Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

Они заперлись внутри, двадцать три привилегированных горожанина с третьим уровнем полномочий, — в бункере, рассчитанном на двести человек. Все до единого умерли от удушья к утру. Вентиляционная система, давно требовавшая ремонта и постоянной поддержки, отказала, стоило включить ее.

В сумерках уже миллионы беженцев заполонили основные пути в улей и оказались заперты во вратах Сондара, на входе в Хасский западный и на грузовом маршруте транспортировки руды. Они даже пытались пробраться по железнодорожным туннелям в Вейвейрские врата, но внутренний терминал превратился в пекло после первой же волны бомбардировок, а ворота заклинило.

Другие, отчаявшись, медленно продвигались, обремененные пожитками или ранеными родными, в сторону Террикона и болотистых равнин, а кое-кто прорывался через пока еще не поврежденную станцию на вратах Кроу.

Хасский западный форт все еще был в огне, и его верхушка осыпалась обломками по обе стороны Стены. Тем не менее Стена и сами Хасские врата еще держались, и потоки беженцев тянулись в улей по Хасской дороге под присмотром солдат Вервунского Главного, охранявших поврежденные ворота. Но колонна людей просачивалась внутрь медленно, растянувшись на два километра и все удлиняясь, уходя от Хасских врат во тьму, беззащитную перед неустанными атаками, громящими внешние трущобы. Тысячи погибли, не успев добраться до укрытия, накрытые взрывами, и не меньше — наверное, тысяч восемь или девять — бежали к берегам реки.

Последний изогнутый отрезок стены к северу от Хасского западного форта, известный как Доковая стена, выходил в средние воды, и прохода там не было. Некоторые сгинули в коварных трясинах болота; другие гибли сотнями, пытаясь переплыть сам Хасс. Большинство вжималось в вонючий ил под Доковой стеной, горестно взывая к солдатам, которые ничем не могли им помочь с вершины стены двумястами метрами выше. Почти две сотни людей провели под этим грязным углом стены первые дни осады, страшась двинуться обратно вдоль стены к Хасским вратам. Голод, болезни и отчаяние убили всех до единого за четыре дня.

Сондарские врата были открыты, и основная волна беженцев искала спасения там. Отряды Вервунского Главного, согнанные туда, чтобы контролировать толпу, принимали людей так быстро, как могли, но все же медленнее, чем они прибывали, так что колонна людей протянулась уже на три километра вглубь горящих внешних трущоб.

Многие из замыкающих, уверившись, что погибнут раньше, чем доберутся до укрытия под Щитом, разворачивались и сотнями шли обратно в луга. Не выжил никто.

На площади Маршалов, внутри врат Иеронимо Сондара, войска улья боролись с ошеломляющим наплывом горожан. Сорок процентов прибывших были ранены.

Капитан Летро Карджин, назначенный главным в операции, уже через час был близок к отчаянию. Сперва он пытался сдерживать беженцев в пределах огромной церемониальной площади, но вскоре она оказалась забита под завязку. Некоторые семьи забирались на подножия статуй, чтобы хоть где-то обустроиться. Группа людей пела рабочие песни улья и имперские гимны. Множество дрожащих голосов вперемешку с громом бомбардировки и потрескиванием Щита вверху — все это нервировало его людей.

Казармы Вервунского главного на северо-западе площади, те, что приняли удар в первые же минуты атаки, все еще догорали, но огонь не распространялся. Карджин продолжал воксировать Штабу домов, пока ему не дали особое разрешение от гильдий открыть химический завод Анко на юге площади и здания гильдии на востоке, чтобы разместить излишек людей. Вскоре, однако, новые пространства тоже оказались заполнены. От гильдии имелись вполне определенные распоряжения относительно того, какие из их площадей можно использовать. Люди Карджина, которые закрывали доступ к некоторым зданиям, докладывали о прорывах. Поверх голов раздавались выстрелы. После бойни, которую они пережили снаружи, горстка вооруженных солдат не пугала толпу, и гвардия домов вскоре, пытаясь распределить вновь прибывших, оказалась оттеснена вглубь индустриальных районов. Большинству солдат совершенно не улыбалось расстреливать собственных сограждан. С другой стороны, когда один молодой офицер, разозлившись, открыл огонь по прущей на него толпе и убил двоих, свора закопченных дочерна текстильщиков разорвала на части его самого и шестерых подчиненных.

Карджин исступленно воксировал, прося советов и боеприпасов. К восьми вечера из Штаба домов и Легислатуры поступили новые распоряжения, установившие места для размещения беженцев, спешно обустроенные во внутренних трущобах к югу от Колонны и Коммерции. Ищущие пристанища во вратах Сондара, Хасских и в меньшей степени вратах Кроу теперь заполонили южные секторы улья. Часть домов Легислатуры, собравшись на экстренном заседании в Главном хребте, настаивала, что разместить население наружных трущоб — долг улья. Другие просто-напросто боялись, что главные южные магистрали окажутся запружены людьми и дома не смогут мобилизовать свои армии. Шесть благородных домов предоставили помощь, и продовольствие отправилось вниз по грузовой дороге — на площадь Маршалов и главное городское посадочное поле, куда также переправляли беженцев от Хасских врат.

Уже кое-что, но этого было явно недостаточно. Карджин задумался, осознает ли вообще элита улья катастрофичность ситуации. Имперские девизы, лозунги улья и прочие сообщения успокоительной пропаганды, сверкающие со всех информационных экранов, не могли остановить панику. Карджин был окружен тысячами озлобленных, перепуганных горожан, многие из которых были оглушены взрывами, обожжены до костей, а еще больше — умирали или не могли передвигаться. Остановить поток было невозможно, если только не закрыть врата. Толпа сильно превосходила числом его три сотни людей.

Карджину воксировали из северного угла площади. Там он обнаружил полевой госпиталь, разбитый медиками из какого-то ульевого лазарета. Сотни раненых были уложены на каменной кладке. За ними ухаживали доктора и санитары в карминовых халатах и масках.

— Вы Карджин?

Карджин огляделся. К нему обращался некто в халате и маске. Под маской обнаружилось миловидное личико. Взгляд, правда, был измученный и растерянный.

— Да… доктор?

— Военный врач Анна Кёрт, Общественное медицинское учреждение внутренних трущоб 67/mv. Я здесь старший уполномоченный. Мы пытаемся устроить сортировочный пункт возле повозок вон там, но поток людей слишком велик.

— Я делаю все возможное, доктор, — ответил он ровно.

Он видел тягачи и грузовики, которые тянулись, сверкая фарами и грохоча двигателями, по дороге к казармам, чтобы отвезти тех, кто нуждался в неотложном хирургическом вмешательстве, в полноценные лазареты внутренних трущоб и Нижнего хребта.

— Как и я, — ответила Кёрт без тени улыбки. Воздух был пропитан запахом крови и горелого мяса и полнился жалобными криками. — Госпитали уже заполнены ранеными из улья. Мы понесли огромные потери, прежде чем Щит был запущен.

— Я не знаю, что сказать, — пожал плечами Карджин. — Я следовал приказам и позволил прибывающим хлынуть с площади в близлежащие районы. Но им же конца нет! Наблюдатели со стены докладывают, что очередь снаружи по-прежнему растянулась на три километра.

Хирург застыла на миг, уставившись на забрызганную кровью кладку, прижав руки к губам.

— Я… — начала она, но замялась. — Вы не организуете мне вокс-звонок? Хочу связаться с начальством. Коммерцию эвакуировали, там есть место на полу. Вряд ли они дадут добро, но я хотя бы попытаюсь.

Карджин кивнул. Он позвал воксиста и распорядился помочь хирургу.

— Любая ваша попытка лучше, чем ничего.

Танк взревел и подскочил на вытоптанной траве холма и во весь опор рванул на север, а его башня развернулась, чтобы изрыгать снаряды в горящие позади луга и невидимого врага в хвосте.

Ночное небо было объято пламенем. Огненные хвосты ракет и свистящие снаряды вспарывали небо, летя к улью.

Комиссар Каул сидел в башне несущегося танка, выкрикивая танкистам приказы стрелять. Вокс-связь пропала. Он не мог связаться со Штабом домов. У него осталось сорок два танка из бронетанковой колонны в более чем четыре сотни. Плюс еще пятьдесят, что прибыли от Сондарских врат днем. Ни один из высокопоставленных офицеров бронетанковых войск Вервунской Первой не выжил. Смерть настигла и кадета Фоскера.

Теперь командование перешло к Каулу. Назначив комиссара УКВГ Лангану своим помощником, он перестроил разрозненные остатки танковых войск и направил их назад, к городу. Создалось ощущение, что они бегут, но Каул знал, что это было верным тактическим решением. Там, в лугах, они противостояли охряной волне, необъятному бронетанковому фронту Зойки, надвигающемуся тремя клиньями. Такие жестокие атаки он видел лишь в бытность свою имперским гвардейцем, во время грандиозных схваток на Бальгауте или Коциамине. А за танками густой тучей саранчи двигались полки пехоты…