других, основываясь на «Мемуарах» Марка Валерия Мессалы, к сожалению, в дальнейшем утраченных.

168

Этот вывод нам подсказывают некоторые из античных историков, повествующие о так называемом «самоубийстве чужими руками», которое Брут избрал из моральных соображений. Дело в том, что адепты пифагореизма строго соблюдали запрет на собственноручное прерывание своей жизни.

169

Джерард Уолтер подвергает сомнению достоверность этого диалога, который считает слишком высокопарным и приписывает воображению Плутарха. Однако приходится признать, что его содержание нисколько не противоречит тому, что нам известно о Бруте и образе его мыслей, нашедших свое выражение в письмах к Цицерону. Возможно, Плутарх позаимствовал этот диалог из «Мемуаров» Мессалы или воспоминаний Бибула.

170

Восстановить ход первого сражения под Филиппами, основываясь на сообщениях Плутарха, Аппиана и Диона Кассия, довольно трудно. Все три античных историка противоречат друг другу, и порой складывается впечатление, что они смутно различали две битвы — 3 октября и 23 октября. Отсюда и множество недоумений, которые вызывает их рассказ.

171

Около полутора километров.

172

Даже современникам самоубийство Кассия представлялось труднообъяснимым. Некоторые из них высказывали гипотезу, что он добровольно принял смерть, неправильно оценив общий исход битвы. С этим предположением трудно согласиться. Ни один здравомыслящий император не станет делать столь скоропалительных выводов, не убедившись в истинном положении вещей. Среди античных историков нашлись и такие, кто намекал, правда, с многочисленными оговорками, на возможность убийства. Но эта версия выглядит еще более неправдоподобно. На мысль свести счеты с жизнью Кассия вполне могло подтолкнуть собственное самолюбие, по которому в этот день был нанесен жестокий удар. Во всяком случае, такое объяснение вполне вписывается в характер Кассия с его взрывным темпераментом, склонностью впадать в беспричинную ярость и страдая жгучей завистью к Бруту.

173

Способ, каким Кассий приказал себя убить, свидетельствует, что он не хотел причинять зла Пиндару. Отрубить человеку голову помимо его воли довольно трудно, а ведь из палатки не доносилось никаких звуков борьбы. Поэтому предположение Плутарха о том, что Кассий был убит, выглядит маловероятным. Вообще, древние римляне, совершая самоубийство, прибегали к другому способу: они бросались на меч. Плутарх пишет также, что Брут и Кассий приняли смерть от того же оружия, каким поразили Цезаря. Повествующие об этом страницы проникнуты высоким трагизмом, но согласиться с их достоверностью, увы, совершенно невозможно. Мы знаем, что в Мартовские иды заговорщики имели при себе короткие кинжалы, которые легко было спрятать в складках тоги, тогда как вооружение легионеров составляли большие и тяжелые мечи. Каким бы умелым убийцей ни был Пиндар, вряд ли ему удалось бы отсечь хозяину голову коротенькой дагой...

174

Ни у одного античного автора рассказ об этой казни не вызвал ни малейших упреков в безнравственности. Плутарх, крайне внимательный к поддержанию доброй репутации своего героя, спокойно пишет: «Он приказал умертвить толпу рабов». Трудно и, наверное, бессмысленно судить этих людей исходя из наших нынешних понятий о хорошем и дурном. Ведь понадобилось почти три века христианства, чтобы римское общество впервые серьезно задумалось о сущности института рабовладения.

175

«Это единственное несмываемое пятно на памяти Брута», — сетует в этой связи неподражаемый Плутарх. Естественно, ведь речь шла о греческих городах. Впрочем, мы попытаемся смыть «пятно» с памяти Брута, напомнив, что ни Фессалоники, ни Лакедемон никогда не подвергались разграблению по той простой причине, что республиканцы проиграли войну. К тому же еще неизвестно, выполнил бы Брут в случае победы данное воинам обещание или нашел бы другой, более пристойный способ отблагодарить их.

176

Аппиан, правда, утверждает, что Брут все-таки получил послание Мурка и знал об одержанной им победе. Если бы это было так, Брут имел бы весомый аргумент в споре со своими заместителями и ему наверняка удалось бы убедить их в необходимости отложить битву.

177

Аполлон в переводе с греческого означает «разрушитель». Другое его имя, Фобос, переводится как «ужас». (Аполлон — букв, «губящий издалека», однако, видимо, имя это негреческое и этимология дана по созвучию. Слово Phoebos означает «Светоносный». Это уже греческое имя бога. Автор путает его со словом phobos — страх. — Прим. науч. ред.)

178

Ни один античный историк не приводит текста речи Брута, произнесенной перед началом второй битвы при Филиппах. Это не значит, конечно, что Брут нарушил обычай и не стал ее произносить. Возможно, отсутствие ссылок на это выступление объясняется тем, что многие историки путали между собой оба сражения, разыгравшиеся в октябре 42 г.

179

Автор этих строк, цитируемых Дионом Кассием, неизвестен. Профессор Неродо полагает, что строки взяты из трагедии греческого драматурга Еврипида «Геракл».

180

Любопытно, но ровно через десять лет «виновник бед и скорбей» Брута Марк Антоний, оказавшись в гораздо худшем положении, неожиданно вспомнит эти же строки Еврипида.

181

Во всяком случае, именно так описывает последние часы жизни Брута Дион Кассий, у которого имелось под руками больше, чем у Плутарха, источников. По всей видимости, он опирался на «Мемуары» непосредственного участника событий Волумния, а также на воспоминания Мессалы, который встречался и говорил о них со Стратоном.

182

Аппиан утверждает, что спаслись четыре легиона республиканцев, но нам это кажется невероятным. Если бы это было так, они обязательно продолжили бы бой. Располагая четырьмя легионами и зная, что значительная часть остальных пятнадцати успела разбежаться, Брут ни за что на свете не отказался бы от дальнейшей борьбы. Гораздо более достоверным выглядит свидетельство опиравшегося на рассказы очевидцев Плутарха, который утверждает, что вместе с Брутом спаслась лишь горстка друзей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});